StEll Ir - Сказки детского Леса
– Нет, – говорит Летун. – У меня пока есть мало-много ли дел. Мне сплав сковороды покою не даёт, поди не первый век его тут калят, а почти не изношенный, дознать состав, так на корпус первое дело б было!
– Годится! – отвечает солдат. – Ты как, Знай?
– В идеале, – говорит Знай. – Я такую бесконечность, как тут кругом по сторонам только в мыслях представлял, а видеть её как у себя в кармане и не мечтал даже.
– Здорово! – говорит солдат. – Видь тогда. А я в таком случае сапоги пока починю.
И вот сидят – солдат сапоги чинит, Знай в бесконечность глядит, Летун сковороду на искус пробует. Совсем ведь не трогают никого, каждый делом своим занят в тишине, а у чертей опять некомфорт: чего это они расселись на заповедной сковороде, как на поляне с избушкою – может не горячо? Так нет, добавляли до сильного жару, посылали чёрта тайного невидимо проверить-опробовать. Проверил. Опробовал. По остатку хвоста еле восстановили потом работника, а этим и понятия нет – сидят все в делах! Чертям отчего-то и работа стала не мила, когда рядом такое безобразие творится, пришлось старшего по отбору мук чёрта вызывать. Тот пришёл. В пиджаке. Всё как положено – в галстуке и носках. Но тоже видать по поведению: чёрт.
– Это что? – говорит всем троим. А сам от натуги слегка задыхается: – Мне хамить? Отчего не в носках! Всех и всем покажу!!!
Нервничает это он так немного и как крикнет тогда:
– В жернов самый их! В пузо мамоново!
– Каблук придётся менять, – говорит ему с сожалением лёгким солдат. Оторвался от работы на шум, смотрит, стоит перед ним – привидение. – Определённо менять! Смотри, Знай, кого к нам принесло. Это не ты часом там с бесконечностью балуешь?
– Это чёрт, – отвечает Знай. – Су́тул-Бабай. Восьмой квант от волны. На схлопе.
– Чадит больно, – заметил Летун. – Поршневые его, кажется, сильно запущены. Барахлят.
И оказались все втроём в гостях у правил, к которым и сам чёрт редко носа суёт. Вокруг – чудо. И куда ни глянь такие чудеса, что при малых не можно и сказывать. Красо́ты – одна щедрее другой и все словно наизнанку повывернутые.
Ну да кто бы пугался, да не те, кто сами мир стряпать умеют и устройство его понимают мал-мало совсем.
– Тут в карты играть точно потом! – сказал сразу солдат. – О, ведь сколько, понимаешь, бывает на свете делов!
Освоились понемногу, и каждый за своё приступил. Благо подручного материала здесь не то что на пустой сковороде. Летун с искорёженья да руд материалы стал собирать и детали в порядке готовить. Знай перекроил какую-то местную палку-копалку на перо, вздохнул и сел книгу о человеческих технологиях налаживать. А солдат из запчастей-повсюду стал людей собирать.
Вот тогда у чертей терпение и кончилось. Посмотрели они на дело такое день, два, три и вот в ночь, когда солдат, Знай, да Летун спали с усталости, выписали их из царства мёртвых наверх, на землю, пока они тут окончательно всё не переделали сгоряча.
Очнулись они уже на земле. Стоят, головами качают, а у самых ног вход в чёрну дыру остался. И дым над дырой в земле курится.
– Тьфу! – говорит солдат вниз, обнялись они все втроём и пошли по дороге песню горланить.
А Горе уже на месте, рядом вприпрыжку.
«Ну как?», с надеждою в голосе спрашивает.
А само уж не так хорохорится, потому как по песне уж видно – никак!
– Ну и что? – говорит солдат. – Чего с нами-то не полезло? Я уж стосковался там по тебе.
– Чего-чего! – говорит Горе. – Ничего! Я может пожилое Горе для таких экскурсиев.
– А! Пожилое! – отвечает на то солдат. – Это ничего. Это мы поправим со временем. Давай третий по счёту урок! Варианты не кончились?
– Солдат, чего ты вообще ко мне привязался? – объявляет Горе. – Я вообще-то не к тебе, а к царю было послано. В награду за пастушка, который на свирели и без царя неплохо играет. Ты, спрашиваю, с какого бока на мою голову объявился?
– Незачем было на царевых дитёв хититься! – отвечает солдат. – Они хоть царевы, а дети. Младшой горшка ещё не до конца одолел, а ты уж на них не с того взялось зариться, а вдруг как царь спятил бы да не утерпел бы искус? Тебе ж не раз поясняли, наверное, не выходить за рамки своей компетенции! Вот и терпи. Давай задание, если не позабыло ещё, как оно делается.
Задумалось Горе.
– Через три дня прийду! – говорит. – Сбирайся с силами, солдат. Могила тебя не извела, так найду тебе дело почище в сто крат. Уж знаю чего, только в тонкостях сомневаюсь. Небось – не обрадуешься!..
И сгинуло.
– Ну что ж! – говорит солдат. – Нам сбираться, што голому подпоясаться. Пошли, ребята, до дому уже. Порядком попутешествовали…
– Стой! – говорит тогда Знай. – У меня дома нет, но я дома всю жизнь. А до вас пока идти не могу – у меня дело чуть за краем земли. Надо сходить посмотреть.
