Элеонора Бакулина - Волшебный браслет
Почти бегом, утопая по щиколотку в теплом моховом покрове, Тимка пересек пещеру. Странное дело; теперь она опять вроде небольшая! Вот и летняя стена – полянка на берегу реки. Малинник может быть рядом с рекой, там, где погуще кусты и небольшой пригорок.
Тимка шагнул вперед раз, другой, потом протянул вперед руку, боясь наткнуться на невидимую преграду, отделяющую пещеру от этого луга и леса. Но никакой преграды не было: он просто подошел к пригорку, у подножия которого были заросли малины.
«Ура! Да какие вкусные здесь ягоды! И почти нет крапивы!»
Горсть за горстью отправлял Тимка в рот душистые лесные ягоды, двигаясь вперед и теперь уже радуясь, что пещера такая большая. Но вот кусты малины стали встречаться все реже, а ольха и крапива все чаще. Тимка оказался недалеко от края летней стены, где покрытый лилиями водоем смыкался с весенней стеной. Стараясь найти еще ягоды, он раздвинул густые заросли, и… перед ним среди густых переплетенных веток открылся овальный, с окошко величиной, гладко отполированный выпуклый камень. Издалека его было трудно заметить, потому что он был темно-зеленого цвета с красивыми, замысловатыми прожилками. Тимка оторопело уставился на этот неожиданно появившийся камень и вдруг сообразил, что он наконец нашел!
– Это же и есть, наверное, дверка? – сообразив, громко сказал он. – Но как же открыть ее? Как?
«Как же открыть ее? Как же открыть ее? Как же открыть…» Гулкое эхо многократно раскатилось по пещере. Тимка вздрогнул, испугавшись отраженного звука своего голоса. Но вот в пещере стало абсолютно тихо, так тихо, как никогда не бывает на поверхности. И снова голос Тимки зазвучал в этой тишине неожиданно громко.
– Как же мне открыть эту дверь? – повторил он еще раз, оглядываясь вокруг и ища какую-нибудь палку, которую можно было бы подсунуть под массивный камень.
Бесполезно; ни палки, ни сучка не было кругом. В ровной зеленой каменной поверхности отражалась растерянная Тимкина физиономия. Он попробовал покачать камень из стороны в сторону, взявшись руками за края. Тоже бесполезно; руки скользили по гладкому камню, не находя опоры. Приложил ухо к полированной поверхности и прислушался. Оттуда, из-за камня, раздавались приглушенные странные звуки.
– Значит, там не продолжение этой таинственной молчаливой пещеры!
Тимка сначала осторожно («Не появился бы Хранитель Вит!»), а потом все более решительно начал стучать в дверь кулаками. При одном из ударов что-то непривычно звякнуло о дверцу.
– Это же браслет, который дал мне Хранитель Вит! И дверка сделана из такого же малахита, как один из камней браслета! Я, кажется, догадался, в чем загадка этой дверки! А ну, открывайся! – И Тимка поднес малахитовый камень браслета к поверхности дверки. Но она не открылась и на этот раз. – Но недаром дверка из такого же камня, – упрямо шептал Тимка, внимательно – в который раз! – осматривая овальную массивную плиту малахита.
И не напрасно: на верху плиты едва заметное аккуратное четырехугольное углубление. «Такой же формы, как камень в моем браслете!» – догадался Тимка и решительно приложил браслет малахитовым камнем к дверке. Камень браслета как будто сам чуть выдвинулся и плотно вошел в углубление. Раздался легкий треск, и… малахитовая дверка широко раскрылась. Не раздумывая, Тимка шагнул вперед.
ЗА МАЛАХИТОВОЙ ДВЕРКОЙ
Не раздумывая, Тимка шагнул вперед и замер: его ноги тотчас же увязли в иле. Он стоял на дне какого-то водоема. Лучи солнца, падавшие сверху, пронзали воду, окружавшую его, золотисто-желтыми колоннами света. У ног вились гирлянды переплетенных водорослей. Поверхность воды была совсем близко от головы, примерно в полуметре. Тугими толстыми струнами поднимались из глубины стебли кувшинок и лилий; их круглые большие листья плавали над ним черными и зелеными пятнами. Тимка встал на цыпочки и поднял вверх руки – пальцы высунулись наружу. Но странное дело! Ему совсем не захотелось всплыть наверх: на дне озера было тепло и уютно.
Писк и скрежет, трещанье и уханье, шелест и скрип слились в общий гомон и после гнетущей тишины молчаливой пещеры оглушили растерявшегося Тимку. Он внимательно прислушался. И вдруг обычное весеннее кваканье лягушек стало складываться в слова, слова во фразы…
– Завтра, завтра! Ква-ква! Если будет теплая погода! Ква-к-вва! Завтра, если будет теплая погода, я буду откладывать икру! Ква-кви-ква! Завтра! Ура-куок!
