Александр Дюма - Сказки
Нянька
Однажды вечером кормилица так увлеклась любезностями садовника, с которым она гуляла, что только в полночь вспомнила о Германе, который оставался совершенно один еще с семи часов вечера. Она немедленно поспешила домой. Хотя упреков со стороны графа и графини, нисколько не заботившихся о мальчике, кормилица не опасалась, но она сама сознавала, что поступила нехорошо, и собственная совесть не давала ей покоя. Подойдя к двери, кормилица успокоилась. Все было тихо, и она была уверена, что ребенок, наплакавшись, уснул от утомления.
Она тихонько открыла дверь и вдруг вся задрожала. У колыбели Германа неподвижно стояла бледная женщина с распущенными волосами, тихо укачивая ребенка, а бледные ее губы напевали какую-то странную песенку.
Страшно испугавшись, но вполне уверенная, что перед ней живая женщина, кормилица спросила ее, кто она такая и как она проникла в запертую на ключ комнату.
Незнакомка торжественно протянула руку и возразила:
— Запертая дверь для меня не препятствие. Крик этого ребенка поднял меня из могилы, где я покоюсь вот уже пятьдесят лет, и заставил ожить и содрогнуться мое сердце. Бедное дитя, лишенное матери, оставленное беззащитным в недобросовестных руках! Эту ночь я оставляю тебя еще здесь, но завтра на рассвете лучезарный ангел унесет тебя отсюда.
Кончив свою речь, призрак графини Берты поцеловал ребенка и исчез. Герман спал, весь розовый, с улыбкой на устах, но утром его нашли в колыбели мертвым.
На другой день его похоронили в семейном склепе.
Но успокойтесь, милые дети! Герман не был мертв. В следующую ночь графиня Берта вынула его из гроба и отнесла к царю кобольдов, который жил в пещере на дне Рейна и по поручению графини Берты взялся воспитывать ее правнука.
Вильбольд Эйзенфельд
Мачеха радовалась смерти единственного наследника семейства Розенберг, так как теперь все их богатства должны были достаться в собственность ее будущим детям. Но Бог не оправдал ее надежды: она осталась бездетной и через три года умерла. Вольдемар пережил ее всего на несколько лет и погиб на охоте. По мнению одних, он был убит диким кабаном, другие же утверждали, что он погиб от руки крестьянина, которого он раньше наказал розгами. Замок Виттсгав со всеми окрестными поместьями перешел во владение дальнего родственника графа Розенберга, по имени Вильбольд Эйзенфельд.
Это был человек не злой, но бесхарактерный, на которого всякий мог иметь влияние. Будучи сам храбрым, он ценил это качество и в других. Он не отличался проницательностью, и очень легко внешние признаки храбрости, ума и добродетели могли ввести его в заблуждение.
Барон Вильбольд поселился в замке вместе со своей крошкой дочкой, по имени Гильда.
Управитель поспешил сейчас сообщить новому владельцу все приходы и расходы по имению. В числе расходов помещена была сумма, тратившаяся ежегодно на медовую кашу.
Так как управитель сообщил барону, что его предшественники считали исполнение этого обычая для себя обязательным и что, по-видимому, с этим связано благословение неба, то Вильбольд приказал, чтобы первое мая было отпраздновано по обыкновению торжественно.
Так прошло много лет; барон ежегодно устраивал для вассалов роскошное пиршество. Некоторые окрестные владельцы усвоили этот обычай и устраивали для вассалов угощение в дни своих именин. Но один помещик, Ганс Варбург, бывший самым близким другом и советником барона, не только не следовал его хорошему примеру, но убеждал и других соседей этого не делать.
Рыцарь Ганс Варбург
Рыцарь Ганс Варбург отличался громадным ростом в шесть футов два дюйма и громадной силой и всегда был вооружен большой шпагой и кинжалом.
По своему характеру рыцарь этот был величайшим трусом, и, когда во дворе его замка за ним с шипением гнались гуси, он удирал со всех ног.
Ганс Варбург пользовался большим влиянием на Вильбольда и не раз уговаривал его отказаться от исполнения старинного обычая устраивать первого мая пир.
— Напрасно, — говорил он, — ты тратишь такую массу денег, чтобы покормить толпу бездельников, которые, наверное, над тобой же насмехаются.
Вильбольд отвечал, что ему, конечно, не хотелось бы тратить денег, но, как говорят, с устройством пиршества связано благополучие владельца замка.
