Эдуард Лабулэ - Сказки
— Вот забавный простофиля, — воскликнул Сигизмунд. — Я римский император, надеюсь, моё слово больше значит, чем слово какого-нибудь монаха.
Весь собор разразился смехом, в ожидании того, когда он сожжёт нашего мученика. Не это ли свойства французского ума?
— Совершенно; но расскажите мне что-нибудь о вашей литературе; правда ли, я слышал, будто Шаффарик и Палацкий пробудили в вас любовь к своей старине и заставили проявиться народному самосознанию?
— Не одни они, — возразил Степан. — Я надеюсь, — продолжал он, — что мы скоро возвратим опять силу знаменитому закону Матвея, по которому всякий, кто не говорил по-чешски, изгонялся из страны, как изменник, причём у него отбиралось всё его имущество.
— Но это уже значит заходить слишком далеко со своею любовью к филологии, — заметил я.
— Примите во внимание однако же, — возразил он, — что мы обладаем превосходным языком и литературой. Сыны Востока, мы принесли с собою его сокровища. Легенды, сказки, поэтические произведения, как и музыка, наше достояние. Немцы только грабят нас.
— У вас есть сказки?
— Спросите-ка у бабушки, так она вам будет говорить о них до завтра. И они у нас собраны: Кульда, Мали, Дакснер, госпожа Ниймен издали их, а Венциг перевёл их на немецкий язык;[5] вы можете, когда вам будет угодно, взять почитать у меня эту книгу.
— Я скорее хотел бы послушать вас. Сказка в книге — это то же, что высушенный цветок, тогда как в рассказе она точно не сорванный ещё цветок, со всею свежестью и прелестью.
— Хорошо, мой гость! Я постараюсь угодить вам; бабушка и Катенька со своей стороны сделают то же, и когда вы возвратитесь во Францию, то вы расскажете французам сказки их друзей, чехов.
Я начинаю сказкою одного студента, имеющей такое название: Доволен ли ты? или История носов.
I. Доволен ли ты? или История носов
Жил-был некогда в Девитце, в окрестностях Праги, один богатый и причудливый фермер, имевший хорошенькую дочь, уже невесту. Пражские студенты (их было в то время до двадцати пяти тысяч) часто посещали Девитц, и не один из них согласился бы пойти за сохой, лишь бы только сделаться зятем фермера. Но как это было устроить? Первое условие, которое требовал хитрый крестьянин от всякого вновь нанимавшегося работника, было следующее: «Я нанимаю тебя на год, т. е. до тех пор, пока кукушка не возвестит своим пением о возвращении весны; если в течение этого времени ты хоть раз скажешь мне, что ты недоволен, то я отрезаю тебе кончик твоего носа. Впрочем, — прибавил он, смеясь, — я даю тебе такое же право надо мною.» И он не упускал случая привести свои слова в исполнение. Прага была полна студентов с приклеенными кончиками носов, что не мешало, однако же, оставаться рубцу и не спасало их от злых насмешек. Перспектива возвращения из Девитца обезображенным и смешным могла хоть в ком поохладить страсть.
Некий Коранда, довольно-таки неуклюжий парень, но хладнокровный, хитрый и продувной, все качества, представляющие недурное ручательство за успех, решился в свою очередь попытать счастья. Фермер принял его со своим обыкновенным радушием и, заключив условия, послал его в поле работать. Когда наступило время завтракать, то позвали всех других работников, но постарались забыть при этом нашего парня; сделали то же самое в обед. Коранду это нисколько не рассердило; вернувшись домой, он, в то время как фермерша ходила кормить куриц зерном, снял в кухне с крюка огромный окорок ветчины, с квашни огромный хлеб и снова отправился в поле, намереваясь там пообедать немного и соснуть…
Когда он вечером возвращался домой, фермер, завидя его, закричал ему:
— Доволен ли ты?
— Очень доволен, — отвечал Коранда, — я пообедал получше вашего.
Но вот бежит фермерша, крича о пропаже, а наш парень принялся хохотать. Фермер побледнел.
— Вы недовольны? — спросил его Коранда.
— Окорок не что иное, как окорок, — возразил хозяин. — Я не беспокоюсь о такой малости.
Но с этих пор уже старались не оставлять не евши нашего студента.
Наступило воскресенье. Фермер и его жена сели в повозку, чтобы ехать в церковь, и сказали мнимому работнику:
— Ты позаботишься об обеде; ты положишь в чугунник вот этот кусок говядины и прибавишь туда луковиц, моркови, цибулей и петрушки.
— Хорошо, — сказал Коранда.