– А я дома в покойники вписанный, – говорит Летун. – А у меня в голове теперь сверхтехнологии вложены. Мне опробовать их – тоже край! Я в город, какой побольше, пойду. Из железа лётного крылья строгать.
– Ну что тут поделаешь, – говорит солдат. – Знать пришла нам пора попрощаться до времени. Бывайте, друзья мои добрые товарищи! Много мы стерпели вместе, буду вас дома в гости ждать. А как не застанете меня – в походе значит, скоро вернусь. А там свидимся!
На том и порешили. А тут и дорога о трёх ветвях под ногами уже. Камень, всё, как положено. «Направо», написано, «себя потерять», «Налево – блаженным быть», а «Прямо – конец всему!».
– Выбор богат до привычного! – сразу понял солдат. – У чертей такой же примерное было ассортимент.
– Я направо пойду, – говорит Знай. – Мой край света там.
– А я налево, – сказал Летун. – Авось город подходящий как раз и найду.
– Ну, а я до дому, – говорит солдат. – Мне всё прямо идти.
Попрощались они друг с другом, пожелали удачи в пути и направились по трём разным путям.
И вот идёт солдат дальше один, в поле ночует, в лесу посвистывает, на пригорках в небо глядит. День идёт, два, три, вот уже за далёким леском деревеньки родной дымки запоказывались. А тут Горе как раз. Уже здесь. Рядом сидит. С дорогою. И неказистое такое, как раньше даже не было. «Потрясло, видать, моё Горюшко, пока добывало обузу-то мне!», пожалел даже Горе солдат в уме. Присел рядом.
– Ну, нашло? – говорит. – Разрешение для сомнений-то?
– Как не найти, – отвечает Горе, а само уж и дышит чуть не через раз. Но ещё немного ерошится: – Ты воздуху в рот набери, говорит, чтоб не поплохело с внимания. Жениться будешь на мне! Во!.. Ну как?!!!
– Определённый страх! – отвечает солдат. – Только воздуху-то зачем было набирать? Жениться дело хорошее, союзное. Хоть пять раз! Счастье ты моё ненаглядное!!! Прямо счас и начнём?
– Солдат, ты очнись-то хоть в жизни раз! – посоветовало Горе в отчаянии. – Не пять, а один! Ты хоть посмотри внимательно, кто перед тобой вот это вот есть! Я ж Горе, – говорит, – твоё, а не соловьиная трель!
– Не горячись! – отвечает солдат. – Теперь не можно Счастье моё Горем называть. Я и сам понимаю, может быть, в чём вкус, в чём не вкус. А три загадки твои по уговору выполнил, значит, правда теперь моя! И звать тебя теперь Счастьем, и стремиться тебе всегда теперь к красоте самопроизвольно. Счастье оно завсегда ведь красивое!
– Пошёл ты, солдат, со своей красотой! – отвечает Горе в сердцах. – За название был уговор, а за поведение уговору никакого и не было. Зови, как хочешь, а буду, как есть!
– И правильно, – говорит солдат. – Будь! Ты у меня и так краше всех, Счастье моё!
– Погоди, не части́ с обзывательствами-то! – еле держится Горе уже на ногах. – Мы до деревни ещё не дошли и свадьбу не спраздновали.
– А у меня главная свадьба – моё согласие, – отвечает солдат. – И свадьбу сыграем, и всё будет, как положено.
– А как же краше нет? – взмолилось Горе. – Когда посмотри! Ручки тонюсеньки, ножки тонюсеньки, за ухом умею ногой чесать и старенькое уж поди совсем!
– А ты доблестями не в самый туг хорохорься. Скромнее держись, – говорит спокойно солдат. – Ты сколько лет от роду старое уж? Все семнадцать? Порядочный срок, нечего сказать! Что ж мне тогда с моими семьюдесятью делать прикажешь? А за ухом правым левой пяткой чесать – это да! Не в каждом такой талант зарыт. Ну это каждому своё на свой век выдано преимущество. А лицом беленькое, моё ты сокровище. Не даром меня по тебе грусть у всех чертей пробирала.
– А вот хвост? – достало Горе свой последний весомый довод.
– Да где ж хвост, – отвечает солдат. – Ты само на себя-то хоть раз оборачивалось? Ты уж не путай хво́ста с косой. Коса тёмная, мне по вкусу как раз. Не горюй больше совсем!
– Правда, поди? – спрашивает его тогда Счастье, которое бывшее Горе. – И у чертей тосковал?
– Верней не бывает. Скучал, – отвечает солдат.
***Так и вышло вот – с тех пор Горе Счастьем и зовётся. А солдат, который за него в ответственности и до сих пор у нас в деревне живёт, чего ему! Зной-дракон к нему в гости наведывается. В карты сидят или в дело какое летают. Знай не раз заходил и Летун. Летуна на деревне приметили-то поначалу – чуть по колодцам только с испугу не перепрятались. Но солдат всем тогда объяснил, как на тот свет их троих всех не приняли. Люди поверили, отошли. Детвора с Летуном змеев по облакам стала пускать, пока он опять в город большой не ушёл – полёт свой ладить.
