Уильям Хорвуд - Сказки под ивами
И вот как-то по зиме, окруженный старыми друзьями по Ивовым Рощам и всеми родственниками, старый мудрый Барсук умер — в мире с собой и со всем миром. Похоронили его на латберийском церковном кладбище. Крот и Тоуд произнесли трогательные слова прощания на строгой и полной скорби траурной церемонии. Попрощавшись с усопшим, все бросили по горсти земли на гроб, а Крот с внуком Барсука добавили к земле закатанные в торфяные шарики семена деревьев из Дремучего Леса, заботливо сохраненные в течение всех этих лет Внуком в надежде на то, что когда-нибудь Дремучему Лесу еще предстоит возродиться.
Старел потихоньку и Крот. Ему нравилась эта новая жизнь, нравилось смотреть, как взрослеют и занимают в ней свое место Племянник, Мастер Тоуд и внук Барсука. Когда его спрашивали, он с удовольствием высказывал свое мнение и давал советы; когда же было лучше промолчать, он так и поступал, внимательно следя за тем, как молодежь растет, учится, делает ошибки, исправляет их и снова пытается постичь эту жизнь.
Рад был Крот и тому, что его всегда радушно принимали как в новом доме Барсука (и до, и после смерти почтенного главы семейства), так и в замке Тоуда. Впрочем, сам хозяин в последнее время нечасто бывал дома, пристрастившись на старости лет к туристическим поездкам по Европе. Но, приезжая домой, Тоуд не переставал удивлять не только Крота, но и изредка навещавшего дядюшку Мастера Тоуда своей активностью, задором и ничуть не утихшим желанием и умением веселиться.
Но самой большой радостью для Крота стало то, что он незаметно, как-то вполне естественно стал членом счастливой семьи, которую рискнул создать (и не прогадал на этом) Племянник, женившийся на одной симпатичной Кротихе, проживавшей неподалеку. Крот не мог нарадоваться на Племянника, отважившегося нарушить холостяцкие традиции Ивовых Рощ и не разорвавшего при этом самых теплых отношений со старшим поколением.
Если поначалу супруга Племянника и волновалась по поводу переселения в их дом стареющего дяди, то очень скоро она уже не могла себе представить, как можно жить без этого доброго, ласкового и в то же время надежного Крота, олицетворяющего собой верность традициям и преемственность поколений. Особенно привязались к Кроту дети, а сам он души не чаял в своих внучатых племянниках и племянницах. Не раз и не два застывали Племянник с женой на пороге детской или гостиной, где, сидя на краешке кровати или в кресле у камина, старый Крот снова и снова рассказывал очередную историю о Рэте Водяной Крысе, о мистере Барсуке или мистере Тоуде из Тоуд-Холла.
Раньше Крот и не предполагал, что жизнь может быть такой полной, насыщенной и счастливой, а дом — таким большим, просторным и в то же время уютным и гостеприимным. А уж о том, что семья может быть настолько дружной, неназойливой и любящей, от даже и подумать бы не мог.
Частым гостем в их доме был внук Барсука, которого в этих краях потихоньку стали называть Молодым Барсуком, а то и просто Барсуком, отдавая должное тому, что многие характерные черты деда перешли к нему в полной мере, среди прочих — желание учиться, набирать информацию, стремление обдумывать и анализировать ее. В общем, следовало признать, что Молодой Барсук был не по годам умен.
Непременным спутником их новой жизни (каким, разумеется, был и в старой) стал Портли. Младшее поколение, например дети Племянника, называли его Мистером Выдрой, а при более близком знакомстве — просто Выдрой. К этому времени он стал совсем взрослым, сильным и ловким, как и положено выдре, а пойдя в отца, он к тому же вырос значительно крупнее большинства собратьев.
О судьбе старшего Выдры, отца Портли, ничего не было известно вплоть до того дня, когда два года спустя после смерти Барсука какой-то бродячий торговец забрел в Латберийский Лес и сообщил его жителям, что старого Выдры из Ивовых Рощ больше нет на этом свете. Где и как он провел последние годы, как окончился его земной путь — осталось неизвестным. Лишь один путешественник, приехавший в Латбери с Южного побережья, рассказал, что неоднократно видел выдру, по описанию во всем совпадавшую с мистером Выдрой из Ивовых Рощ, некоторое время ловившую рыбу в укромных бухточках с небольшой, явно речной лодочки, выкрашенной синей и белой краской.
— Лодка Рэтти! — прошептал Крот, услышав эту новость.