На ферме была маленькая собака, любимица хозяев, которая называлась Петрушкой. Коранда убил её, снял с неё шкурку; и мастерски сварил её в бураке. Возвратившись, фермерша кликнула свою любимицу, но увы! она нашла только окровавленную шкуру, повешенную на окне.
— Что ты сделал? — сказала она Коранде.
— Я сделал то, что вы мне приказали, хозяюшка: я положил в чугунник говядину, лук, морковь, цибулей и Петрушку.
— Негодный дурак! — закричал фермер. — И у тебя хватило духу убить это невинное создание, которое составляло радость всего дома!
— Вы недовольны? — спросил Коранда, нынимая свой нож.
— Я не говорил этого, — возразил простак. — Мёртвая собака не что иное, как мёртвая собака.
И он вздохнул.
Несколько дней спустя фермеру и егто жене пришлось отправиться на базар. Так как они уже не доверяли своему ужасному работнику, то они сказали ему:
— Ты останешься дома и смотри, делай только то, что будут делать другие.
— Хорошо, — ответил Коранда.
Во дворе фермы была небольшая пристройка, крыша которой уже давно угрожала падением. В этот день пришли каменщики поправить её и, как всегда, начали прежде всего с того, что разобрали её. Мой Коранда, следуя примеру хозяина, берёт лестницу, лом и входит на совершенно новую крышу дома, И вот драницы, доски, гвозди, железные своды — всё полетело вниз. Возвратившись, фермер нашёл крышу совершенно прозрачною, как решето.
— Негодяй! — воскликнул он. — Какую ещё новую штуку ты сыграл со мною?
— Я послушался вашего приказания, хозяин, — возразил Коранда, — вы сами сказали мне, чтобы я делал только то, что будут делать другие. Разве вы недовольны?
И он вынул свой нож.
— Доволен, доволен, — сказал фермер, — отчего бы мне быть недовольным? Несколько досок больше или меньше не разорят меня.
И он вздохнул.
Вечером фермер и его жена начали говорить друг другу, — что пора бы им отделаться от этого олицетворённого дьявола. Будучи, однако же, рассудительными людьми, они никогда ничего не делали, не посоветовавшись предварительно со своею дочерью, следуя тому общепринятому в Богемии мнению, что у детей всегда больше ума, чем у их родителей.
— Батюшка, — сказала Елена, — я пойду рано поутру, спрячусь на большое грушевое дерево и стану громко куковать; ты же скажешь Коранде, что год истёк, так как уже поёт кукушка, расплатишься с ним и отпустишь его.
Сказано — сделано. С утра уже услышали в деревне жалобный крик весенней птицы: ку-ку, ку-ку.
Фермер, конечно, казался изумлённым.
— Ну, мой милый, — сказал он Коранде, — вот уже наступила новая пора года; ты слышишь, там на грушевом дереве поёт кукушка; пойдём, я расплачусь с тобою, и мы расстанемся друзьями.
— Кукушка, — сказал Коранда, — я ещё никогда не видел этой прекрасной птицы.
И он побежал к дереву и со всей силы начал его трясти. Раздался крик, и с дерева упала молодая девушка, благодаря Бога, отделавшаяся одним испугом.
— Злодей — закричал фермер.
Вы недовольны? — спросил Коранда.
— Несчастный! Ты чуть не убил мою дочь и ещё хочешь, чтобы я был доволен; я вне себя от гнева; убирайся скорое, если ты не хочешь погибнуть от моей руки.
— Я уйду, но не прежде, как отрезавши вам нос, — сказал Коранда. — Я сдержал своё слово, сдержите же вы своё.
— Гей! — сказал фермер, закрывая лицо руками, — согласен ли ты получить хороший выкуп за мой нос?
— Идёт, — отвечал Коранда.
— Хочешь, десять баранов?
— Нет.
— Два быка?
— Нет.
— Десять коров?
— Нет, уж я лучше отрежу вам нос. — И он стал точить на пороге свой нож.
— Батюшка, — сказала Елена, — ошибка сделана мною, мне же её следует и поправить. Коранда, согласны вы получить мою руку вместо носа моего отца?
— Согласен, — ответил Коранда.
— Я делаю при этом одно условие, — сказала девушка, — все последствия договора я беру на себя. Первому из нас, кто не будет доволен своим супружеством, отрежут нос.
— Хорошо, — сказал Коранда, — впрочем, я желал бы скорее, чтобы это был язык, но после носа мы дойдем и до этого.
Великолепнее их свадьбы до сих пор не видели в Девитце, и никогда ещё не было более счастливого супружества. Коранда и прекрасная Елена были примерными супругами. Никогда не было слышно, чтобы кто-нибудь из них жаловался; они любили друг друга, держа постоянно ухо востро и, благодаря своему остроумному договору, сохранили в течение своей жизни свою любовь и свои носы.
