Анастасия Янч - Небесные сказки для гномика
Ясно Солнышко очень любил смотреть, как трудится краса-девица. А была рукодельница, и впрямь, красавицей: стройная, белолицая, коса до пояса, глаза как небо голубые, а губки краснее ягодки-землянички. И было у Елены золотое ожерелье, краше которого, и сыскать невозможно.
И вот однажды решила мастерица отдохнуть, на песчаном бережке посидеть, на речные камушки полюбоваться. Наклонилась она к прозрачной водичке, а ожерелье и соскользнуло с белой шейки, да прямо под большой мокрый камень и завалилось. Не достать его Елене. Заплакала красавица, жалко ей стало своего украшения.
Увидало ясное Солнышко, что любимица его плачет горючими слезами. Сжалилось над рукодельницей и стало заглядывать в каждую слезинку, и слезинки превращались в яркую бусинку-бисеринку. Заметила Елена красоту такую и перестала плакать. Собрала она бисеринки и сплела из них украшение еще краше бывшего. Оставшимся бисером вышила мастерица портрет ясного Солнышка и повесила этот чудный портрет в своей горнице – пусть каждую минуточку будет с ней добрый ее покровитель.
Синий шарф снеговика
На новогодней ёлке, среди маленьких и больших игрушек, жил стеклянный снеговик. Был он кругленький и блестящий. Из одежды на нём был один лишь синий вязанный шарф, которым снеговик очень гордился. Да и как не гордится – ведь такого тёплого и яркого украшения не было ни у одного из его соседей, ёлочных игрушек. А соседей было много, и бравый гусар в шапке с полосками, и весёлый Дед Мороз в своих тёплых валенках и мягких рукавицах, и маленький ангелочек с золотистыми крылышками. Были и другие соседи-игрушки, по-богаче и по-беднее. Но ни у кого не было такого замечательного синего шарфа. Очень хотелось снеговику, чтобы все заметили и похвалили его единственный бесценный наряд. Ведь нельзя же в самом деле весь праздник провисеть на ветке, пусть даже и очень пушистой, и не услышать ни единого приятного слова, и не увидеть ни одного восхищённого взгляда. Так ведь и растаять можно от огорчения. И решился наш герой на хитрость, маленькую, но волшебную, как сама новогодняя ночь. Когда в полночь на ёлке зажглись яркие лампочки разноцветных гирлянд, и огоньки отразились во всех шарах и игрушках светящимися точками, будто лампочек стало много, много, обладатель синего шарфа быстро завертелся. Шарф начал разматываться и, цепляясь за колючие иголочки укладывался на ветвях ёлки, как новогодняя мишура. Он был пушистый и блестящий. Огоньки гирлянды весело заплясали на синей поверхности. И все игрушки с удивлением заметили, что их скромная зелёная ёлочка превратилась в роскошную голубую ель.
– Браво, браво! – замахал своими золотистыми крылышками ангелочек.
– Да ты, волшебник не хуже меня. – похвалил снежного человечка Дед Мороз и захлопал своими большими рукавицами.
А бравый гусар с удивлением покачал своей полосатой шапкой: – А кто же это унёс нашу зелёную ёлку? Давайте её найдём.
Но ему не пришлось долго разыскивать пропажу. Новогодняя ночь закончилась. Огоньки на ёлочке погасли. И снеговик опять закутался в свой драгоценный шарф, который стал ему ещё дороже от того, что его видели и хвалили все ёлочные игрушки.
Две спицы
Повздорили как-то две сестрички – вязальные спицы.
«Ты что это так суетишься, туда сюда, туда сюда? И как не надоест?» – говорит первая спица.
А вторая молчит, улыбается хитро и ещё чаще кланяется то с одной стороны от сестры, то с другой.
«Да подними свой носик и посмотри на меня, – не умолкает первая спица, – Я ни куда не тороплюсь, спокойна и даже чуточку ленива, а всё же на мне держится всё вязание.»
Второй спице надоело слушать придирки и насмешки сестры, вот она и говорит, не переставая раскланиваться: «Если бы, ты не была такой гордой и заносчивой, и посмотрела дальше своего кончика, то могла бы заметить одну вещь – я без отдыха кланяюсь, это верно, за-то каждый раз одеваюсь новой петелькой, да ещё и с приростом. Ты же после каждого моего поклона теряешь петельку и скоро останешься совсем голой.»
«Ах, ты дерзкая!» – сердито взвизгнула первая спица. И в это мгновение последняя петелька соскользнула с неё на кончик сестры.
«Воровка! Бесстыдная воровка! Не хочу тебя больше знать!» – обиделась первая спица и так резко отскочила от сестры, что не удержалась и упала на пол, да закатилась в узкую щель.
«Вот и всё, что осталось от твоего хвалёного спокойствия!» – крикнула ей в след разбогатевшая вторая спица. Осмотрелась вокруг, делать было нечего и решила, что пришло время и ей немного отдохнуть.
