Джессика Джордж - Солнце и луна, лед и снег
Пес сел и залаял.
— Хороший пес! — Ласси кинула ему кусочек лефсе. — А теперь ложись!
Он послушно лег на вытертый коврик.
Еще кусочек лефсе.
— Перевернись!
Пес перекатился на спину.
— Ха! — Ласси бросила ему последний кусочек лефсе под одобрительные восклицания сестер, собравшихся вокруг посмотреть.
— Будь добра, перестань скармливать животному наш ужин, пика, — прошипела мать, положив конец веселью.
— Да, мама. — Девочка выпрямилась и вернулась к работе.
Йорунн и Ханс Петер сочувственно посмотрели на нее.
— Нильс! — весело приветствовала Йорунн мужа, когда тот вернулся с остальными парнями из хлева. — Только посмотри, моя младшая сестренка научила пса нескольким фокусам.
Нильс засмеялся и подошел, и пес старательно исполнил новые ужимки. Пока мать не смотрела, Йорунн отломила кусочек желтого оленьего сыра от лежащего на столе клина и дала собаке.
— Вот бы ты и с оленями так ловко управлялась, — тоскливо произнес Эйнар, когда садились за стол. — С нашей старшей оленухой что-то не так.
— Что такое? — встрепенулся сидевший во главе стола Ярл. — Она дает меньше молока?
— Вообще не дает, — проворчал Эйнар. — Так и норовит меня укусить, когда я подхожу близко. Даже если удается ее стреножить и привязать, ничего не выходит.
— Вот досада, — отозвался Ярл, заворачивая кусочек соленой рыбы в лефсе и принимаясь задумчиво жевать. — Та беломордая оленуха всегда была у нас лучшей.
— Если она слишком стара, чтобы доиться, то ей пора в котел, — заявила Фрида. — Зарежьте ее завтра. Торст, у тебя это хорошо получается.
Ярл покачал головой, а Нильс, муж Йорунн, ловко перевел беседу на более приятные темы. Ласси не терпелось продолжить беседу с собакой, но молодого песика выгнали в хлев, пока люди ели. Ночью пса в дом не забрали, и девочка лежала без сна в большой кровати вместе с матерью и сестрами и гадала, спятила она или просто Бог нашел странный способ благословить дитя, во всем прочем оставленное без Его попечения.
На следующее утро ласси отправилась в хлев посмотреть, как дела у Эйнара. Она послушала кур, но совсем недолго. Да, они болтали, но не очень интересно, и они не замечали, когда она им отвечала. Девочку больше заботила оленуха. Как и отцу, ей не хотелось, чтобы беломордую зарезали. Олени никогда ее особенно не занимали, но именно эта оленуха была самой красивой в их маленьком стаде.
При мысли об олене ласси остановилась, едва войдя в хлев. Ведь она говорила с белым оленем. Неужели он сотворил с ней нечто такое, что теперь она может говорить с животными? Девочка вспомнила о его поцелуе, о прикосновении его мягкого носа к своему лбу, о тепле его дыхания. И в груди у нее родилась уверенность: это дар не Бога, а странных древних духов земли.
— Ты собираешься помогать или нет? — спросил Эйнар из дальнего угла хлева.
В одной руке он держал ведро, а в другой табуретку. Они служили ему щитом, позволявшим удерживать оленуху в углу. Та жалобно мычала, ее карие глаза закатывались.
— Больно, больно, больно, — стонала она.
— Эйнар, прекрати! — Ласси подскочила к брату и легонько стукнула его по плечу. — Ей больно.
— Она просто упертая, — проворчал Эйнар, размахивая табуреткой перед носом у оленя.
Издав звук наподобие кашля, обычно кроткое животное увернулось и действительно бросилось на Эйнара. Ласси шагнула вперед и поймала оленуху за истертый веревочный ошейник, когда та уже прыгнула. Тяжелое животное протащило ее несколько футов, прежде чем остановилось, и Эйнар нырнул в кучу опилок и сухого мха, используемых на подстилку для оленей.
— Тихо, тихо, ну же, тихо, — стала успокаивать ласси беломордую. — Не обращай внимания на глупого мальчишку и расскажи мне, что не так.
— Больно.
Оленуха, тяжело дыша, привалилась к девочке. Бедняжка дрожала, на густой бурой шкуре проступили влажные пятна пота.
— Где больно? — проворковала ласси.
— Вымя, — ответила оленуха и содрогнулась.
Эйнар стоял в нескольких шагах от них и, разинув рот, таращился на младшую сестру:
— Она вправду с тобой разговаривает?
— Да, — коротко отозвалась девочка и опустилась на колени возле оленя. — Пожалуйста, дай мне посмотреть. Обещаю не делать тебе больно.
Оленуха снова вздрогнула, но все же кивнула.
