Константин Лагунов - Городок на бугре
Вся бобиная семья — впереди Боб Бобыч, за ним Бобиха, следом Бобёнок и остальные шесть бобят — двинулась к дому. Обошли его, оглядели, ощупали. Боб Бобыч указал на дверь тростью и важно проговорил:
Домик неплох. Это мы отметим в приказе. Я, как руководитель, доволен. Теперь у этих мальцов будет крыша над головой. Вперёд, бобята!
И семь бобят кинулись к двери. Не успели друзья сообразить, что же происходит, а бобята уже высунулись из окон и хором закричали:
Папочка, иди скорей. Мы устроились!!!
Как вам не стыдно! — возмутился Пахтачок. — Ведь мы строили этот дом совсем не для ваших бобят.
Боб Бобыч надулся, отставил ногу, упёрся кулаками в бока:
— Так вы хотите, чтобы этих бедных крошек я оставил под открытым небом? Не выйдет.
Каждый уважающий себя сам заботится о своих детях. Почему вы не построили дом для своих бобят? — не сдавался Пахтачок.
Я же вам объяснил, — повысил голос Боб Бобыч, — моё дело — руководить!
Тогда Пахтачок решил прибегнуть к испытанному средству и, надвигаясь на Боба, опросил страшным шёпотом:
— А что, если ночью мы съедим вас вместе с бобятами?
Боб Бобыч побледнел, испуганно попятился к дому. А взбежав на крыльцо, прокричал:
— Не выйдет! Нас девять, а вас только двое. Мы сделаем ставнина окна и запоры на двери. А потом я выяснил, установил, что выоба — ха-ха! — не хищники. Вот так!
Он громко шмыгнул большущим носом, тряхнул лысой головой и, размахивая портфелем, скрылся в доме.
СЕРАЯ РАЗБОЙНИЦА
Пришлось Кукурузинке с Пахтачком новый дом строить. А наглый Боб ходил вокруг, тростью помахивал да ещё покрикивал:
— Работайте проворнее! Живее, живее! Смуглые щёки Пахтачка побелели от обиды.
— Эх! — сокрушался он. — Если бы не бобята, я живо выгнал быего из нашего дома.
Однажды они штукатурили стены. Боб Бобыч, как всегда, стоял поодаль и громко командовал:
Мажь потолще. Затирай ровнее. Во-о-о… — И вдруг умолк, будто подавился.
Что с ним? — изумилась Кукурузинка.
Друзья оглянулись и увидели странную картину. Боб Бобыч сидел на земле, раскачиваясь из стороны в сторону. Его жирные щёки стали синими. Рачьи глаза так быстро вращались, что казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. А из разинутого рта не вылетало ни звука.
Вот Боб Бобыч вскочил, будто его змея укусила. Кинул портфель. Отшвырнул трость. Повернулся и засеменил к дому. Да так, что вслед за ним пыль заклубилась.
С треском захлопнулась дверь за Бобом. Бах-бах-бах! — застучали закрываемые ставни. И наступила жуткая тишина.
Что случилось? — Кукурузинка стала теребить рыжую косицу.
Сейчас мы разгадаем эту загадку. — Пахтачок огляделся. — Смотри! — испуганно воскликнул он.
Под кустом полыни притаилась Серая Мышь. Глаза у неё красные, злые. В оскаленной пасти торчали частые зубы.
Хотела Кукурузинка позвать травинок на помощь, да со страху позабыла заветные слова. Пахтачок тоже перепугался.
— Бежим! — кричит, а сам пошевельнуться не может. Мышь разинула зубастый рот и кинулась на друзей. Опомнился Пахтачок, схватил трость Боб Бобыча, выставил её
перед собой, как пику. Мышь щёлкнула зубами и раскусила трость пополам.
Всё р-равно н-не опас-сётесь, — по-змеиному зашипела серая разбойница. — Обоих с-с-съем.
Подумаешь, какая храбрость — съесть двух малышей, — плаксивым голоском затянула Кукурузинка. — Да от этого и сыта не будешь. Только раэдразнишь себя. А если ты нас не тронешь, мы накормим тебя до отвала.
Чем ты меня накормишь? — заинтересовалась Мышь.
У нас в кладовой лежит большущая головка сыра…
Преогромная, — поправил Пахтачок. — А ещё…
Что там ещё? — Мышь облизнулась. Нетерпеливо переступила на месте. — Ну что там у вас ещё? Говори. Не то мигом проглочу.
Смилуйся! — Кукурузинка умоляюще сложила ладошки. — Всё расскажу. Ещё у нас есть кусочек масла величиной с мою голову. И даже…
Живей. Не мямли! — прикрикнула Мышь.
…Кусище сахару. Такой большой, такой сладкий! Мы привезли его издалека. И всё берегли к празднику.
Мышь пошевелила усами. Подумала: «Перехитрю их. Сначала съем сыр, масло, сахар. А потом и самих слопаю». Довольно фыркнула. Оскалила в улыбке длиннющие зубы:
Л-ладно. Не трону вас. Показывайте свои запасы. Да ж-живо. У меня от голода в животе урчит. Сыр — это х-хорошо! Масло и сахар — ч-чудесно! Скорей ведите в кладовую!
Пошли. — Кукурузинка шагнула к своему недостроенному дому. Но вдруг остановилась. — Только, может быть, ты хоть что-нибудь и нам оставишь? Мы же помрём с голоду.