Как вдруг заметила, петельки-то быстро, быстро соскальзывают с неё на непонятно откуда взявшуюся новую спицу.
«В чём дело?! – возмутилась она. Ты кто?!»
«Мастерице не нужна спица без пары,» – сказала новенькая, и продолжала раздевать старую спицу.
«Но это возмутительно! Я так тяжело работала,» – чуть неплача проговорила оставшаяся без сестры спица.
«Теперь я здесь работаю, и твоё добро будет моим.» – Спокойно ответила новенькая и сняла с обиженной соседки последнюю петельку.
«Ой!» – только и успела вскрикнуть голая спица, потому что уже лежала в урне для мусора.
А новенькая спица без всякого зазнайства стала щедро делиться своим богатством с подоспевшей ей на помощь сестре, такой же новенькой и такой же работящей.
Дружно и ладно пошла работа. Когда одна работала, то и дело кланяясь, другая в это время отдыхала и набиралась сил. А потом, наоборот – первая отдыхала, а вторая усердно работала.
Так, помогая друг дружке, они создавали богатый, роскошный свитер.
2009 г.Про раму
Сказка-быль
Старая деревянная оконная рама была вынесена из дома и поставлена под окно, чтобы в ближайшее время отправиться на свалку. На её прежнем месте уже красовалась новенькая пластиковая рама с прозрачным сверкающим чистотой стеклопакетом.
Грустная из-за расставания с домом, в котором провела всю свою жизнь, деревянная рама молча стояла, прижавжись своим верхним краем к стене. Ей хотелось плакать, но сухое дерево плачет только дождевыми слезами, а на улице светило яркое солнце на безоблачном небе.
Раньше оконное стекло радостно встречало каждый лучик солнышка. Теперь же запылённое стекло не хотело видеть жизнерадостных, горячих сыновей Небесного Светила. Правда от тепла рама не отказывалась, потому что как и каждому старцу, ей было холодно и в жаркий летний день, но вот свет ей теперь никчему. Свет помогает видеть, а старая оконная рама больше ничего не хотела видеть. Всё, что радовало её глаз, осталось там за этой стеной! И оконная рама погрузилась в воспоминания.
Там, внутри этого дома, на её глазах родилась, росла и крепла прекрасная, дружная семья. С первых дней молодые хозяева очень любили друг друга. Казалось, что они никогда не расстаются: муж моет оконные стёкла и жена рядом с ним, жена поливает герань на подоконнике и муж возле неё. Где бы не был один, другой оказывался тут же.
А потом один за другим в доме появились малыши. Старая рама будто снова слышит и громкий крик младенца, и звонкий детский смех. Дети были очень дружными. Иногда немножко шалили, и окну часто доставалось от них: один, то и дело норовил что-нибудь швырнуть в окно, а другой, по какой-то непонятной причине сам ударялся о стекло, то головой, то руками. Раме даже жалко его становилось. Она нисколько не обижалась на маленьких хозяев за их проделки, потому что видела, как по другую сторону окна, совершенно чужие ей детишки проказничали гораздо больше.
Много раз, то Солнце заглядывало в окно, то Луна, то Солнце, то опять Луна, теперь и не сосчитать даже сколько раз. Дети подрастали, дружная семья крепла. Каждый раз, как только угасал дневной свет, в доме загорались лампы и вся семья собиралась для задушевной беседы. Комната от окна в это время была спрятана за шторой, и рама ничего не могла видеть, за-то она отлично слышала как читала сказки детям мама, как отец делился с сыновьями хитростями своего ремесла, как мальчишки наперебой засыпали вопросами то маму, то папу, а те терпеливо и очень серьёзно отвечали каждому в отдельности и обоим вместе.
Это была очень хорошая семья. С какой радостью принимали в этом доме гостей! Каждый раз в ночь перед рождеством (так все называли этот вечер) в доме появлялось очень много людей. И хотя комната опять оказывалась за шторой, рама слышала всё: и радостные приветствия, и дружную молитву, и весёлую беседу за праздничным столом. А когда младший из семьи ставил на окно свечу и приглашал мороза кушать кутью, раме хотелось петь, а оконное стекло так и сияло от счастья.
Время шло. По-прежнему с улицы в окно поочерёдно заглядывали то Солнце, то Луна, то Солнце, то опять Луна, но внутри зрели перемены. Дети выросли, ведь все дети вырастают, и семья стала редеть. Сначала под звуки свадебного марша ушёл из дома старший сын. Рама до сих пор не может забыть как прерывался, чтобы сглотнуть предательскую слезу, отец, напутствующий своего первенца. Потом укатил в далёкие края младший. Глядя на подавленную от расставания со своим «маленьким» сыном мать, оконная рама трескалась от горя, а стекло мутнело с каждым днём.