– Не опоздай! Куов-ва! Куов-ва! – вторил первой лягушке басовитый голос второй. – Может – куок! куок-овк! – может, лучше это сделать сегодня? Квакк! Кракк! Кекс! Уже тепло! Уже хорошо! Опоздаешь!
В этот разговор, напоминающий перекличку друзей в шумном зале, влетали другие слова, обрывки чужих разговоров. Приглядевшись получше, Тимка скоро обнаружил и самих говоривших. Это были большие лягушки, распластавшиеся у поверхности. Их почти не видно было – снизу белые брюшки сливались со светлой поверхностью воды. Лягушки лежали, высунув из воды лишь голову и свободно свесив вниз непомерно длинные задние ноги. Многие из них держались за краешки листьев кувшинок и лилий, а некоторые вылезли на листья и сидели, пригретые теплыми лучами весеннего солнца.
«Вот так чудеса! – подумал Тимка, догадавшись, что попал на дно весеннего озера. – Вот так чудеса! Почему же я никогда раньше не понимал языка лягушек? Он, оказывается, такой простой и красивый! Хорошо бы выучить его как следует и научить ему всех ребят в классе! Куак-куакк-куокк! Александр Македонский жил в четвертом веке до нашей эры. Вот здорово можно подсказывать!»
В Тимкиной голове моментально созрели дерзкие планы создания «Подсказцентра» и разветвленной его сети под таинственным названием «Лягуш» – «ловкие, ясные, гибкие, умные, шмелые» (что такое «шмелые», Тимка и сам не знал, но всякому понятно, что очень похоже на «смелые»).
«Ребята нашего класса – „лягуши“ – будут переговариваться между собой только на лягушачьем языке, и никто не будет знать, о чем мы разговариваем!» – размечтался Тимка.
Его планы внезапно были расстроены парой крупных лягушек, которые нырнули вниз и неожиданно уселись у него на плече. Тимка почувствовал их холодное прикосновение и сразу же вспомнил, что он находится во владениях страшного и непонятного Хранителя Вита и, возможно, никогда не увидит ни своих приятелей, ни родителей, если не найдет каких-то таинственных законов, о которых так противно пел этот березовый старикашка, растворяясь в пещере.
А чудеса кругом продолжались. Впрочем, все происходящее казалось чудом только для Тимки: кругом шла та обычная жизнь, которая незаметна нелюбознательному глазу и мимо которой и ты, читатель, с друзьями и один каждый год весной проходишь безразлично мимо. Необычно было, по жалуй, только то, что в царстве Хранителя Вита что-то странное творилось со временем: Тимка пробыл здесь несколько минут, а для обитателей озера прошло много часов. Те две симпатичные лягушки, которые сидели у него на плече, вскоре отплыли на место помельче, поближе к берегу. Они долго-долго невнятно переквакивались между собой (было далеко, и Тимка не разбирал всех слов), наконец, обхватив друг друга лапами, застыли в странной, скрюченной позе. Тимка не знал, сколько еще пролетело времени, пока он был в озере (для него прошло не больше минуты), когда он увидел около лягушек небольшую кучку мелких-мелких шариков с темными пятнышками посредине.
– Да они, оказывается, откладывают икру! – сообразил наконец он. – Но почему она такая мелкая? Ага! Вот в чем дело! Оказывается, икринки набухают после того, как попадают в воду! Почему я этого раньше никогда не видел? Интересно, сколько же икринок в этом комке? Наверное, штук сто, не меньше. Дай-ка посчитаю поточнее…
Тимка запустил руку в комок икры и пересчитал икринки, оказавшиеся на ладони. В одной только горсти их было около сотни, а таких горстей в комке несколько десятков.
– Вот тебе и сотня! Да тут не меньше нескольких тысяч! – решил он и тут же засомневался в своих расчетах. – Что же это получается? – бормотал Тимка. – Одна пара лягушек даст несколько тысяч новых лягушек на будущий год. А сейчас взрослых я вижу лишь несколько десятков. Куда же денутся остальные сотни тысяч икринок?
Тимка никогда не был особенным любителем арифметики. Но тут его разобрало любопытство, и он принялся осматриваться кругом, решив подсчитать, сколько же он видит пар лягушек с икрой.
«Ква! Ква! Ква! Ква! Ква! Ква! Ква!»
Вот уже семь пар больших лягушек выпустили икринки недалеко от него, на теплом и мелком месте у берега. А вдали кричало еще много лягушек, которых Тимка просто не мог сосчитать.
– Эй! Кввуакк! Квуакк! Куа-куаа-а-ааа-куааа-к! Зачем столько икринок отложила ты, глупая? – неожиданно даже для самого себя громко проквакал Тимка вопрос, который так и вертелся на кончике языка.
