Владислав Крапивин - Пироскаф «Дед Мазай»
Выручил студию «Дульсинея-фильм» капитан Поддувало. Он уговорил герцога дать на роль злодеев своих солдат. Герцог, как известно, киношников не терпел, но пошёл навстречу школьному другу. Выделил дивизию речных пехотинцев (было в ней девять человек). Те, заранее напялив на рожи чёрные чулки с прорезями, двинулись на остров.
По словам Дульсинеи, съёмки прошли блестяще. Главный Герой крушил злодеев умело и весело. Он казался неутомимым. Потому что исполнителей было два — Том и Касьян. Когда уставал один, в бой кидался другой. Издалека они были неразличимы, да и вблизи очень похожи. Касьян даже приделал к уху проволочное колечко (правда, временное, без прокола). Осложнял дело только Ефросиний Штульц. Главный оператор всё чаще ссорился с Дульсинеей, а с ребятами вёл себя вообще по-свински. Орал на них, когда считал, что в кадре они делают не то, что надо. Один раз даже довёл Тома до слез. Фройлен Дуля рассвирепела — особенно когда выяснилось, что Ефросиний перепутал мальчишек и вынудил плакать Касьяна. Генеральный директор уволила главного оператора. Ефросиний стал собирать чемодан и сказал при этом:
— Дуля ты и есть дуля. Австрийская. Кто тебе будет доделывать фильм?
— Сама справлюсь!
Оказалось, что справиться может Платоша. Он к тому времени перебрался на базу, потому что (о, святой Бартоломео!) соскучился по всей компании. Платоша сказал, что когда-то работал оператором на киностудии в городе Зацеплялске и, если надо, может помочь «Дульсинея-фильму». Фройлен Дуля тут же назначила его главным оператором.
— По крайней мере, у него душа художника, и он никогда не заставит плакать мальчиков…
На том и порешили. Сначала. Но потом Платоша пригляделся к Ефросинию и посоветовал фройлен Дуле: пусть Штульц все-таки останется главным оператором, а он, Платоша, будет вторым. Ведь Штульц почти довёл картину до конца, у него и опыт, и заслуги. И, к тому же, он извинился перед Касьяном (и заодно перед Томом Сушкиным).
— Лос фигос с вами, — сказала Дуля. Она уже нахваталась «мазаевских» выражений…
После этого Ефросиний и Платоша сделались приятелями и часто рассуждали об импрессионистах. («А это кто?» — «Это художники, чьё творчество завязано на цветовых и световых впечатлениях, о любопытное дитя…»)
Вскоре последние эпизоды были сняты, и наступило время, которое у киношников называется «постпродакшн», а по-русски «послесъёмочный период». Монтаж, озвучка и так далее…
Здесь кончается рассказ о съёмках фильма «Никто не срубит дерево». А поскольку скоро кончится и роман, о фильме надо сказать до конца. Следует признаться, что получился он так себе. Звания кинозвезды он Тому Сушкину не принёс (впрочем, Тому было наплевать: его и друзей интересовали дела на острове Белых Мышей, там готовился к старту космолёт «Зелёный зайчонок»). Несколько раз фильм показали на второстепенных телеканалах, а разок даже в кинотеатре Воробьёвска, а потом подзабыли. Впрочем, дело даже не в качестве этого кино, а в коммерции («Том, это значит „торговые махинации“»). Известно, что в детский фильм не засунешь много рекламы, а без неё какая прибыль?
Но у Тома и его друзей остались записи на дисках. Иногда интересно было присесть у экрана и вспомнить летние приключения…
«Глубинная бомба»
После съёмок, в начале августа, появилось много свободного времени. Том иногда забирался на Дерево и читал там любимого Марка Твена. Все чаще ему чудилось опять, будто он в домике, где живёт рыжий кот Питер. Кот был добрый. Забирался к Тому на колени и ни разу не выпустил когти…
Касьян повадился гулять по берегу с фройлен Дулей. Казалось бы, что у них общего? Но Том объяснил себе это так, что Касьян и Дуля обсуждают всякие связи электронных сетей и кинематографа. Не надо забывать, что Касьян родился из киношного компьютера, причём благодаря фройлен Дуле (хотя и при помощи программы Ефросиния).
Один раз они гуляли так долго, что стало Тому даже обидно. Касьян, видимо, почуял это и назавтра целый день провёл с Томом. Они катались на Донби, снова лазали по дереву. Там открывались новые «лесные страны». А листики на побегах сделались крупными, и становилось их все больше.
Заговорили про «Деда Мазая». Том и раньше рассказывал Касьяну, как они с Югой затопили пироскаф, но сейчас он вспомнил особенно много подробностей.