Крот не мог сдержать слез: он плакал, переживая горькую потерю — смерть старого друга — и одновременно радуясь, что любимая лодка Рэта провела последние свои годы у такого заботливого и достойного хозяина, как Выдра.
Нет, не забывал Крот старого друга Рэта, да и как он мог забыть того, с кем были связаны лучшие воспоминания его жизни. Между тем за все это время от Рэта не было ни слуху ни духу, и Крот был склонен полагать, что не Рэт забыл его, Реку и Ивы, но судьба распорядилась так, что где-то в дальних морях или в каком-нибудь восточном порту закончились его путешествия, а вместе с ними — и его жизнь.
Крот был реалистом и не ждал невозможного. Единственное, на что он надеялся, так это на то, что уход Рэта был стремителен, безболезнен и — предел мечтаний — восхитителен в своем героизме и лихости. А кроме того, Крот заставлял себя твердо поверить в то, что непоправимое случилось уже после того, как Рэт побывал в большинстве мест, отмеченных в старом атласе, который Крот хранил у себя под кроватью и едва ли не каждый вечер перелистывал перед сном.
Вот почему немалым сюрпризом оказалось для Крота появление в его новом доме конверта, вдоль и поперек испещренного разными почтовыми штемпелями. Случилось это через два года после отъезда Рэта. Поверх всех штемпелей была выведена странная приписка: «Адресат скорее всего скончался; попытаться разыскать его племянника, ориентировочно — в Латберийском Лесу».
Письмо было от Рэта, и отправил он его всего через несколько месяцев после отъезда. Весточка была краткой — все по делу, ни одного лишнего слова:
Дорогой Крот!
Я высадился на Кипре, потеряв Морехода. Он попал в плен к стамбульским пиратам. Сколачиваю экипаж и буду выручать его. У меня все хорошо, надеюсь, что и у тебя тоже.
Твой друг Рэтти.
P. S. Когда сделаю копию своего судового журнала, вышлю тебе, так он будет сохраннее.
Рэт.Прошло еще три года без единой весточки от Рэта. Копия судового журнала так и не пришла. Потом совершенно неожиданно Крот получил сразу два послания от друга. Один из конвертов был отмечен штампом «Задержано из-за штормов в океане». Первое письмо было отправлено из Аль-Басры в Персидском заливе и сообщало, что Рэт устроился на службу при дворе халифа в должности преподавателя морских наук для восемнадцати юношей — наследников правителя. Во втором, отправленном двумя годами позже, Рэт так же кратко и деловито написал, что он «с трудом избежал жестокой мести неблагодарного халифа и застенков Аль-Басры, а теперь находится в Пенанге, ожидая выплаты обещанной награды за блестяще осуществленное спасение австралийского посланника от галер».
Крот порадовался не только общему тону и настрою писем, но и твердому, уверенному почерку Рэта — каким он писал в молодости. Все говорило за то, что Рэтти действительно нашел свое счастье в авантюрных путешествиях по экзотическим странам.
А потом письма перестали приходить. Душа Крота начинала соглашаться с доводами разума, утверждавшего, что скорее всего писем больше не будет никогда. И Крот был счастлив тем, что последним образом старого друга, оставшимся в его памяти, будет Рэт, спасающий очень важную птицу от каких-то там «галер».
* * *Нельзя сказать, чтобы Крот сильно сдал за последние годы. Он действительно стал меньше двигаться и суетиться, но спокойствие только пошло ему на пользу, а движения ему по-прежнему хватало. Да, видел он теперь хуже, чем раньше, но все же достаточно хорошо, чтобы полюбоваться пейзажем или порадоваться улыбкам растущих внуков. Слух его тоже утратил былую остроту, но не настолько, чтобы Крота поутру не мог разбудить птичий хор, а сам он не мог восхищаться песенкой козодоя, сидя вместе с Племянником на крыльце, с укутанными пледом ногами и с кружкой горячего чая в руках.
И все же что-то в настроении Крота тревожило Племянника.
— Он стал грустным и молчаливым, даже со мной почти не разговаривает, — пожаловался Племянник своей супруге одним сентябрьским днем. — В конце месяца у него день рождения, и не дело встречать праздник в таком настроении. Я бы хотел выяснить, что с ним, и по возможности помочь ему. Слушай, поговорила бы с ним ты, а? Может быть, тебе он откроет душу?
Супруге Племянника не пришлось долго ждать подходящего момента. На следующее же утро, когда сам Племянник ушел по делам, Кроту принесли письмо. Откуда оно пришло, можно было не спрашивать; достаточно было одного взгляда на египетские почтовые штемпели и переадресовку из Кротового тупика.