Молчать! — взвизгнула Мышь. — Скажи спасибо, если оставлю тебе твою глупую голову.
Все трое помчались к дому. Кукурузинка громко шепнула Пахтачку:
Пойдёшь вперёд. Спрячешь мешок с изюмом.
Стой! — закричала Мышь. — Вперёд пойду я с-сама. Вы идите сзади. Открывай дверь!
Кукурузинка приоткрыла дверь.
Но едва Мышь перешагнула порог дома, как дверь с силой захлопнулась, защемив мышиный хвост.
— Ай! — дёрнулась серая разбойница. — Ой! Отпустите мой хвост, негодники. Я вас… Ой-ой-ой!
Друзья припёрли дверь обломком Бобовой трости. Взяли в руки по длинной хворостине и через окно влезли в дом.
Мышь сидела у дверей и жалобно скулила. Увидев хворостины, она угрожающе встопорщила шерсть. Защёлкала зубами. Зашипела:
Н-не подх-ход-ди! На-з-зад! Про-гло-ч-чу!
Разве можно глотать сразу двоих? Подавишься, — засмеялся Пахтачок. — Сейчас ты убедишься, что мы умеем держать своё слово. Мы обещали накормить тебя сыром и сахаром. На, получай!
И они принялись стегать разбойницу прутьями, приговаривая:
— На других не нападай, не воруй, не угрожай! За разбойничьиповадки нашу плату получай!
Мышь визжала, пищала. Ругалась. Шерсть клубилась, вился пух. Слышно было:
— Ах! Ух!
Обалдев от боли, зубастая хищница так рванулась, что оторвала хвост и пулей вылетела в окно. Раз пятнадцать перевернулась она через голову и бросилась наутёк. А вслед ей Пахтачок с Кукурузин-кой кричали:
Лови!
Держи!
Догоняй!
Ха-ха-ха-ха!
Вот так бы всех разбойников проучить… — Пахтачок стёр со лба крупные капли пота.
Больше сюда не — сунется! — Кукурузинка отшвырнула прут и, пританцовывая, запела:
Мы не боимся Серых мышей, Лучше не троньте Нас, малышей. Тра-ля-ля-ля, Вот она я — Мала и кругла, Как бусинка. С врагами дерусь, С друзьями смеюсь. Я — Ку-ку-рузинка!
Послышался скрип. Это Боб Бобыч вышел на крыльцо. Увидев смеющихся друзей, он важно надулся и громко проговорил:
Фу! Кажется, схлынула жара.
Так это вы от жары улепётывали? А мы думали, от Мыши, — сказала Кукурузинка.
Какая Мышь? Никто не осмелится напасть на меня. Я не простой Боб! Но где моя трость?
Придётся вас огорчить. Но что поделаешь? Пока вы отдыхали, ваша трость из одной большой превратилась в две маленькие. — И Пахтачок протянул Боб Бобычу половинки трости.
Кто смел сломать мою трость? — рявкнул Боб.
Та самая Мышь, от которой вы только что улепётывали.
Я ещё раз повторяю, что никогда ни от кого не бегал. Я — это я и…
Батюшки! — ахнула Кукурузинка. — Опасайтесь. Она вернулась.
Кто? — выкатил глаза Боб Бобыч.
Мышь!
— А-а-а! — Боб разинул рот да так и не смог его закрыть. Повернулся и ринулся к дому. Да, на беду, наступил на развязавшийся шнурок. Хлопнулся животом в пыль и завопил:
— Спасите! Погибаю! Сюда!
Друзья вдоволь посмеялись над жирным хвастунишкой. И снова принялись за работу.
Скоро они позабыли о серой разбойнице. А зря.
РЕПЬ РЕПЬЁВИЧ
Едва успели друзья выстроить себе другой дом, как на бугре появился ещё один незнакомец.
Он походил на ежа — небольшой и колючий. Его шляпа, плащ и даже башмаки были густо покрыты острыми тонкими шипами. На спине возвышались огромные счёты, костяшки на них перекатывались с места на место, дребезжали и щёлкали.
Колючий незнакомец подошёл к дремавшему на крыльце Боб Бобычу.
Снял усеянную шипами шляпу.
Здравствуйте-пожалуйте. Раз, два, три, четыре — я хотел бы жить в квартире. Восемь, семь, шесть и пять — буду здесь я зимовать.
Кто таков? — Боб Бобыч надул губы и важно посмотрел на пришельца.
Репь Репьёвич, — отрекомендовался гость.
А что ты можешь делать? — повысил голос Боб Бобыч и запыхтел.
Репь Репьёвич с грохотом скинул на землю громадные счёты. Ударил по ним кулаком. Счёты задребезжали, зазвенели, и под этот шум Репь Репьёвич пропел тонюсеньким колючим голоскам:
Журавлей и журавлих
Мчится в небе стая.
Кто в одно мгновенье их
Всех пересчитает?
Вон стоит кудрявый клён,
Головой качает.
Сколько листьев держит он,
Кто пересчитает?
Возле лужи дождевой
Серый дрозд гуляет.
Сколько капель в луже той,
Кто пересчитает?
Сколько в небе по ночам
Ярких звёзд сияет,
Сколько их погасло там,
Кто пересчитает?
Не хвалясь, хочу сказать:
Я могу пересчитать.
Репь Репьёвич снова ударил кулаком по счётам, и они так затрещали, что Боб Бобыч испуганно попятился.