Альберт Иванов - Великая тайна Хомы и Суслика
— Туда, — покялял вперёд рулевой капитан.
— Просто так?
— Нет, мы ищем новые привольные места.
— Ну что ж. Плывите. Во всём надо самому убедиться.
И седой Бобр скомандовал другим бобрам, чтобы те открыли в плотине узкий проход для плота Хомы и Суслика.
— На что он намекал? — спросил Хому Суслик, когда плотина осталась позади.
— Не знаю. — На сердце у Хомы было тревожно.
Они плыли и плыли.
Ручей стал ещё шире, заросли камыша и осоки поднялись ещё выше. И шест Суслика лишь кое-где доставал дно.
Чувствовалась близость реки, большой воды.
Появились крикливые нахальные чайки.
Суслик опасливо поглядывал на них. Но им, видимо, вполне хватало мелкой рыбёшки, которую они то и дело выхватывали из воды.
— А нас они не тронут?
— Ты для них слишком велик, — Хома лихо рулил, обходя торчащие из воды коряги.
— Для Муравьёв я велик, — не согласился недоверчивый Суслик, держа свой шест наготове.
— И для меня велик, — подбодрил его Хома. — Ты же выше меня ростом, забыл?
— Я не забыл, — по-прежнему с опаской поглядывал Суслик на задиристых чаек, отнимающих друг у друга добычу. — Да они об этом не знают.
И вот перед ними внезапно открылась река, куда впадал их ручей. Широ-о-кая река!
Кругом бесконечные пароходы, баржи, моторки. Шум, стук, треск!
Дымящие высокие трубы по берегам. Сажа и копоть! А на тёмной воде колышутся, как огромные блины, мазутные разводы…
— Рули назад! — заорал Суслик.
Пять дней они назад добирались, хотя и старились вовсю. Даже Хома своей дощечкой грёб, Суслику помогал. Против точения шли. Поэтому обратная дорога и была столь долгой.
Провожающие, а теперь встречающие, Заяц-толстун и старина Ёж, стояли па том же месте. Будто и не уходили.
Причалили Хома и Суслик к знакомой песчаной косе.
Взглянул Хома на Ежа и Зайца и развел лапами:
— Oт добра добра не ищут. Плохо там, где нас нет! Хорошо там, где мы есть, — добавил Суслик.
Как Хома великую тайну открыл
Заспорили Хома и Суслик о том, кто же всё это сделал: луг, рощу, ручей — ну, всё-всё.
— Может быть, люди? — сказал Суслик.
— Ты вон ту сосну видишь? — спросил Хома.
— Вижу.
— Красивая?
— Очень! — ответил Суслик.
— А избы в деревне видел?
— Видел. И что?
— Человек из готовых деревьев и то сделал неизвестно что! Разве можно сравнить? — И Хома вновь полюбовался сосной.
— Дерево лучше, — признался Суслик.
— Так-то. А нас всех кто сделал? — наморщил лоб Хома. — Даже Зайца нашли в капусте, а тебя вообще неизвестно где!..
Пошли они к друзьям посоветоваться.
Спросили старину Ежа:
— Кто это всё сделал?
— Что — всё? — озадачился Ёж.
— Ну, всё-всё! — И Хома щедро повёл лапой вокруг. Любимая привычка.
— Дождик, — бойко ответил Ёж. — От него всё растёт: деревья, орешник, трава. Даже грибы! Белые, — облизнулся он.
— А кто дождик сделал?
— Туча.
— А тучу кто? — допытывался Хома.
— Ветер, — твердил старина Ёж.
— А ветер?..
Не смог ответить Ёж, хоть и пожил на свете немало. Лет восемь или девять. Не помнит — сколько.
Пошли они втроём — Хома, Суслик и Ёж — к Зайцу.
Спросили и его:
— Кто всё на свете сделал?
— Солнце, — не задумываясь, ответил Заяц-толстун. — Без него всё замёрзло бы.
— А кто солнце сделал? — строго спросил Хома.
Тут-то все они и приумолкли.
Великая тайна!
— А ты сам-то ответь, — обиженно опомнился старина Ёж. — А то лишь только спрашиваешь. Сам-то хоть знаешь?
— Догадываюсь…
— Кто?
— Кто-то, — тихо ответил Хома. — Само собой ничего не делается. Раз это есть, — он снова привычно повёл лапой вокруг, — значит, Кто-то сделал!
— Ну, кто? — в сердцах вскричал Заяц-толстун.
Но Хома, прищурившись, смотрел на небо, словно ожидая ответа.
По голубому небу плыли чередой белые облака, и солнце то сверкало, то не сверкало. Стрекотали кузнечики, шелестела трава, что-то напевал ветерок. И было так замечательно!..
Молча разошлись друзья по домам. Подумать, поразмышлять не спеша. Думать лучше в одиночку — гвалта меньше.
