Жорж Санд - Говорящий дуб
Под умоляющим взглядом нищенки Эмми решился солгать, чтобы спасти ее.
— Я ее знаю, — сказал он. — Она действительно придурковата.
— Уж я разберусь, в чем тут дело, — многозначительно заявил жандарм, отпуская Катишь. — Ступай, старуха, но помни, что я за тобой давно слежу.
Катишь убежала, и жандарм удалился. Эмми, который боялся его больше, чем старухи, все еще держался за блузу старика с добрым и веселым лицом. Этого человека, взявшего Эмми под свое покровительство, звали Венсаном.
— Ну что, мальчуган, — сказал он, — отпустишь меня наконец? Теперь тебе уже нечего бояться. Чего же ты еще дожидаешься? Может, ты просишь милостыню? Хочешь су?
— Нет, благодарю вас, — ответил Эмми, — но я теперь всех боюсь и даже не знаю, в какую сторону мне двинуться.
— А тебе куда нужно?
— Да я хотел бы вернуться к себе в Сернасский лес так, чтобы миновать Урсин-Ле-Буа.
— Ты, значит, живешь в Сернасе? Ну, это нетрудно устроить, потому что я сам сейчас иду в лес, и ты можешь ко мне присоединиться. Я только поужинаю в трактире, а ты подожди меня у креста: я вернусь за тобой.
Эмми, однако, решил, что деревенский крест находится слишком близко от балагана акробатов. Поэтому он предпочел пойти со стариком в трактир, тем более что ему и самому нужно было подкрепиться перед тем, как отправиться в путь.
— Если не побрезгуете, — сказал Эмми, — то позвольте мне съесть кусок хлеба с сыром подле вас. У меня есть чем заплатить. Вот вам мой кошелек. Заплатите за нас обоих, потому что мне хочется вас угостить.
— Ого! — со смехом воскликнул Венсан. — Да ты малый честный и щедрый. Но у меня в желудке пусто, а твой кошелек набит не очень туго. Пойдем, садись со мной рядом. Да возьми назад свои деньги: у меня хватит на двоих.
Во время ужина Венсан попросил Эмми рассказать о себе и, когда мальчик рассказал свою историю, заметил:
— Я вижу, что голова у тебя разумная и сердце доброе, раз ты не соблазнился деньгами старухи и в то же время не захотел упрятать ее в тюрьму. Забудь о ней и не покидай больше своего леса, раз тебе там хорошо. От тебя самого зависит не быть совсем одиноким. А ведь я иду туда, чтобы приготовить жилье для лесорубов, которые будут рубить лес между Сернасом и Планшетом.
— Как! Вы будете рубить лес? — с ужасом воскликнул Эмми.
— Не весь, а только небольшую его часть, далеко от твоего убежища в дупле говорящего дуба. Я наверное знаю, что старых деревьев не тронут ни теперь, ни позже. Поэтому ты не беспокойся, тебя не потревожат; но если хочешь послушаться меня, голубчик, то приходи работать с нами. Ты еще недостаточно силен, чтобы владеть топором и пилой; однако если ты ловок, то ты сможешь отлично вязать хворост и помогать лесорубам, которым всегда нужен помощник дли посылок и для того, чтобы приносить им обед. Я взял подряд на эту порубку. Люди у меня работают сдельно, то есть получают плату соразмерно тому, что успеют сделать. Советую тебе положиться на меня относительно платы, которую я сам тебе назначу, и принять мое предложение. Старая Катишь была права, когда говорила, что человек, не желающий работать, должен быть или вором, или нищим. А так как ты не хочешь быть ни тем, ни другим, то, не упуская случая, берись за предложенную работу.
Эмми с радостью согласился. Дядя Венсан внушал ему полное доверие. Он предоставил себя в распоряжение своего нового знакомого. И оба отправились в лес.
Была уже ночь, когда они туда добрались. Хотя дядя Венсан хорошо знал тропинки, но вряд ли нашел бы в темноте то место, откуда предполагалось начать рубить лес, если бы Эмми, видевший в темноте как кошка, не проводил его кратчайшим путем. Оказалось, что рабочие, прибывшие еще накануне, успели даже построить шалаш из воткнутых в землю и связанных наверху ветвей, покрытых дерном. Эмми познакомился с рабочими. Приняли они его ласково, накормили горячей похлебкой.
На следующее утро он принялся за работу, которая состояла в том, чтобы разводить огонь, стряпать, мыть посуду, ходить по воду, а в свободное время помогать строить шалаши для других двадцати дровосеков, которых еще ожидали. Дядя Венсан, который всем руководил и за всем присматривал, был в восторге от понятливости, ловкости и проворства Эмми. Он не только все схватывал на лету, но и рассказывал другим, как лучше взяться за дело, и лесорубы в один голос утверждали, что это не мальчик, а благодетель, посланный им добрыми лесными духами. При всем этом Эмми был послушен и скромен. Немудрено, что он пользовался всеобщей любовью, и даже самые грубые из дровосеков ласково шутили с ним и не приказывали, а просили его что-либо сделать.
