Дмитрий Емец - Таня Гроттер и птица титанов
Сразу три головы Бриарея наклонились к уху Тани. Лучше бы они этого не делали, потому что Таню едва не смело с ладони их шепотом.
– П-ица ти-анов давно не выле-ает за гусени-ами! О-а воо-ще не мо-ет уле-еть!
– Почему?
– Пти-а ти-анов сидит на гнезде! П-ица ти-анов мо-ет отло-ить одно яйцо раз в пять ты-яч лет! Яйцо о-ень уязви-о! Оно не мо-ет прохо-ить сквозь землю и не выдержи-ает огня! П-ица его никогда не бро-ит! Даже если ее будут пытаться убить! Защи-и ее, Та-я Гро!
Сосна погасла. Бриарей отбросил ее, как сгоревшую спичку. Таня услышала шипение: остатки дерева упали в воду.
– Приго-овься! Мы вас отправ-яем! – услышала она из темноты голос титана.
– Нас размажет! Грааль Гардарика! Блокировка на телепортацию!
– На-а сила древ-ее Гарда-ики! Приго-овься!
Что было дальше, Таня толком не могла описать. Кажется, все три гекатонхейра шагнули друг к другу и переплелись руками. Не было ни вспышек, ни семи радуг, ни мелькания. Вообще никаких особенных ощущений. Просто все вдруг исчезло.
Глава 19
Москва – Архангельск, седьмой вагон
Человек, много и без жалости к себе работавший, не жалевший себя или много страдавший, но не сломавшийся, на всю жизнь становится особенным. Его ни с кем не спутаешь. Он металл, побывавший в плавке и принявший определенную форму.
Самое страшное для металла – испугаться неминуемой боли плавки и на всю жизнь остаться простой железной рудой.
Сарданапал Черноморов (дневниковая запись)Тудук-тук-тук…
Таня Гроттер осторожно открыла глаза. Щеку что-то кололо. Ага, перья! Она лежала на животе, лицом уткнувшись в продавленную подушку. Она перевела глаза выше. Взгляд споткнулся о поцарапанный край столика, о который кто-то открывал бутылки. Бряцала лежащая на столике ложка, качался недопитый чай в стакане.
Тудук-тук-тук…
Таня рывком села, готовясь защищаться. На нее никто не нападал. Она была в вагоне, который медленно полз куда-то. Стекло забрызгано грязью. С верхней полки свешивается чья-то рука. Пальцы с обкусанными ногтями. На среднем пальце – широкое кольцо с бороздкой для стекания неудавшихся искр.
Таня осторожно тронула эту руку. Рука была теплая. Она тронула ее чуть сильнее, и с полки свесилась голова Ваньки. На лбу у него была царапина. На носу еще одна. Кажется, кто-то пытался отгрызть ему нос, но немного не довел до конца своего похвального начинания.
– О! Проснулась! – обрадовался Ванька.
– Проснулась?
– Ты спала три часа! Я тебя не будил!
Нога в полосатом носке нашарила свободное пространство между чаем и ложкой. Ванька наступил на столик и ловко спрыгнул вниз.
– Как ты выжил? – спросила Таня.
– Меня не поделили! Поначалу на меня навалился очень толстый хмырь. Я засунул кулак ему в горло. Он начал давиться и не мог захлопнуть рот. Потом хмырей спугнули мертвяки, а мертвяков – Опухший Дядя. Это то же самое, что Синий Дядя, но немного побольше. Разика так в четыре и питается как раз мертвяками… Ну а затем меня очень кстати телепортировали! Только я так и не понял кто!
– Гекатонхейры! Они считают, что птице титанов угрожает опасность. Послали нас ее защищать! – объяснила Таня, размышляя, как велика древняя магия. Перенесли их через весь континент, да еще и попали точно в вагон, не размазав по пути!
Тудук-тук-тук… Протащилась деревушка с синими заборами.
Таня вытерла ладонью лоб.
Кроме Тани и Ваньки в купе был всего один пассажир. Деятельный, нервный в движениях мужчина с несимметричными залысинами, грустно читавший газету. Таня подумала про него, что вот человек, который дошел до края книжной премудрости, покачнулся и ухнул вниз. Жалкого крика никто не услышал.
Ванька сбегал к проводникам и вернулся с двумя стаканами в подстаканниках.
– Осторожно, кипяток! Вот два чая навязали… У тебя лопухоидные деньги есть?
Таня мотнула головой.
– Зачем они мне? Что за поезд, узнал?
– Москва – Архангельск, 7-й вагон.
– До Архангельска далеко?
– Часов десять… Мы до конца? – спросил Ванька.
– А я откуда знаю?
Таня тревожно оглянулась на мужчину с газетой. Тот не проявлял к их разговору интереса. Душа его бродила между газетных статей, послушно ужасаясь и радуясь там, где это предписывалось редакцией. Вскоре он свернул газету, положил ее на край стола, забрался на верхнюю полку и уснул.
