Юрий Подкорытов - Сказки из старинной шкатулки
— Ох, и долго же я плутал! Только так и не встретил ни зверя, ни птицы…
Охотник Зайнулла сам всегда брал сына на охоту. Учил читать следы, ставить капканы на зверя и птицу, учил метко стрелять из лука. Подрос сын, стал ходить на охоту один. И каждый раз возвращался с богатой добычей.
Шаману не спится: удачлив молодой охотник, а над его собственным сынком посмеиваются люди, нехорошо говорят.
Не спит шаман по ночам — как погубить молодого охотника?
Жили в лесу два соседа — Тюлюк-лиса и медведь Койрык-бай. Славный, пушистый был у медведя хвост. Сколько раз ему, бывало, Тюлюк-лиса говорила:
— Зачем тебе, сосед, такой длинный пушистый хвост? Отдай его мне. А уж я тебе уточек да медку.
— Медку бы… того, не плохо, да как же хвост-то? Не-ет, самому нужен.
Тюлюк-лисе не спится: хорош пушистый хвост Койрык-бая!
Не спит Тюлюк-лиса по ночам: как погубить соседа?
Да недаром говорят: злые сердца друг друга издалека найдут.
Прибежала Тюлюк-лиса к шаману, говорит:
— Научу, как сына охотника Зайнуллы погубить. Награду потом спрошу.
Научила. Посылает шаман своего сынка на охоту:
— Где хочешь найди и убей медведя. Так надо!
Пошел ленивый сынок в лес, завалился на мягкую траву, выспался и вернулся домой с пустыми руками.
Рассердился отец-шаман:
— Не пущу домой, пока не убьешь медведя.
Испугался ленивец и снова пошел на охоту. Капкан поставил, мед в кадке для приманки выставил. А лиса прибежала к медведю и говорит:
— Бежала я, Койрык-бай, мимо болотца — смотрю, мед. Большая кадушка. По-соседски поделимся.
Пошел медведь Койрык-бай за медом да угодил в капкан — хвост ему прищемило.
Убил медведя сын шамана, отца позвал. И Лиса тут же.
— Ну, хозяин, отдай мне хвост.
Жалко стало шаману. Такой пушистый, такой славный хвост!
— Убирайся, пока цела, — сниму твою рыжую шкуру на рукавицы!
Вырезал шаман сердце, медвежье, съел его, шерсть спалил на огне, пепел на ветру развеял и закружился в танце:
— Дух медвежий! Задери, поломай сына охотника!
Превратился в медведя, встал на задние лапы, заревел страшным голосом и убежал в лесную чащу.
Возвращался сын охотника домой, вдруг громадный медведь на него набросился. Не растерялся юноша, натянул тетиву лука — каленая стрела медведю прямо в глаз попала. Заревел медведь, закружился на месте, как шаманы в своем колдовском танце. Выхватил острый нож храбрый юноша, бросился на медведя, а тот вертится на месте, хвостом по земле бьет. (А вы уже знаете — в те времена у медведей были длинные пушистые хвосты.) Отсек юноша ножом длинный медвежий хвост, заревел медведь от боли, убежал в глухомань лесную.
А Лиса снова тут как тут. Схватила пушистый хвост и была такова.
Пришел сын охотника домой, рассказал отцу, как медведь кружился, как хвост медвежий лиса утащила.
Усмехается отец:
— Это наш сосед-шаман хотел тебя погубить. Молодец, что не испугался, хвалю тебя!
С тех пор, говорят, у медведей стали короткие хвосты. И умеют они ходить на задних лапах и кружиться на месте.
Было это в те времена, когда бараны волка задрали, а ушастый филин в глухом урмане соловьем заливался.
Рассказывал Акрам-курайчи о Матери Родниковых Вод
В давние времена в бескрайних степях, на берегу реки, несущей свои воды в далекие страны, жил старый Уразбай-хан. Сыновей у него не было, а была только дочь — Агидель.
Набегали из диких степей на владения Уразбай-хана воины в звериных шкурах, уводили людей в рабство, отбирали коней и баранов. Приходилось браться за оружие. Стоял во главе войска хана храбрый егет. Прозвали его Урал[11]-батыром. Давно уже объявил его Уразбай-хан своим наследником и женихом единственной дочери.
Но сосед — владелец гор Кансыз-хан — все время посылал своих гонцов и требовал отдать Агидель ему в жены. И каждый раз получал отказ.
Затаил Кансыз-хан обиду. Послал своих воинов с приказом: запрудить горные реки, пусть превратится в пустыню земля Уразбай-хана, пусть от жажды погибнет весь скот, пусть погибнут все люди.
Удобное время выбрал Кансыз-хан: отряды Урал-батыра отбивали нападение войска грозного Кара-кула.
Хитрые приближенные стали уговаривать Уразбай-хана:
— Отдай, великий хан, свою дочь. Войско Кансыз-хана велико, стрелы их бьют без промаха. Видом они страшны и свирепы. Одежды из волчьих шкур пугают наших коней. Согласись, мудрейший, — только так ты спасешь свой народ, и себя, и нас, твоих вернейших слуг.