Ганс Варбург начал уверять, что все это пустяки и что управляющему, конечно, выгодно рассказывать ему подобные сказки, так как из денег, которые тратятся на пир, кое-что остается в его пользу.
Тогда барон заметил, что более всего он опасается угроз графини Берты, так как, не боясь никогда живых людей, он страшится выходцев с того света.
Ганс начал над ним смеяться и заявил, что сам он никого и ничего не боится.
— Хорошо, — сказал барон, — через две недели наступает первое мая. Я послушаюсь тебя и сделаю первый опыт.
Но на этот раз барон, однако, не решился совершенно уничтожить старинный обычай, а только приказал вместо пиршества устроить обыкновенный обед.
Крестьяне были удивлены скупостью своего господина, но не роптали, полагая, что у барона были к тому основательные причины.
Но духи, знающие истину, отомстили барону и произвели ночью такой адский шум в замке, что никто во всю ночь уснуть не мог. Открывали окна и двери, искали, но не могли узнать, кто стучит.
Барон в страхе спрятался под одеяло и дрожа пролежал так всю ночь.
Гильда
Как все слабохарактерные люди, Вильбольд был упрям. Притом проступок его остался на этот раз почти безнаказанным. Не спать одну ночь не составляет труда.
Ободряемый увещаниями Ганса, барон на следующий год решился, придерживаясь буквально договора, угостить вассалов только одной медовой кашей. Скупость его дошла до того, что не только не было ни мяса, ни вина, но даже меду пожалели, и каша была почти несладкая.
На этот раз духи серьезно рассердились. После страшного шума, продолжавшегося всю ночь, на утро оказалось, что стекла оконные, люстры и фарфор — все разбито вдребезги. Управитель составил счет убытков, и оказалось, что они как раз равнялись той сумме, какую владельцы Виттсгава тратили на пиршество первого мая.
Управитель не замедлил сообщить об этом барону.
Вильбольд, однако, не обратил на это внимания. Хотя он ночью слышал страшный шум, но привидения не видел, а потому полагал, что графиня Берта уже встать из свое могилы не может и что лучше тратить ежегодно известную сумму на покупку новой домашней утвари, чем на угощение своих вассалов. В следующем году барон решил даже и медовой каши не давать им, но, опасаясь гнева графини Берты, вознамерился уехать из замка двадцать восьмого апреля и вернуться только пятого мая.
От этого намерения старалась оградить барона дочь его Гильда.
Прибыв в замок крошечным ребенком пятнадцать лет тому назад, Гильда стала теперь красивой молодой девушкой. Она была кротка, набожна и сострадательна. Все, даже самые грубые люди, должны были чувствовать любовь к этому нежному созданию. Барон, однако, остался глух к просьбам своей дочери.
В назначенный день он уехал из замка, объявив управителю, что раз и навсегда уничтожает обычай угощать вассалов первого мая, считая это накладным для себя и дурным примером для других.
Тогда Гильда, собрав все свои сбережения, обошла пешком принадлежавшие замку деревни, говоря крестьянам, что отец ее вынужден был уехать и пира в этом году устроить не сумел, а потому он поручил ей раздать старикам, больным и беднякам сумму, которую он потратил бы на угощение.
Не знаю, поверили ли этому крестьяне или нет, но так как прошлогодний пир не оставил им приятных воспоминаний, то они были рады, что скудное угощение заменено богатой милостыней, и благословляли Гильду. Только духи замка не могли быть обмануты.
Огненная рука
Пятого мая Вильбольд вернулся в свой замок. Узнав, что во время его отсутствия ничего не случилось, все было спокойно, вассалы не жаловались, духи шуму не производили, он был уверен, что они утомлены его настойчивостью, а потому спокойно лег спать. Но не прошло и часа, как в самом замке и вокруг него поднялся адский шум: собаки выли, совы кричали, кошки мяукали, гремел гром, а внутри замка опрокидывалась мебель, падали камин — словом, можно было подумать, что происходит шабаш ведьм, собравшихся по приглашению дьявола вместо горы Броккен в замке Виттсгав. Ровно в полночь все утихло. Барон, немного успокоившись, решился высунуть голову из-под одеяла. Но тут волосы у него поднялись дыбом и холодный пот его облил с головы до ног. Напротив кровати из стены показалась огненная рука и начертала следующие строки: «Бог дает тебе, барон Вильбольд, семь дней сроку для исполнения обета графини Берты. Если же ты этого не сделаешь, то потеряешь навсегда замок Виттсгав».
