Владислав Крапивин - Пироскаф «Дед Мазай»
Платоша лежал на дощатых подмостках под потолком, заканчивал роспись.
— Ух ты-ы! — восхитился Том.
— Нравится?
— Ещё бы?
— А что больше всего?
— Пироскаф!
— Д-да? А я думал, вы с наследником.
— Мы тоже ничего. Только это… малость старомодно…
— Потому что в стиле Ренессанса.
— В стиле чего?
— В духе мастеров Возрождения. Слышал о таких: Леонардо, Рафаэль, Микельанджело?
— Конечно, слышал! Это черепашки из старинных мультиков.
— Святой Бартоломео, хранитель кистей и красок! Чему вас учат в ваших детдомах?!
— Слушаться старших… Платоша, я пошутил, я знаю про Леонардо, у него эта… Мона Люся… ой, Лиза!
— Сгинь, кладезь невежества!
— Ладно… А скоро кончишь роспись?
— Почти. Последние гениальные мазки.
— После самого гениального приезжай на базу. Там на соседнем острове такое дерево! Настоящая секмайя!
— Может быть, секвойя?
— Ой, да! Туренский тополь. Дядя Поль говорит: ре-лик-то-вый! Не дерево, а целый космос! Ты напишешь такую картинищу…
— Том, ты меня заинтриговал…
— Что сделал?
— Тьфу! Заразил творческим интересом.
— А-а!.. Платоша, они хотели его срубить, а я не дал! Теперь будут рубить компьютерный макет…
Платоша спустил с мостков голову.
— Что-что?
— Макет… А что такого?
— Макет того самого дерева?
— Ну… да…
Платоша концом кисти поскрёб в перемазанных волосах.
— Том. Это не есть хорошо…
— Почему?
— Ты разве не знаешь, что все в жизни связано? Натура и зеркальные отражения, живые люди и портреты… Читал роман «Портрет Дориана Грея»?
— Не-а…
— Ну, ясно. Возьмём примеры поближе. Говорят, были случаи, когда на пусковых пультах неисправные мониторы искажали изображение, а на стартовых площадках взрывались ракеты…
— Ёлки-палки…
Тревожно затеплело колечко: наверно, подтверждало, что Платоша прав.
— Я побежал! — рванулся Том.
Теперь ему казалось, что он и сам думал о таком же, ещё вчера. Только тогда мысли были неясные — такое смутное беспокойство. А теперь он чётко понимал: рубанёшь дерево на экране, и боль ударит по настоящему Дереву. И, может быть, оно даже рухнет. Или полностью засохнет, утратит всякую жизнь: и белок, и ростки, и жёлтые цветы, и личинок, и мотыльков. И лягушку, крикнувшую «Уак!»…
На базе он ворвался в операторскую, где снова сидели Дульсинея, Вовочка и Ефросиний. И выдал с ходу:
— Нельзя рубить Дерево на экране!
Ефросиний первый понял, в чем дело. Сразу. Ехидно спросил:
— Оно и там живое?
— Да-а!!
…Потом, конечно, был новый спор, крики, дым коромыслом. Пришёл дядя Поль.
— Поликарп Поликарпович! — завопила фройлен Дуля. — Ну, скажите хоть вы ему!
Дядя Поль был замечательный дядя Поль. Настоящий Капитан!
— Что я могу сказать мальчику, который прав?
— Старый и малый — один уровень дури, — в сердцах выдал оператор Штульц.
— Ефр-л-росиний! Я поймаю тебя на улице и вытр-л-рясу душу.
— Я тоже, клянусь Африкой! — головы Бамбало и Дона торчали в окне.
— Трясите свои тонкие души, — бесстрашно ответствовал Ефросиний. — Дульсинея Порфирьевна, оставим нашего Гэ Гэ в покое и пройдём прежним путём
— Каким?
— Путём «Дубльфикуса Дэ-семь». Кадров с господином Сушкиным отснято на сорок дисков. На их основе я склепаю в точности такого же мальчишку, и он будет делать то, что прикажут. Без душевных терзаний.
— Между прочим, внешний облик индивидуума есть его личная собственность, — заметил дядя Поль. — Существует авторское право.
Оператор Штульц язвительно разъяснил:
— Мы не нарушим авторского права Тома Сушкина. Не станем полностью повторять на компьютере его артистическую внешность. Например, уберём колечко, зрители не заметят. И добавим фейсу долю симпатичности, будет даже приятнее… Этот славный мальчик и разделается с деревом…
— Том, пойдём, — сказал дядя Поль. — У меня зреет желание добавить долю припухлости фейсу господина главного оператора…
Когда вышли, дядя Поль объяснил Тому, что ничего не поделаешь. Компьютерный материал является собственностью студии «Дульсинея-фильм», а собственность — вещь нерушимая.