Ванька выпил чай, отыскал в кармане пятирублевую монету и принялся терпеливо размножать ее клонирующим заклинанием. Вскоре к ним прикосолапил карапуз, сбежавший из соседнего купе от уснувшей мамочки. Карапуз соблюдал все ритуалы детского кокетства. Долго заглядывал из коридора и отворачивался, когда на него смотрели.
– Привет! – Ванька нахлобучил себе на голову подушку. – Ты меня не видишь? И я тебя не вижу!
Карапуз перестал прятаться, и затеялась бесконечная игра. Малыш бил Ваньку по колену игрушечной машиной, а Ванька закрывал лицо руками и повторял:
– Ой-ой-ой, как страшно! Какой ты сильный!
Карапуз ржал, отскакивал на два шага, а потом все повторялось в прежней последовательности. Таня подумала, что Ванька – единственный из всех известных ей молодых людей, который способен переносить чужого ребенка дольше полутора минут.
После того как Валялкин получил по колену в двадцать второй раз, а карапуз в двадцать второй раз услышал, что он очень сильный, Таня потеряла терпение.
– Тебе не приходило в голову, что бить человека по колену острым краем машины – это больно? – поинтересовалась Таня, ловя руку карапуза.
Спросила, как ей показалось, вежливо. Да и понять ее малыш, которому было от силы года два, едва ли смог. Но он неожиданно расплакался, бросил машину и выскочил из купе.
– Зачем ты это сделала? Он же радовался! – удивленно спросил Ванька.
Таня дернула плечом.
– Я сейчас отрежу ему голову и тоже буду радоваться!
– Я тебя совсем не понимаю! Ну просто совершенно! – беспомощно сказал Ванька, выглядывая в коридор, по которому, капая слезами и соплями, удалялся карапуз.
Таня испытала дикое раздражение. И на карапуза, и на Ваньку, но больше на саму себя.
– Так двинь меня! – предложила она.
– В смысле?
– Да без всяких смыслов! Мне кажется, если бы ты меня двинул – было бы лучше.
Таня вспомнила теорию Ягуна. Играющий комментатор утверждал, что перед тем, как связать свою жизнь с какой-нибудь девушкой, надо попросить девушку сделать что-нибудь очевидно бессмысленное, например, сварить суп из тряпки. Если послушается без лишних вопросов – будет хорошей женой. Если же будет крутить пальцем у виска или упрямиться – лучше расстаться сразу, пока не стало слишком поздно.
Помнится, Таню эта теория заинтересовала. Хотя бы потому, что Лоткова ни за что не стала бы варить суп из тряпки.
– А хорошая жена – это какая?
У Ягуна и тут нашелся ответ.
– Вариантов только два! Послушная или, на худой конец, умная! – моментально отозвался он.
Вот и сейчас, глядя на вздрагивающую природу в проплывающем завагонье, Таня размышляла, является ли она послушной или, на худой конец, умной.
– Что это он с собой тащит? – неожиданно спросил Ванька.
– Кто он?
– Дядька с газетой!
Таня задрала голову. На багажной полке лежал огромный медный круг, покрытый сложной вязью. Изредка по кругу, бликуя, пробегала искра.
– Есть у меня одно нехорошее подозрение!.. Что это кольцо Эвмеда! – сказала Таня.
Ванька озадачился.
– А кто такой Эвмед?
– Без понятия. Кто-то, кто любил маленькие колечки. Помоги его снять!
Ванька вспрыгнул с ногами на столик, но, едва он коснулся кольца, его отбросило. Ванька поднялся, отряхнулся и опять полез к кольцу. Упрямства ему было не занимать. Недаром Ягун шутил: «Как заставить Ваньку попасть под машину? Надо сказать: «Вань, вот пешеходный переход!» Может, и за Таней он ухаживал из того же упрямства.
На сей раз Ванька коснулся перстня скомканной газетой. Газета запылала. Ванька залил ее недопитым чаем и потянулся за подушкой. Подпалить подушку Таня ему не позволила. Она ненавидела запах паленых перьев.
– Уже ясно! Кольцо подпустит только меня! – Таня спустила перстень Эвмеда с полки. Поставленный боком на пол, он доставал Тане до середины груди.
Желая проверить, достаточно ли в перстне энергии, Таня стала припоминать какое-нибудь несложное заклинание. Самой безобидной магией, которую она знала, было заклинание для завязывания шнурков. Таня развязала шнурки и, убедившись, что они нигде не касаются друг друга, громко произнесла:
– Бантикус трибантикус!
По рунной вязи перстня Эвмеда пробежала крупная, с тыкву, искра, однако шнурки так и остались незавязанными. Не сработало! Таня уже открыла рот, чтобы повторить, но Ванька, кашлянув, коснулся ее локтя.
– Чего тебе?
– Да ничего. В окошко посмотри!
За грязным стеклом вагона медленно проплывали завязанные бантиком телеграфные столбы с болтавшимися проводами.