Ласси нагнулась ниже и посмотрела на раздутое вымя оленухи. Трудно было что-то разглядеть сквозь густую свалявшуюся шерсть. Наверное, поэтому Эйнар раньше и не заметил беды. На одном из сосков темнела отметина от укуса, и там началось воспаление.
— Ее укусила лиса, — сообщила девочка брату. — Посмотри сюда.
Эйнар нагнулся посмотреть и негромко присвистнул.
— Ой, будь я… Я ведь даже не подозревал! — Он хлопнул оленуху по боку. — Прости, девочка. Я принесу тряпок и обмою.
— В прошлом году, когда Анни порезала руку, папа купил лекарство, — напомнила ему ласси, выпрямляясь и гладя оленуху куда ласковее. — Там в коричневом горшочке на буфете еще есть немного.
Эйнар кивнул и побежал за тряпками и снадобьем. Ласси осталась рядом с оленухой, поглаживая ее по носу.
— Прости, мы не знали, — мягко сказала она. — Я позабочусь, чтобы с этих пор никакие лисы тебя больше не трогали.
И она сдержала обещание. Да и как лисы могли не послушать ее, если она в ответ выслушивала их горести?
Вскоре по округе пошла молва, будто младшая дочка Ярла Оскарсона имеет подход к животным. Ей можно было доверить успокоить самую вредную лошадь или вразумить самого тупого барана, а лисы и волки обходили двор Ярла по большой дуге. Когда такие пересуды достигали ушей Фриды, та фыркала и отворачивалась. Но Ярл сиял от гордости за младшую дочь и про себя думал: какая жалость, что у жены так и не нашлось для нее имени, ведь девочка постепенно превращалась в весьма привлекательную молодую женщину.
Глава 5
В шестнадцатую зиму ласси в доме оставались только она, Ханс Петер и Эйнар. Остальные все переженились или, в случае Торста и Аскеля, отправились на заработки в Христианию. Несмотря на погоду, то было счастливое время. Они по-прежнему мерзли, и пищи едва хватало, но кормить приходилось меньше ртов.
С практической точки зрения ласси могла понять холодность матери по отношению к детям и ее мрачную радость при проводах их в большой мир. Хорошо иметь больше места в кровати и больше одеял, в которые можно закутаться. Приятно вставать из-за стола с полным животом и знать, что и завтра после ужина живот будет полон.
Слава юной девушки, знающей подход к животным, продолжала распространяться, и это также приносило семье небольшой доход. Люди давали полдюжины яиц с одной курицы, чтобы ласси сказала им, чем хворает другая, и пару уток за помощь в обучении новой собаки. Ласси нравилось слушать зверей и птиц, хотя она никому, кроме Ханса Петера, никогда до конца не объясняла, как у нее получается докапываться до истины.
К шестнадцати годам ласси уже полагалось бы гулять с одним из живущих по соседству парней, но звери интересовали ее гораздо больше, чем молодые люди. Она не хотела прожить жизнь так, как ее мать: озлобленной и одинокой, с девятью детьми на побегушках. Ласси любила малышей и понимала, что когда-нибудь ей захочется одного или двух собственных. Но сначала она мечтала посмотреть мир. Ей хотелось путешествовать, знакомиться с новыми людьми и разгадать тайну печали в глазах Ханса Петера.
Однажды летним днем (хотя он вряд ли заслуживал такого названия) ласси как раз размышляла об этом, вытаскивая ведро с водой из колодца. Она уже принесла обратно сыр, оставленный Ярлом в качестве подношения троллям. С тех пор как белый олень даровал ей имя, она взяла за правило забирать еду, как только отец уходил рубить дрова. Затем она маскировала добычу: нарезала сыр ломтиками или взбивала сливки в масло, чтобы он не заметил. Фрида восприняла это как проявление здравого смысла в младшем ребенке, а Ярл пребывал в уверенности, что тролли умиротворены.
Чтобы разбить корку льда на поверхности воды, ведро приходилось бросать в колодец с силой. Но было достаточно тепло и без парки, вполне хватало двух свитеров и варежек. Ласси даже подумывала сходить после обеда поискать морошку.
Вдруг она услышала странный плач и подскочила. Половина воды выплеснулась из ведра обратно в колодец. Ласси резко обернулась, пропуская веревку между пальцев.
— Прости, девочка, — пророкотал дружелюбный голос. — Не знал, что ты замечталась.
Ласси подняла голову выше и уперлась взглядом в улыбающиеся глаза и бородатое лицо свекра Йорунн, Рольфа Симонсона. Это был громадный, похожий на медведя дядька с непривычно темными волосами и светлыми веселыми глазами. В руках у него было драное одеяло, которое извивалось и скулило. Так вот откуда доносился услышанный ею плач!
