Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч
Но, сверх всякого ожидания, чемодан оказался пуст. Читатели уже, вероятно, догадались, что рыба в нём появлялась лишь тогда, когда его раскрывали Джованни, Пьетро или Христофоре. Для остальных он был обыкновенным чемоданом — правда, совершенно исключительной работы.
— Мне его подарили, — но вздохнув.
— Ах, подарили? — издевательски подхватил инспектор. — Так-таки прямо и подарили?
— Ну да, — простодушно подтвердил Джованни.
— Когда подарили?
— Вчера вечером.
— Кто?
— Один старик подарил.
— Ах, старик? А как зовут твоего щедрого старика?
— Не знаю.
— И где он проживает, ты тоже не знаешь?
— Нет, не знаю.
— И чем он занимается, тоже тебе неизвестно?
— Нет, неизвестно.
— И давно ты с ним знаком, с этим загадочным стариком?
— Мы с ним познакомились вчера вечером, синьор инспектор.
— И он тебе сразу подарил этот драгоценный чемодан, это чудо человеческих рук?
— Сразу, синьор инспектор. Только он мне не один подарил, а…
Тут Джованни смекнул, что сболтнул лишнее, и замолчал. И сколько инспектор не бился, он не смог больше заставить Джованни говорить.
— Мне всё ясно, — сказал тогда инспектор, вытирая пот со своего полного лица (оно было у него нездорового, жёлтого цвета; густые седые брови торчали на нём, как усы). — Никто тебе чемодан не дарил. Ты его просто украл у нашего уважаемого гостя.
И он почтительно кивнул головой в сторону Вандендаллеса, который сидел на бархатном диване, шумно отдувался и опрокидывал в себя стакан за стаканом воду из большого графина.
— Как вы имеете называть меня вором! — полез на инспектора с кулаками Джованни. — Я никогда в жизни и пальцем не тронул чужого добра!
— Ах, ты, оказывается, не только вор, но и хулиган! — с удовольствием отметил инспектор.
Он распорядился, чтобы Джованни отвели пока в тюрьму, и сел писать протокол.
ХLIX. СОСУД С ГЕРКУЛЕСОВЫХ СТОЛБОВ
На этот раз Хоттабыч оказался точным. Он обещал вернуться через два-три часа, и действительно — без четверти девять его сияющая физиономия вынырнула из воды.
Старик был счастлив. Он быстро выбежал на берег и, размахивая высоко над головой каким-то очень большим, в полчеловеческого роста, металлическим сосудом, обросшим водорослями, орал:
— Я нашёл его, о друзья мои! Я нашёл сосуд, в котором столько веков томится мой несчастный брат Омар Юсуф ибн Хоттаб, да не померкнет никогда солнце над его головой! Я обшарил всё море и уже начал отчаиваться, когда у Геркулесовых столбов заметил в зеленоватой бездне этот волшебный сосуд.
— Чего же ты медлишь? Открывай поскорее! — азартно крикнул Женя, первым подбежавший к изнемогавшему от счастья Хоттабычу.
— Я не смею открывать его, ибо он запечатан Сулеймановой печатью. Пусть Волька ибн Алёша, освободивший меня, выпустит из заточения и моего многострадального братика. Вот он, сосуд, в мечтах, о котором я провёл столько бессонных ночей! — продолжал Хоттабыч, потрясая своей находкой. — Возьми его, о Волька, и открывай на радость мне и брату моему Омару!
Прильнув ухом к стенке сосуда, он радостно захохотал:
— Ого-го, друзья мои! Омар подаёт мне знаки изнутри.
Женя не без зависти смотрел, как старик передал сосуд явно польщённому Вольке, вернее — положил его перед ним на песок, потому что сосуд оказался очень тяжёлым.
— Что же ты, Хоттабыч, говорил, что Омара заточили в медном сосуде, когда сосуд, оказывается, железный? — Да ладно уж… Где тут печать? Ах, вот она где! — сказал Волька, осматривая сосуд со всех сторон.
Вдруг он побелел и изо всех сил крикнул:
— Ложись!.. Женька, ложись!.. Хоттабыч, сию же минуту кидай сосуд обратно в море и тоже ложись!..
— Ты с ума сошёл! — возмутился Хоттабыч — Столько лет мечтать о встрече с Омаром и найти его только для того, чтобы снова предать морским волнам!
— Швырни его подальше!.. Нет там твоего Омара! — Швыряй скорей, или мы все погибнем!.. — молил между тем Волька, и так как старик всё ещё колебался, он отчаянно завопил: — Я приказываю тебе! Слышишь?
Недоуменно пожав плечами, Хоттабыч поднял тяжёлый сосуд и, размахнувшись, забросил его метров на двести от берега. Не успел он после этого обернуться к стоявшему рядом с ним Вольке, как на месте падения сосуда раздался страшный грохот, большой водяной столб поднялся над спокойной гладью бухты и с шумом рассыпался.