Касьян слушал терпеливо, но в конце концов сказал:
— Я все это знаю…
— Откуда?!
— В Большом виртуальном пространстве известно многое. Иногда я просовываю в него ухо, ну и вот… Том, я одно не понимаю: почему ты решил, что «Дед Мазай» ушёл от вас навсегда?
— А… как ещё?
— Но есть же Дерево! И есть у тебя колечко…
— Оно же… просто так… Или почти просто так…
— Это у меня просто так, для кино. А у тебя… Том, ты попробуй. Возьмись за колечко и скажи: «Дерево, пусть вернётся „Дед Мазай“».
Том не стал говорить «ерунда это» и «как он вернётся». Взялся за колечко и сказал эти самые слова.
Показалось, что шевельнул ему волосы пахнувший тополем ветерок.
— Думаешь, это может быть по правде? — шепнул Том.
— Но ты же спас Дерево. Вдруг и оно поможет тебе…
— А если поможет… он что? Всплывёт и станет новый, как после ремонта? Фантастика….
— Здесь кругом фантастика. Пространство под названием «Дельта»… Наверно, он не всплывёт, а весной просто окажется в какой-нибудь бухточке у одного из островов. Подождём…
У Тома в сердце послышался «стук-перестук». Он повторил про себя: «Пространство Дельта…»
Часто приезжали Катя и Юга. Катя, правда, пореже. У неё иногда опять побаливало сердце. Узнав про очередной случай, Том впадал в уныние (то есть в депрессию). Но брал себя в руки, ехал на улицу Новых Сапожников и уже без смущенья прижимал ладонь к Катиной груди (сердечко рисовал мысленно).
Стук-стук, перестук,
Ехал поезд по мосту…
Ей делалось легче…
А однажды случился день, когда Кате было совсем хорошо. Она с Югой приехала на базу. Вчетвером купались на отмели, а затем вдруг Касьян предложил:
— Том, давай сплаваем туда, где пироскаф.
Том в душе поморщился: не хотелось.
— Зачем…
Но в их компании сложилось правило: если кто-то что-то хочет, остальные не возражают.
Уходить далеко в залив им одним не разрешали (Сусанна будет хвататься за сердце, дядя Поль станет дёргать клочки на висках, фройлен Дуля скандалить с Касьяном…). Позвали капитана, однако у того «сдала поясница». Выручил Платоша, сел с ребятами в лодку. Сказал, что когда-то работал спасателем (кем он только не работал!).
Пироскаф не нашли. Место было явно то самое (Том сказал, что «взял точный пеленг»). Касьян резонно заметил, что нужен не пеленг, а «Дед Мазай». Том хотел надуться, но решил, что лучше сделать несколько кругов.
Сделали.
Не было пироскафа. Было только песчаное дно с зелёными бликами и тенями от рыбёшек. Были и сами рыбёшки, но толку-то от них…
Все огорчились, кроме Касьяна. Он выразился непонятно:
— Я же говорил…
Том уже хотел разозлиться: «Что ты говорил?!». Но закричал Платоша:
— Стоп машина! Вижу неопознанный подводный объект!
Объект блестел неподалёку, на дне. Он был наполовину спрятан в песке. Круглый, медный…
— Глубинная бомба, — задумчиво предположил Касьян.
— Сам ты бомба! — Том сразу понял, что это.
И Платоша понял:
— Неужели он, родимый?
Не снимая футболки и очков, живописец Римский ухнул с борта и рывками ушёл на глубину. Подёргал там ногами в обтрёпанных штанинах, повозился над «бомбой». Вытянул её из песка за изогнутые ручки. Тяжело всплыл. Том, Юга, Касьян и Катя втащили тяжеленную от налившейся воды находку через борт.
Конечно же, это был он, пузатый медный любимец команды пироскафа. Тот, который каждый вечер безотказно кипятил всем чай, а потом грел страусиное яйцо.
— Хороший ты мой! — Том обнял самовар, как живого. Якорёк на водолазке тихо звякнул.
Платоша держался за борт, мокрые очки счастливо блестели. Он сказал:
— Подождите, там ещё… — и снова ушёл на глубину (немалую для пловца без маски). И всплыл с конфоркой самовара. Той, на которую ставили чайник и клали яйцо.
— Клянусь Африкой, Донбамбало обалдеет от счастья. — сказал Том. — Он горевал, что без самовара тормозится созревание зародыша. Я ходил виноватый…
— Теперь мир обретёт гармонию, — пообещал Платоша и ввалился в лодку.
— Не обретёт, — сказал Юга. — Мы не знаем, куда девался пироскаф.
— Знаем, — возразил Касьян. — Ушёл на ремонт…
— Куда? — слегка испугалась Катя.
— Сушкин, давай признаваться, — велел Касьян.
