Михаил Каришнев-Лубоцкий - Тайна Муромской чащи
– Сейчас сориентируемся и дальше пойдем… Найдем компас и – полный вперед!.. По компасу – раз! – и сориентировался…
Гвоздиков дорылся до самого дна рюкзака, но компаса не обнаружил.
– Где же он тут завалялся… – пробормотал Иван Иванович, тщетно ощупывая все рюкзачные закоулки. Но компаса, который он сам положил туда своими собственными руками, нигде не было. Он исчез!
– Странно… – прошептал Иван Иванович, потеряв всякую надежду отыскать пропажу, – очень странно…
Он медленно застегнул ремешки на рюкзаке и снова взвалил его на плечи.
– Ну и как быть дальше?
Вернуться назад он никак не мог, идти вперед без компаса…
И тут Гвоздикова осенило. «Пойду по звездам!» – решил Иван Иванович и бодро вскинул голову вверх.
И вовремя: он успел увидеть, как на небе погасла самая последняя звездочка. Наступал рассвет.
Глава двенадцатая
Маришка тихонько распахнула окно на улицу и, обернувшись, прошептала вглубь комнаты:
– Вылезай скорее!
Поеживаясь от ночной прохлады, хлынувшей в окно, Митя нырнул через подоконник в палисадник. Следом за ним полезла Маришка. Прикрывая за собою окно, она прошептала:
– Теперь за Семкой и Ромкой!
Выскользнув через калитку на улицу, беглецы зашагали к условленному месту. Но Семки и Ромки там не оказалось.
– Не продержались, уснули! – с горечью и обидой проговорила Маришка. – Пусть теперь на себя и пеняют!
– Может быть, еще подождем? – предложил Митя.
Но Маришка мгновенно отвергла его предложение.
– Они теперь до утра продрыхнут, а нам спешить нужно. Люди погибнуть могут, понимаешь? Сама Чаща Муромская погибнуть может!
Маришка перевела дыхание и деловито осведомилась:
– Компас в кармане?
– В кармане, – подтвердил Митя.
– Записку для дедушки и бабушки оставил?
– Оставил.
– Тогда идем! Нам еще Ивана Ивановича догнать нужно, пока он без компаса совсем не заблудился.
И Маришка решительно сделала первый шаг в ту сторону, где их никто не ждал, но ждали необыкновенные приключения и злоключения.
Глава тринадцатая
А теперь, мне кажется, самое время вернуться к нашим лесорубам. Где они? Добрались или нет до заветной цели?
Добрались. Правда, последнюю часть пути до Муромской Чащи бригаде пришлось проделать пешком. Предсказания апалихинских ребятишек стали сбываться, как только грузовик выкатил за село. Сначала лопнула левая передняя шина. Потом правая задняя.
– Все! – сказал шофер, меняя второе колесо. – Запасок больше нет!
– Больше и не понадобятся, – бодро ответил ему Опилкин, – скоро мы приедем. Во-он она Чаща! – И он ткнул пальцем в далекий, чуть видный в знойном мареве, лес.
Машина радостно рыкнула, рванулась с места и покатила туда, куда указывал опилкинский палец.
Но не успели лесорубы проехать и сотню метров, как под грузовиком снова бабахнуло, и его снова перекосило на левый бок.
– Все, – повторил обреченно шофер, останавливая машину, – приехали…
Он вылез из кабины, попинал по шоферскому обычаю осевшее колесо, прошел по дороге несколько шагов назад. Лесорубы, смотревшие на него с любопытством, увидели, как он вдруг остановился и стал носком ботинка ковырять землю. Потом нагнулся и вытащил из нее непонятный предмет, похожий издали на огромную погремушку.
– Что откопал? – крикнул ему из кузова самый старший по возрасту лесоруб.
– Не знаю, дядя Егор… Железяка какая-то ржавая. В колючках вся.
Шофер крутил в руках странную находку и не знал, что ему делать с ней: то ли выбросить подальше от дороги, то ли взять на всякий случай с собою.
Подошедший к нему Опилкин сердито выхватил железяку и, брезгливо осмотрев ее, проворчал:
– Ты что, Баранкин, ни разу в жизни такой штуки не видел?
– Не видел, – честно признался шофер.
– Эх ты! – усмехнулся бригадир, – ведь это же самая обыкновенная булава!
И он отбросил булаву в густой придорожный чертополох.
После небольшого совещания лесорубы решили идти дальше пешком. Егор Ведмедев, как самый сильный, взвалил на себя груз потяжелее. Братья Разбойниковы – одного звали Саша, другого Паша – взяли то, что полегче. А бригадир Опилкин взял все остальное.
– Эх, и жалко мне вас! – не выдержал Баранкин, прощаясь с бригадой. – Пропадете вы там!
– Ты сам не пропади, – буркнул сердито Опилкин.
– Я-то не пропаду! – не обидевшись, ответил шофер. – Встречу попутку, попрошу целую камеру и – айда домой!