— Могут монтировать и пускать на экраны, что вздумают… Том, да я уверен, что ничего с деревом не случится…
Том, однако, не был уверен. И с киношниками не разговаривал. Он по-прежнему числился в составе съёмочной группы, и ему даже начислялась зарплата, но дел не было никаких. Он ездил в Герцоград, купался и навещал Дерево. Донби отыскал на мелководье брод, по которому нетрудно было добраться до островка с туренским тополем. («Поликар-л-рп, не бойся, никакого р-л-риска!» — «Да, клянусь Африкой!»)
И Том снова обдирал суставы на исполинских изгибах переплетённых стволов. А один раз опять встретил лягушку — он был уверен, что ту самую.
— Венсеремос, — говорил Том Дереву.
Один раз он упросил дядю Поля съездить на то место, где затопили «Деда Мазая». Капитан морщился: видимо боялся печали. Но в конце концов поехал.
Найти место оказалось нетрудно — точно три километра на норд-вест от старого Герцоградского пирса. Сделали на моторке три круга и наконец увидели под водой пироскаф. Глубина была небольшая — клотик мачты где-то в полуметре от поверхности воды. Чуть колыхался вымпел с зайчонком. Топорщила зубья золотистая корона трубы. Шевелились на палубах зеленоватые блики, скользили над ними рыбёшки Казалось, «Дед Мазай» прилёг на дно отдохнуть. Подремлет, всплывёт и снова двинется в рейс…
На носу неярко блестел колокол «Дѣдъ Мазай» (видны были даже буквы). На рубке другой — без букв, но все равно красивый.
— Дядя Поль, если раздобыть маску, можно донырнуть и снять их…
— Не надо, Том, пироскафу будет обидно.
Том смутился, понял, что капитан прав…
Напомнил, чтобы скрыть виноватость:
— Дядя Поль, а морского конька от вешалки ты все же взял.
— Но «Мазай» тогда был ещё на плаву…
Никакой особой печали не ощущалось. Они сказали «Деду» не «прощай», а «отдыхай» и покатили обратно. Беззаботно реяли над заливом чайки. Их сквозь воду, наверняка, видел и пироскаф…
Касьян
Том потерял якорёк с футболки. Искал, искал — нигде его не было. Том подумал: «Может, он отцепился в монтажной?» Пошёл туда. Никого здесь не было, а якорёк лежал на полу, у ножки стола. «Здравствуй», — улыбнулся Том. Сидя на корточках, прицепил якорёк Встал. И оказался лицом к лицу с компьютером. Экран вдруг включился — сам по себе. И на нем возник мальчик.
Это был мальчик, похожий на Тома. Сперва показалось даже, что просто отражение. Но почти сразу Том понял: нет, не как в зеркале. Белобрысые волосы мальчика были гуще и длиннее. Зубы не торчали вперёд, как у зайца (хотя чуть-чуть все же торчали). И в глазах была более густая, чем у Тома, синева. То есть мальчик был симпатичнее Тома. Иначе говоря, в нем была ки-не-ма-то-гра-фич-ность. Том вспомнил это слово, потому что его нередко употребляли фройлен Дуля и операторы.
Том сразу догадался, что мальчика «склепали» для фильма, по программе «Дубльфикус Дэ-семь». Но он был не похож на интернетного персонажа. Казался совершенно настоящим. Смотрел, как живой, и будто хотел что-то сказать.
— Ты кто? — выдохнул Том. Мальчик мигнул и ответил:
— Я Касьян… — хорошим таким, почти как у Юги, голосом. Том не ожидал ответа. И глупо, от растерянности, спросил:
— Какой Касьян?
— Имя такое, — объяснил мальчик с капелькой досады. Чуть поморщил переносицу. — У всех бывают имена, даже у компьютерных пацанов… — Подумал и добавил: — Если их делают надолго…
«А насколько сделали тебя?» — хотел спросить Том, однако постеснялся. И заметил, чтобы не молчать:
— Редкое имя…
Касьян опять поморщил переносицу:
— Глупое…
— Ну, почему… — вежливо возразил Том. — Не хуже других…
— Хуже. Потому что у Касьяна именины двадцать девятого февраля. Их празднуют раз в четыре года. И я до них точно не дотяну…
— Почему не дотянешь?
Касьян ощетинил ресницы, и глаза стали ещё более синими.
— Разве не понятно? Меня же сделали для кино! Отснимут и сразу сотрут. Чтобы не занимать компьютерную память… Сценарист Вовочка двадцать девятого февраля задумал сценарий, отсюда и моё имя…
Том понимал, о каком сценарии речь. И все же виновато спросил:
— «Срубить дерево», да?
— Ну, само собой!.. Ты же отказался это дерево рубить, вот и сделали замену. Компьютерные мальчики, они ведь безотказные… — Касьян вдруг закусил припухшую губу и стал смотреть в сторону. Мигнул.
