Михаэль Энде - Бесконечная книга
Он встал, умылся, оделся и вышел из комнаты. Спустившись по лестнице, он попал в большую столовую. Мама Айола за столом поджидала его с готовым завтраком. Всё на ней цвело, она пела и пританцовывала, а после еды отправила его гулять, чтоб он дышал свежим воздухом.
В Розовом лесу, видимо, царило вечное лето. Бастиан слушал птиц, играл с ящерицами, вдыхал запах роз и ни о чём не думал.
Так проходили дни, он не замечал времени. Мама Айола не могла на него нарадоваться, и он весь предался её материнской заботе и ласке. Оказалось, он так натосковался по этой заботе, что никак не мог насытиться ею.
Он множество раз облазил весь дом с подвала до чердака. Это не могло ему наскучить, ведь дом всё время менялся, стараясь развлечь гостя. Он создавал то игровые комнаты, то железную дорогу, то кукольный театр, каток или даже карусель.
Далеко от дома Бастиан уйти не мог: голод скоро возвращал его к фруктам мамы Айолы. Вечерами они подолгу беседовали. Он рассказывал ей о Граограмане, о Перелине, о Ксаиде, об Атрее, которого он ранил, а может, и убил.
— Я всё делал неправильно, — сказал он. — Луниана так щедро наградила меня, а я распорядился её дарами так, что принёс несчастье и себе, и Фантазии.
Мама Айола долго смотрела на него.
— Нет, — сказала она, утешая. — Ты шёл дорогой желаний, а этот путь не бывает прямым. Ты сделал большой крюк, но это был ТВОЙ путь. Ты из тех, кто возвращается, только если найдёт источник Живой Воды. А это самое таинственное место Фантазии. Туда нет прямого пути. — И, помолчав, добавила: — Любой путь, который приводит туда, в конце концов оказывается верным.
Вдруг Бастиан заплакал. Он сам не знал почему. Как будто узелки в его сердце развязались и вышли слезами. Он всхлипывал и не мог успокоиться. Мама Айола взяла его на колени и стала нежно гладить, а он зарылся лицом в цветы на её груди и наплакался вдоволь.
На следующий день Бастиан снова заговорил о вчерашнем:
— А ты знаешь, где источник Живой Воды?
— На границе Фантазии.
— Но ведь у Фантазии нет границ.
— Есть, они не снаружи, а внутри. Там, откуда Детская Королева черпает всё своё могущество, но куда сама она попасть не может.
— И я должен разыскать это место? Ещё не поздно? — спросил Бастиан.
— Тебя выведет туда только одно желание — последнее.
Бастиан испугался.
— Мама Айола, при каждом исполнении моего желания я что-нибудь забывал. И сейчас будет так же?
Она кивнула.
— Но я ничего не замечаю!
То, что ты уже забыл, ты не можешь заметить как утрату.
— А что я забуду на сей раз?
— Я скажу, когда придёт время. Иначе ты не сможешь забыть, и желание твоё не наберёт силу.
— А вдруг это моё последнее воспоминание?
— Что делать. В мире ничто не утрачивается совсем, оно лишь преображается во что-нибудь другое. Твоё воспоминание должно превратиться в желание.
— Но тогда, наверное, я должен поторопиться?
Она погладила его по волосам:
— Не беспокойся. Все длится сколько нужно. Когда последнее желание появится, ты это сразу почувствуешь. И я тоже.
С этого дня действительно что-то стало меняться, хотя Бастиан ничего не замечал. Сказывалась преображающая сила Дома Перемен, хотя всё происходило постепенно — так растут растения из земли.
Бастиан всё ещё наслаждался летом и заботами мамы Айолы, и фрукты её всё ещё были ему по вкусу, хотя постепенно он начал наедаться. Она заметила это, но ничего не сказала. И лаской её он уже насытился. Теперь в нём появилось новое, незнакомое желание: самому кого-нибудь полюбить.
С удивлением и грустью он обнаружил, что пока не любил никого. Но желание любить становилось всё сильнее. И в один из вечеров он заговорил об этом с мамой Айолой. Она слушала, взгляд её выражал то, чего Бастиан не понимал.
— Вот ты и нашёл своё последнее желание, — сказала она. — Твоя истинная воля — любить.
— Но почему я не могу этого, мама Айола?
— Ты это сможешь только тогда, когда напьёшься Живой Воды. И тебе захочется поделиться этой водой с кем-то ещё. Это и будет любовь.
— А ты, — смущённо спросил Бастиан, — ты пила её?
— Нет, — сказала мама Айола. — У меня все иначе. Мне необходимо кому-нибудь отдавать мой избыток.
— Но ведь это и есть любовь?
— Да, если хочешь, — сказала мама Айола, немного подумав.
— А кому в Фантазии доступна Живая Вода?
— Не знаю. В некоторых предсказаниях говорится, что наступит такое время, когда люди принесут в Фантазию любовь. Тогда два наших мира соединятся. Но я не знаю, что это значит.