Улыбнувшись, он помахал рукой вслед удалявшимся уже от него лесорубам.[2]
Глава четырнадцатая
В Муромскую Чащу они не вошли, а вползли. Тяжеленный груз на плечах с каждым шагом клонил лесорубов все ниже и ниже к земле, пока совсем не свалил их с ног.
Первым упал Саша. Вторым – Паша. Третьим опустился на четвереньки Ведмедев.
– Тут близко… – пропыхтел он Опилкину, – я так дойду…
Один лишь бригадир сумел до самой Чащи удержаться на ногах.
– Потерпите, братцы, – шептал он спекшимися от жары губами, – тут недалече…
До этого «недалече» оказалось полчаса ползком.
– Не послушались детишек, теперь вот расхлебываем! – простонал Ведмедев, роняя свою седую кудрявую голову на мягкую бархатистую траву.
Опилкин, хотя и устал, старался держаться молодцом.
– Дети должны старших слушаться, а взрослые детишек – нет! – огрызнулся он, спихивая с головы прижавший его к земле вещмешок. Потом бригадир помог освободиться от груза братьям Разбойниковым, потом снял поклажу с Ведмедева. – Поднимайтесь, ребятки, обедать сейчас будем.
– Обедать – дело хорошее, – сказал Егор Ведмедев, но не поднялся, а только сел, прислонясь спиной к дереву.
– Поесть не мешало бы, – Саша жалобно посмотрел на брата.
– Сейчас… сейчас встану… – с трудом проговорил Паша и сделал попытку подняться.
– А ты не сразу, не сразу, – поспешил к нему на помощь Опилкин, подхватывая Разбойникова-старшего под локотки. – Куда спешишь?
– За дровами, – ответил Паша, оказавшись вновь на ногах. – Костер нужно запалить, еду греть.
– Ну, ступай, – охотно разрешил бригадир и вручил Паше новенький с белым, не крашеным топорищем походный топорик.
Засунув топорик за пояс, Паша Разбойников двинулся в глубь леса.
– Чуть что – кричи! – посоветовал ему вслед Ведмедев.
– А что кричать? – обернулся Паша.
– Что успеешь, – сказал Ведмедев и предложил три варианта: – «Караул!», «Спасите!», «Помогите!».
– Ладно, – кивнул Паша Разбойников, и кусты за его спиной сомкнулись.
Паша не хотел удаляться от друзей слишком далеко, да в этом и не было никакой необходимости. Деревья, кусты, сухой валежник – все было под рукой. «Сейчас натяпаю охапочку и обратно пойду» – подумал Паша, и рука его потянулась за топором. Но вдруг неподалеку хрустнула ветка, и он испуганно вздрогнул:
– Кто тут?
Из кустов высунулась кудлатая мальчишеская голова и, уставясь растерянно на Пашу, удивленно проговорила:
– Эх, ты-ы!.. Вот это да-а!..
Смущенный тем, что испугался мальчишки, Паша сказал, виновато улыбаясь:
– Фу, леший, напугал! – и уже строже добавил: – Чего по лесу шастаешь?
Пришел в себя и мальчишка. Все еще не вылезая из кустов, он бойко проговорил:
– А ты, дяденька, откуда знаешь, что я леший?
Мальчишка смотрел на Пашу и ждал от него ответа. Но ответа не было. Скорее был вопрос, который при желании можно было прочитать в глазах Разбойникова-старшего: «Леший?! Настоящий леший?!»
Так и не дождавшись от человека ответа, мальчуган выбрался из кустов и подошел поближе.
– Ты кто? – спросил он Пашу. – Заблудший?
Паша несколько раз отрицательно мотнул головой, что должно было означать одно: нет!
Мальчуган подтянул сползавшие домотканые штаны, переступил с ноги на ногу и снова спросил:
– Ты вправду настоящий человек или понарошку им притворяешься?
На этот странный вопрос у Паши тем более не было ответа. Мальчишка, которому не терпелось всласть наговориться с ЗАБЛУДШИМ НАСТОЯЩИМ ЧЕЛОВЕКОМ, начал сердиться:
– Сапоги надел и уже загордился? Погоди, ужо дед Калина тебе язык развяжет!
Мальчишка вдруг засмеялся:
– Сначала развяжет, а потом опять завяжет, в три узелочка!
Такое будущее заставило Пашу заговорить.
– Паша я… – тихо произнес он, пересиливая испуг и удивление.
– А я – Шустрик! – охотно представился житель Муромской Чащи. Он протянул свою руку бедному лесорубу, и тот с чувством, похожим на ужас, пожал ее. Рука была как рука: теплая и немытая, совсем как Пашина, только меньше. Это немного успокоило Разбойникова-старшего, и он снова проговорил:
– А дед Калина кто?
– Как кто? – удивился Шустрик. – Дедушка мой. Его все знают! Но догадавшись, что хотя дедушку Калину и знали все в округе, однако человек по имени «Паша» его все-таки не знал, объяснил поточнее:
– Дедушка Калина – самый главный лешак в Муромской Чаще. Его все слушаются. А кто не слушается… Впрочем, таких у нас теперь нет: все давно позаколдованы.