Тысячи оглушённых и убитых рыбёшек всплыли животами кверху на поверхность воды.
Откуда-то уже бежали к берегу люди, привлечённые взрывом.
— Скорей удирать отсюда! — скомандовал Волька.
Наши друзья поспешно выбрались на дорогу и зашагали к городу.
Позади всех шёл, то и дело оглядываясь назад, расстроенный Хоттабыч. Он всё ещё сомневался, не зря ли он послушался Волькиного приказа…
— Что, бомба эта штука была? — спросил Женя, догоняя далеко ушедшего вперёд Вольку.
— Мина, а не бомба, — поправил его Волька. — Это понимать надо! Подводная мина!
Хоттабыч печально вздохнул.
L. «ВОТ ОН, ЭТОТ СТАРЫЙ СИНЬОР»
— Будем считать, что всё в порядке, — подвёл итоги Волька. — С одной стороны, Омара не нашли. Это, конечно, жалко. Зато, с другой стороны, чуть не погибли, но спаслись. Это уже хорошо.
— Теперь в самый раз пойти позавтракать, — сказал запыхавшийся от быстрой ходьбы Женя.
Женино предложение было признано в высшей степени разумным.
Проходя мимо мрачного здания полиции, они увидели, как оттуда вышел под конвоем двух карабинеров их вчерашний знакомец, весёлый рыбак Джованни.
Джованни тоже узнал их и крикнул, указывая на Хоттабыча:
— Вот он, этот старый синьор, который подарил мне чемодан! Он кому угодно подтвердит, что я не вор, а честный рыбак!
— В чём дело, о Джованни? — осведомился Хоттабыч, когда рыбак, которого крепко держали за руки полицейские, поравнялся с нашими друзьями.
— О синьор, — чуть не плача, отвечал бедный рыбак, — мне не верят, что вы подарили нам чемодан! И вот у меня отобрали чемодан и сказали, что я вор. Сейчас меня ведут в тюрьму. Помогите, синьор, объясните синьору инспектору, что я ничего не украл!
— Кто смел обвинить этого благородного рыбака в воровстве? Кто этот негодяй, который посмел забрать у него вещь, подаренную мною, Гассаном Абдуррахманом ибн Хоттабом!.. Идём к этому недостойному человеку, и я ему всё скажу в его подслеповатые глаза!..
И вот инспектор, не успевший ещё составить протокол допроса, удивлённо поднял голову, услышав, что кто-то вошёл в его кабинет. Он не любил, когда ему мешали. Он даже господина Ванденталлеса, которого бесконечно и преданно уважал, попросил пройти на время, пока он покончит с протоколом, в соседнюю комнату, где в его распоряжение были предоставлены мягкое кресло и чашка кофе.
— Это ещё что такое?! — проскрипел он, увидев, что арестованный рыбак в сопровождении конвоиров снова очутился перед его столом. — Вы должны были уже к этому времени доставить арестованного в тюрьму!
— Синьор инспектор! Вот он, этот старик, который подарил мне вчера чемодан! — победоносно воскликнул Джованни, указывая на вошедшего вслед за ним Хоттабыча. — Он вам подтвердит мои слова.
— Интересно, очень интересно! — протянул инспектор, окинул Хоттабыча испытующим взглядом, и коварная улыбка зазмеилась на его жёлтом, плохо выбритом лице. — Значит, этот… как его… Джованни Сапеньо не врёт? Вы действительно подарили ему этот чемодан? Судя по вашему скромному одеянию, вы не так богаты, чтобы швыряться такими дорогими вещами.
— Мудрость учит, что тот, кто судит о людях по одежде, часто ошибается! Да, это я подарил вчера этому благородному рыбаку чемодан, который ты у него без всяких оснований отобрал, и ещё один, который тебе не удалось и никогда не удастся отобрать. И я подарил бы ему десять, двадцать, сто, десять тысяч таких и даже во много раз более дорогих чемоданов, если бы он только согласился принять их от меня! — хвастливо заявил Хоттабыч, не замечая предостерегающих знаков, которые делал ему всполошившийся Джованни.
Но было уже поздно. Инспектор радостно потирал руки.
— Прошу прощения, дорогой синьор, — произнёс он, не сводя глаз со своего престарелого собеседника, — прошу прощения, но, при всём моём уважении к вам, я не могу поверить вашим словам.
— Не хочешь ли ты сказать, о лукавый инспектор, что я лгун? — побагровел Хоттабыч.
— Посудите сами, синьор: вы более чем скромно одеты и заявляете, что вы так просто, за здорово живёшь, подарили почти незнакомому рыбаку чемодан, который стоит по крайней мере тысячу долларов, если перевести его на более или менее твёрдую валюту.
— Два чемодана! И не за здорово живёшь, а за то, что он накормил моих юных друзей! — сварливо поправил его Хоттабыч.