И с тех пор так сладостно было Хоме думать, что есть Кто-то на свете, кого ты даже не видел, а Он заботится обо всём. Если Он всё это сделал, значит, не бросит просто так, не оставит, не забудет. И уж, конечно, постарается, чтобы всё было хорошо.
Ведь иначе и быть не может. Вон даже глупая Ворона гнездо себе из палок соорудит и заботится о нём, хлопочет, дыры латает.
А тут — целый свет! Если о нём не заботиться, враз рассыплется. Тот, кто всё-всё сделал, обязательно позаботится. На то Он и великий хозяин.
Неужели не ясно?
Так что скажи спасибо, когда слать ложишься. И помни, ты потому спишь спокойно, что Кто-то не спит.
Как Хома в приметы верил
Живут себе на лугу в своих норках, между полем, ручьём и рощей, хомяк Хома и его лучший друг Суслик. Хотя Суслик и выше Хомы ростом, зато Хома на целых полгода старше. А старшие знают больше. У старших — опыт. Большой опыт у Хомы. Огромный!
Но Суслик не всегда это признаёт.
— Ты веришь в приметы? — спросил его как-то Хома.
— Ну ты меня огорошил! — Суслик чуть горохом не подавился. — В какие ещё приметы?
— В разные, — сказал Хома.
Они с Сусликом на Дальнем поле, за рощей, были. Горох рвали. Что рвали, то и съедали. Понемножку. По горсти.
— В приметы?.. — Суслик опасался какого-то подвоха. — И верю, и не верю, — нашёлся он.
— Я тоже, — кивнул Хома.
Они замолчали. Тут дело такое: либо говори, либо ешь. А впрочем, они почти наелись. Да много ли гороха-то нужно? Чуть поменьше своего веса. Каждому.
— А какие они… эти приметы? — не выдержал Суслик. Любопытство пересилило. Оно его всегда пересиливало. Видать, оно было сильнее его.
— Ты что имеешь в виду? — деловито спросил Хома. Ему и в голову не приходило, что он Суслика в тупик поставил.
— Ты сам в какие приметы веришь? — хитрил Суслик, пытаясь понять, о чём всё же Хома говорит.
— Во многие, — ответил Хома, бросая в рот последнюю горсть гороха.
— Ну, назови хотя бы одну, — небрежно сказал Суслик.
Хома недоумённо посмотрел на него.
— Если листья начинают желтеть, значит, скоро осень. А если рябина вся красными гроздьями усыпана — зима будет холодной.
— Ах, вот ты о чём! — приободрился Суслик. — Это я и без тебя хорошо знаю.
— Ну да. Приметы такие. А вообще это — никакие приметы. Осень и зима всегда наступают. Каждый год. От них никуда не денешься!
— Ты сказал: «Никакие приметы», — вкрадчиво заметил Суслик. — А какие ещё бывают, кроме никаких?
— Какие, какие! — разворчался Хома. — Плохие и хорошие.
— Плохие… — задумался Суслик. — Погляди, цветы головки закрывают. Это, по-твоему, какая примета?
— Тоже никакая, — пробурчал Хома. — Это к дождю.
— Как же — никакая? Чего нам хорошего от дождя! Выходит, плохая примета.
— Ты скажи, можем мы тут что-нибудь изменить? — рассердился Хома.
— Нет, — снова подумав, ответил Суслик. — Значит, настоящую плохую примету можно как бы перехитрить? Да?
— Конечно.
— Не знаю, не знаю… Тогда напомни-ка мне о настоящей плохой примете.
— Пожалуйста. Чёрная кошка тебе дорогу перебежит — очень плохая примета. Сразу назад поворачивай, и беды как не бывало.
— А если белая кошка?
— Ну… Это опять никакая примета. Ни хорошая, ни плохая.
— А по-моему, что чёрная, что белая кошка — примета хорошая.
— Почему? — удивился Хома.
— Хорошо, что дорогу перебежала и ты её увидел. Плохо, если не перебегала дорогу и затаилась где-то поблизости. В засаде.
— Думаешь? — оторопел Хома.
— А чего тут думать! Затаилась бы и напала. Нет, это очень хорошая примета, когда кошки дорогу перебегают.
— Фу ты, ну ты, — пришёл в себя Хома. — Неужели тебе непонятно, раз кошка дорогу перебежала, значит, она здесь, поблизости, появилась, а раньше её здесь вовсе не было!
— Ладно, — не сдавался Суслик. — Но ты же говорил только о чёрной кошке! А белой ты не боишься?
— Боюсь. Но чёрная кошка потому плохой приметой считается, что она незаметней. Особенно ночью. А белую-то разглядеть можно и удрать!
— Верно, — нехотя согласился Суслик. — Твоя взяла. А теперь ты мне давай про хорошую примету напомни.
Призадумался Хома. И ничего тут странного нет. Почему-то плохих примет больше, хорошие не сразу вспоминаются.
— Посуда бьётся — к счастью! — наконец вспомнил Хома.
— Твоя или моя? — всерьёз заинтересовался Суслик.
— Любая, — отрезал Хома.
— Ничего подобного.