— Мама Айола, — напомнил Бастиан. — Ты обещала, когда придёт время, рассказать мне, что я забыл в обмен на моё истинное желание.
— Ты забыл отца и мать. Теперь у тебя больше ничего нет, кроме твоего имени.
— Отца и мать? — задумался Бастиан. Но эти слова больше ничего не значили для него. — Что мне делать теперь?
— Ты должен покинуть меня. Твоё время в Доме Перемен истекло.
— И куда мне идти?
— Тебя поведёт твоё последнее желание. Не теряй его!
— Я должен идти сейчас же?
— Завтра утром. У тебя осталась последняя ночь в Доме Перемен.
Бастиан встал и подошёл к ней, чтобы проститься на ночь. Только вблизи он заметил, что все её цветы увяли.
— Не беспокойся. И завтра утром не оглядывайся, а иди своим путём!
Когда наутро он спустился из своей комнаты, мама Айола сидела на прежнем месте. Все листья, цветы и плоды опали с неё. Глаза её были закрыты, и она походила на засохшее, умершее дерево. Бастиан долго стоял перед нею, потом открыл дверь и вышел наружу.
За ночь наступила зима. Снег лежал по колено, от цветущих роз остались только голые кусты. Было холодно и очень тихо.
Бастиан хотел вернуться в дом за плащом, но двери и окна исчезли. Весь дом зарос наглухо.
Бастиан поёжился от холода и двинулся в путь.
Глава XXVI
РУДНИК СНОВИДЕНИЙ
Южный ветер так же холоден, как и северный, если он дует в снежной долине, где живёт слепой горняк Йор.
Однажды ранним утром горняк вышел из хижины, уловив среди полной тишины скрип шагов дальнего путника. Йор был уже старик, но без бороды и без морщин, волосы у него посерели, как камень, и весь он казался высеченным из куска застывшей лавы. Только в глубине его слепых глаз иногда вспыхивал огонь.
Подойдя, Бастиан — а это именно его шаги заслышал издалека Йор — сказал:
— Здравствуй. Я заблудился. Я ищу источник Живой Воды. Не мог бы ты мне помочь?
— Ты не заблудился, — прошептал горняк. — Но говори тише, иначе ты разрушишь мои картины.
Он жестом пригласил Бастиана в хижину. Она состояла из одной комнаты, очень просто обставленной: стол, два стула, лежанка и полка для посуды и еды. В очаге пылало пламя, в котелке дымился суп.
Йор поставил две тарелки, налил в них супу и жестом пригласил гостя поесть. Завтрак прошёл в молчании.
Потом горняк откинулся, глаза его смотрели сквозь Бастиана.
Он прошептал:
— Кто ты?
— Меня зовут Бастиан Балтазар Букс.
— А, значит, свое имя ты ещё помнишь.
— Да. А ты кто?
— Я Йор, меня ещё называют слепым горняком. Но я слеп только на свету. Под землёй в моём руднике в полной темноте я могу видеть.
— Что это за рудник?
— Он называется Минроуд. Это рудник сновидений.
— Рудник сновидений? — удивлённо повторил Бастиан. — Про такое я не слыхал.
Йор, казалось, постоянно к чему-то прислушивался.
— Он существует специально для таких, как ты, — тихо сказал Иор. — Для людей, которые не могут найти дорогу к источнику Живой Воды.
— И что же это за сновидения?
Йор закрыл глаза, и Бастиан не знал, повторить ли ему вопрос.
— Ничто в мире не исчезает бесследно. Ты видел когда-нибудь сны, которые утром не мог вспомнить?
— Да, часто.
Йор задумался, кивнул, потом пригласил Бастиана следовать за ним.
— Только ни слова, ни звука, понятно? То, что ты сейчас увидишь — моя работа за многие годы. Любой шум может их разрушить. Поэтому молчи и ступай очень осторожно.
За хижиной находился деревянный шахтный копёр, они прошли мимо него в огромную заснеженную долину. И тут Бастиан увидел картины, которые лежали на белом снегу как драгоценности на белом шёлке ювелирных коробочек.
Это были тонкие, как дуновение, прозрачные стёкла разных форм и размеров, прямоугольные и круглые, мозаичные и гладкие, иные величиной с церковные витражи, другие — как миниатюры на вазочках. Они лежали рядами, группируясь по величине и форме, покрывая снежную равнину до горизонта. Тут были изображены какие-то фигуры в птичьем гнезде, часы, похожие на растёкшийся расплавленный сыр, куклы на ярко освещённом пустом пространстве, головы и морды зверей и целые пейзажи, составленные из голов, морд и лиц. Но были и обыкновенные портреты, были мужчины, косившие пшеницу, женщины, сидящие на балконе, горные деревушки и морские виды, военные сцены и цирковые представления, улицы и комнаты, снова лица, старые и юные, мудрые и придурковатые, шуты и короли. Были страшные картины — казни, пляски смерти; были портреты молодых дам в седле, и был нос, разгуливающий сам по себе, принимая приветствия от встречных.