Через пять дней Эмми спросил дядю Венсана, может ли он провести воскресенье по своему усмотрению.
— Ты в воскресенье свободен, — ответил Венсан. — Но, если хочешь послушаться моего совета, поди-ка проведай свою тетку и своих земляков. Если тетка и вправду не хочет взять тебя к себе, то она только порадуется, узнав, что ты теперь уже самостоятельно, без ее помощи, нашел себе заработок. Если же ты боишься, что тебя на ферме побьют за то, что ты тогда бросил стадо, то я готов пойти с тобой, чтобы поговорить с теми людьми и тебя защитить. Поверь, дитя, что работа — лучший паспорт в мире и что она заглаживает все проступки.
Эмми с благодарностью последовал этому совету. Тетка давно уже считала его умершим и в первую минуту даже испугалась, увидев его. Не рассказывая ей обо всех своих приключениях, Эмми только сообщил, что работает вместе с дровосеками и уже никогда не будет ей в тягость. Дядя Венсан подтвердил его слова и добавил, что любит мальчика, как родного сына, и самого лучшего мнения о нем. То же самое он сказал и на ферме, где их любезно приняли и даже угостили. Большая Нанетта также явилась на ферму, чтобы при всех поцеловать Эмми, и принесла ему кое-какое старое платье и полдюжины сыров. Словом, к тому времени, как Эмми ушел со старым дровосеком, все примирились с ним и забыли его прежние прегрешения.
Когда они проходили через пустошь, Эмми спросил дядю Венсана:
— Вы ничего не имеете против того, чтобы я провел ночь в дупле своего дуба? Я обещаю вам прийти на работу завтра до зари.
— Как хочешь, — ответил дровосек. — Но чего тебе вздумалось лезть на дерево?
Эмми объяснил, что он очень любит этот дуб. Старик слушал его, улыбаясь и немного удивляясь его причуде. Но все же он попытался понять Эмми и даже проводил его, чтобы самому взглянуть на необыкновенное пристанище. Не без труда взобрался он на дерево, чтобы заглянуть в дупло. Дядя Венсан был еще ловок и силен, но пролезть между густыми ветвями оказалось для него делом нелегким. Один только Эмми мог повсюду пробраться.
— У тебя там славно, — сказал старик, спускаясь вниз. — Однако тебе не придется долго оставаться здесь. Кора на дереве все нарастает и свертывается около отверстия, а со временем совсем его закроет; да и ты не всегда будешь таким маленьким и хрупким, как тростинка. Впрочем, если хочешь, можно расширить это отверстие. Я могу это сделать для тебя.
— Ах, нет! — воскликнул Эмми. — Пилить мой дуб, чтобы он умер!
— Он не умрет. Если выпилить из дерева его больные части, то оно от этого только поправится.
— Ну, хорошо, потом посмотрим, — сказал Эмми.
Они пожелали друг другу спокойной ночи и расстались.
Как счастлив был Эмми, очутившись снова в своем старом убежище! Ему казалось, что он не был в нем целый год. Он вспомнил ту ужасную ночь, которую провел в хижине Катиши, и стал размышлять о различии человеческих вкусов и привычек. Вспомнил он нищих в Урсин-Ле-Буа, которые считали себя богачами, потому что у них в матрасах были спрятаны золотые монеты, а сами они жили в грязи и гадости; между тем как он, не нищенствуя, прожил более года во дворце из зелени, наслаждаясь ароматом фиалок и других цветов, пением соловьев и малиновок не терпя ни в чем недостатка, не зная обид, болезней, фальши и злобы в сердце.
«Все эти урсинцы, начиная от Катиши, — рассуждал он, — могли бы на свои средства выстроить хорошенькие домики, развести садики, держать здоровый и чистый скот. Но лень не дает им пользоваться тем, что у них есть, и они ведут отвратительную жизнь. Они как бы гордятся тем, что внушают отвращение и презрение. Они смеются над честными людьми, которые их жалеют, и обкрадывают истинных бедняков, молча несущих свой крест. Они украдкой считают свое золото, а сами погибают от нищеты. Какое печальное и постыдное безумие! Прав дядя Венсан, говоря, что работа украшает и облагораживает жизнь».
Эмми проснулся еще за час до рассвета. Он взглянул кругом: луна взошла поздно и еще не скрылась. Птицы еще спали, его соседка сова еще не вернулась со своей ночной прогулки. Тишина очень приятна, но она — редкость в лесу, где всегда слышен какой-нибудь шелест и вечно копошатся какие-нибудь существа. Эмми особенно наслаждался этой тишиной, вспоминая оглушительный шум ярмарки, барабан и тарелки акробатов, споры покупателей с торговцами, звуки скрипок и волынок, крики испуганных или тоскующих животных, хриплое пение гуляк, — словом, все, что поочередно то изумляло, то забавляло, то внушало ему ужас. Какая разница с таинственными, еле слышными или, наоборот, величественными голосами леса! На заре поднялся легкий ветерок, от которого мелодично зашелестели верхушки деревьев. Дуб, казалось, говорил:
