Брайан Джейкс - Меч Мартина
— Никому ни полслова, иначе оба покойники. Проваливайте!
Гонцы немедленно исчезли. Глимбо с Мухой направились за ними, подальше от капитанского дурного настроения.
— А ведь полосатая собака-то, пожалуй, не подохла, — еле слышно прошептал Муха на ухо Глимбо.
Муха сам едва слышал свои слова, но Рага Бол вскочил как ужаленный. Его крюк подцепил Муху за пояс, а у носа ошеломленного помощника блеснуло острие сабли.
— Ты видел когда-нибудь, чтобы кто-то вышел живым из-под этой сабли? — ласково промурлыкал капитан.
Клинок пощекотал двойной подбородок Мухи.
— Н… Н-нет, нет, не видел, капитан, никогда не видел, никогда… — забормотал Муха скороговоркой.
— Проверим? — блеснули золотом оскаленные клыки Раги Бола.
— П-пожалуйста, не надо, — давясь слезами, прохрипел Муха. — Никто не остался живым после этой сабли, жизнью клянусь.
— Ты-то знаешь, приятель, скажи этому олуху, — бросил капитан в сторону Глимбо.
Глимбо понял, что не время молчать и скромничать. Слова градом посыпались из его пасти:
— Яснее ясного, что горизонт в штиль! Родичи полосатой собаки утащили его, значит, чтоб дома схоронить чин чинарем. А старого зарыли, потому что двоих им никак разом не упереть, они бы обоих забрали, да осилить не смогли. А мертвый-то он точно, мертвее камня. Уж коли капитан Бол саблей махнул — значит, готов покойник, землю есть буду.
Крюк отпустил пояс Мухи, и крыса рухнула наземь. Капитан вонзил саблю в землю и оперся на рукоять:
— Правильный ответ. И чтобы я больше разговоров на эту тему не слышал. Четырех часовых мне, я спать ложусь.
Окруженный часовыми, Рага Бол завернулся в теплый плащ и прилег у костра. Но сон не шел, а когда опустился на него, то замучил видением гигантского барсука. Медленно, но неотвратимо надвигался этот призрачный воин, и глаза его пылали жаждой отмщения.
Морская выдра Эбрик, его жена Марину и их сын Стагг сидели у речки, укрытые выступом крутого берега. В отдалении от суеты стаи они наслаждались ужином на свежем воздухе и речным пейзажем. Стагг шумно хлюпал содержимым котелка.
— Славная похлебка, сын, правда? Никто не приготовит ее лучше твоей мамы. Ведь так, радость моя? — обратился Эбрик к сыну и к жене.
Марину улыбнулась и снова наполнила котелок мужа:
— Спорю, ты то же самое говорил и о похлебке своей матери. Ничего особенного. Ракушки да креветки, бобы да водоросли, жгучий корень да соль морская. Ну и вскипятить хорошенько.
— У тебя лучше всех, потому что ты наша мама. — Стагг тоже протянул котелок за добавкой.
— А ты уже умеешь так же подольститься, как и твой отец. Вытри физиономию, весь перемазался, замарашка.
— Как наш большой барсук? — спросил Эбрик, глядя на Марину поверх котелка. — Выживет?
Марину вытерла рот Стагга передником.
— Надеюсь, выживет. Точно трудно сказать. Никогда такой раны не видела. Сорк лечила череп рыбьим клеем.
Я сшила мышцы его собственным волосом. Кучу паутины использовали, травки. Еще дня два пройдет, промоем ему рану валерианой и подлесником. Береговой Пес предложил положить его в старую пещеру, там спокойнее. Сделаем постель на серебряном песке, мха натаскаем, огонь разведем…
Эбрик кивнул:
— Я буду окуривать хвоей и травами.
Марину встала:
— Вернусь в пещеру. Сорк хочет покормить его водичкой из моей похлебки. Трудная задача, ведь он все еще без сознания.
Она ушла, а Эбрик с сыном завершили ужин. Стагг с интересом следил, как отец натянул привязанную к береговому корню веревочку, взял кусок пчелиного воска и начал эту веревочку натирать.
— Тебе спать пора, Стагг, — обратился Эбрик к сыну.
— А что это ты делаешь, отец? — поинтересовался Стагг.
— Готовлю хорошую, прочную тетиву для лука, которая не порвется и не сгниет, — объяснил Эбрик, не отрываясь от работы.
— Теву… тиву… А зачем? — не отставал сын.
— Не для себя, конечно, — терпеливо объяснил отец. — Для большого барсука. Очень надеюсь, что он все-таки поправится. А когда поправится, уйдет от нас на запад.
— С такой тити… тетивой хорошо ходить на запад?
— Да, сын. Этот большой парень — лучник, из лука стрелы пускает. Стреляет, значит. Подходящее дерево для лука он сам найдет, а тетиву я сделаю. Чем могу, помогу. И тогда он пойдет по следам нечисти, которая пыталась его убить и которая убила его друга.
— Тогда нечисть заплачет, — серьезно промолвил Стагг.
— Кровавыми слезами заплачет, сын. Горе тому врагу, на которого идет барсук. Да еще одержимый Жаждой Крови.
— А что такое «одержимый жаждой крови»? — Стагг не слышал раньше таких странных слов.
— Это ужасно, сын, — покачал головой Эбрик. — Этого лучше не видеть. Лучше бы и не знать об этом. А теперь — спать.
4
Пожилой еж отец Фред был когда-то настоятелем Рэдволла. Но сезоны осилили его, и он передал свои обязанности Кэрролу, а сам удалился в сторожку. Спокойная должность привратника давала ему возможность вволю отдыхать и спать днем. Но, проснувшись, он чувствовал себя весьма бодро. Даже слишком бодро иной раз. В эти минуты он любил вести беседу с камнями, деревьями, цветами, столами, гвоздями и другими предметами.
К трапезе он вышел попозже. Избегая собравшейся в саду толпы, отец Фред отправился на кухню. Прежде всего он выбрал себе лепешку и, беседуя с нею, направился дальше:
— Хи-хи, какая ты свеженькая. Ну, что мы с тобой сделаем? А?
Отец Фред поднес лепешку к уху и прислушался:
— Угу. Конечно, меду, согласен. Сырку кусочек да супу котелочек. Да-да, не слишком горячего, разумеется.
Из сада вернулась повариха Гурвел. Она увидела Фреда, беседующего с пищей, раньше, чем тот заметил ее.
— Здравствуй, девица красная, — помахал ей лепешкой отец Фред.
Гурвел усмехнулась:
— Доброго здоровья, сэрр, хурр-хурр. Что вам суп нашептал, что-нибудь вкусное, надеюсь?
Фред отхлебнул из котелка и почмокал:
— Да, юная мисс. Он радуется, что его очень хорошо сварили. И еще спрашивает, нет ли где-нибудь кусочка пирога для компании.
Гурвел рассмеялась и вынесла из кладовой большой пирог со сливовым и яблочным вареньем, глазированный кленовым сиропом. Отхватив увесистый кусок, она вручила его отцу Фреду:
— Только пусть суп о пироге помалкивает, отец Фред. Я ведь этот пирог на ужин испекла, ху-хур.
Фред благодарно поклонился и вышел из кухни, беседуя с пирогом:
— Ты приятный парень, ничего не скажешь. Добрый собеседник. Пойдем-ка найдем укромный уголочек, а?
Старая кротиха Гурвел проводила взглядом отца Фреда и снова повернулась к пирогу:
— Хурр… ну, сэрр пирог, возвращайся-ка в кладовку восвояси. — Она опять рассмеялась. — Вот и я с пирогами болтаю, ху-ху-хурр.
После завтрака Марта пустилась на поиски тихого укромного уголка, чтобы продолжить чтение. Она направила свою каталку в Большой зал. Солнечные лучи, пронизывая цветные стекла витража, высвечивали мелкие пылинки, лениво танцующие в спокойном воздухе. Между двумя пристенными колоннами мерцал огонек фонаря. На стене висел громадный гобелен с изображением Мартина Воителя в центре. Древний герой, защитник аббатства Рэдволл, был запечатлен на старинной ткани в боевом облачении, при латах и с мечом. Настоящий меч, точно такой, как изображен на гобелене, висел тут же. Легендарное оружие легендарного воина, изготовленное в Саламандастроне, горной крепости барсуков на западном побережье. Выкованное из упавшего на землю осколка звезды.
Независимо от того, в каком месте Большого зала находилась Марта, глаза Мартина Воителя следили за ней. Присутствие его настолько явно ощущалось, что Марта часто беседовала с изображением воина. Вот и сейчас она поклонилась Мартину и вполголоса, чтобы приглушить эхо в гулком зале, заговорила:
— Дождь прекратился, солнышко светит, я хочу спокойно почитать, а там мелюзга такой шум устроила, носятся по всему саду, пострелята. Счастливые! Ты любишь читать, Мартин?
— Хи-хи-хи, воинам обычно не до чтения, — послышалось из-за колонны, и на свет, шаркая по стертым плитам пола, вышел отец Фред.
— Ох, извините, сэр, я не знала, что вы здесь, — произнесла удивленная Марта.
— Не стоит извинений, милая мисс, — отмахнулся старый еж, выбирая крошки пирога из иголок вокруг рта. — Продолжайте беседу со своим другом, не стесняйтесь. Я и сам с ним частенько подолгу болтаю.
Марта подняла взгляд на изображение Мартина:
— Он ведь выглядит таким мудрым, понимающим, как будто приглашает к разговору, правда? Как вы думаете, он нас слышит?
— Еще как слышит! — заверил отец Фред. — И не только слышит. Кхе-кхе… Не буду мешать, пойду вздремну в своей сторожке. Всего наилучшего.