— Дочь моя Агидель — невеста Урал-батыра. Я все сказал!
Хитрые приближенные обманули Уразбай-хана, посадили его в темницу, отдали Агидель гонцам Кансыз-хана и сказали:
— Передайте своему повелителю: мы покорны его воле. Да будет так!
Вернулся из похода Урал-батыр. Освободил из темницы Уразбай-хана, наказал неверных прислужников и с маленьким отрядом бросился в погоню.
В горном тесном ущелье напали на отряд воины в волчьих шкурах. Перебили всех храбрых джигитов, а раненого Урал-батыра посчитали мертвым.
Лежит Урал-батыр день. Лежит другой, лежит третий. Пожалел его добрый Иргаил-карлик, послал струю живительного воздуха. Открыл глаза Урал-батыр, поднялся на ноги и пошел в горы. Видит — пещера перед ним. Камни самоцветные горят, горный хрусталь переливается огнями, золотые жилки по потолку бегут, пол узорами малахита украшен. На горке бархатных аметистов золотой лук лежит. Рядом — колчан, стрелы в нем с огненными наконечниками.
Слышит Урал-батыр голос:
— Помоги, храбрый егет. Я — Мать Родниковых Вод. Заточил меня в подземелье Кансыз-хан, заковал ледяным зеркалом. Возьми колчан с огненными стрелами, возьми лук золотой. Поднимись на Зуртау, выпусти стрелу в ледяное зеркало.
Поднялся Урал-батыр на вершину горы Зуртау, выпустил огненную стрелу. Разбилось с грохотом ледяное зеркало, гром прокатился по горам, высоко взметнулись водяные столбы.
Затопила вода горные долины, побежали воины в волчьих шкурах в разные стороны, Кансыз-хана водоворотом закружило. Уже по пояс вода Урал-батыру, а он все стоит и пускает огненные стрелы.
Так погибли Урал-батыр, красавица Агидель и злой Кансыз-хан.
Побежали из горного озера реки в разные стороны: на юг — Урал, на запад — Агидель, третья река побежала на север — в океан.
Называют ее Миасс, Мияс-су. Мать Родниковых Вод.
Рассказывал Акрам-курайчи о Бердяуше
Может, правда, а может, нет, но говорят аксакалы старики, что на месте нынешнего Бердяуша стоял когда-то на берегу реки аул башкирский.
И вдруг пропала речка. Словно кто украл. Все родники пересохли. Стали жители колодец копать. Глубоко докопались, но тут-то и началось… Выбрался из колодца перепуганный молодой егет и говорит:
— Плохо дело, не дают шайтаны к воде подобраться. Ругаются, грозятся.
Посмеялись над ним:
— Какие шайтаны! Земля обвалилась, а у тебя уже и душа зайцем запрыгала.
Опустили на веревке в колодец самого храброго егета. Был он там долго-долго. Потом поднялся обратно и говорит:
— Зря смеялись. Охраняют воду шайтаны. Сам слышал.
Задумались старики аксакалы: с шайтанами плохое соседство. Делать нечего, засыпали колодец землей, стали на другое место перебираться.
А дело было так: хозяином горных рек и речушек был Иргаил-карлик. Сам Иргаил росточком маленький, борода белая, длинная-предлинная, на голове шапка из меха огненной лисы, зеленый бешмет золотом расшит, красные сафьяновые сапожки серебряными гвоздями подбиты.
Хорошим хозяином был Иргаил и людей не обижал. Одна беда: очень любил в сарташ[12] играть.
Приходит к нему однажды Шайтан и предлагает в сарташ сыграть.
Три раза подряд Шайтан выиграл. Говорит:
— Отдавай речку! А то всем расскажу — плохо ты, Иргаил, в сарташ играешь.
Делать нечего, пришлось отдать. Шайтан речку под землю запрятал от людей, шайтанят охранять заставил.
Вот какие оказались таинственные звуки: шум подземной реки — бердяуш по-башкирски.
Об этом потом сам Шайтан всему свету разболтал, а Иргаил-карлик так и не признался.
Рассказывал Акрам-курайчи о Таганае и сыновьях его
Говорят, в давние-предавние времена на месте нашего края совсем пустынно было — ковыль седой да полынь пахучая. Только ветер с волками наперегонки бегал да песни завывал.
В местах этих жил человек один, Таганаем его звали. Троих сыновей имел. Ишимбай, Сарбай и Селямбай — так их звали.
А было у старика Таганая богатства видимо-невидимо. Камешки дорогие, денежки золотые, медные да серебряные — сундуки полнехонькие в потаенном месте запрятаны. Но больше всего дорожил Таганай саблей своей. Не простая была сабля — из металла волшебного, булата. Ах и сабля! То молнией сверкнет, то птицей взлетит, то голубым огнем вспыхнет.
