Диана Джонс - Воздушный замок
Она не играла. Она знала, что говорила. И Дальциэль это понимал. По его узкому бледному телу пробежала дрожь, а пальцы с золотыми когтями стиснули подлокотники трона. Но глаза всё ещё полыхали от ярости.
— Я сделаю, что пожелаю! — протрубил он.
— Тогда соблаговоли проявить милосердие! — воскликнула Цветок-в-Ночи. — Предоставь ему хотя бы ничтожную возможность уцелеть!
— Молчи, женщина! — протрубил Дальциэль. — Я ещё не решил. Я хочу сначала узнать, как ему удалось сюда попасть.
— В обличье собаки повара, само собой, — сказала принцесса Беатрис.
— А когда он превратился в человека, то оказался совсем неодет! — добавила принцесса Альберийская.
— Какой кошмар! — закивала принцесса Беатрис. — Пришлось надеть на него кринолин Её совершенства.
— Подведите его поближе, — приказал Дальциэль.
Принцесса Беатрис и её помощница подтащили Абдуллу к подножию трона, причём Абдулла шёл крошечными, жеманными шажками, надеясь, что ифриты спишут такую странную походку на кринолин. На самом же деле ему приходилось семенить, потому что под кринолином прятался ещё и пёс Джамала. Абдулла изо всех сил стискивал его бока коленями, чтобы псу не пришло в голову выскочить. Эта часть плана подразумевала отсутствие пса, а принцессы все как одна считали, что Дальциэль непременно отправит Хазруэля на поиски собаки, а тот разоблачит всеобщий обман.
Дальциэль вперил в Абдуллу гневный взор. Абдулле осталось уповать лишь на то, что Дальциэль и вправду не располагает никакими особенными возможностями. Хазруэль говорил, будто его братец слаб. Однако Абдулле подумалось, что даже слабенький ифрит — в несколько раз сильнее человека.
— Так ты прибыл сюда в обличье собаки? — протрубил Дальциэль. — Каким образом?
— Волшебным, о великий ифрит, — ответил Абдулла. Вообще-то он собирался детально всё объяснить, однако под кринолином Её совершенства разыгралась небольшая битва. Оказалось, что пёс Джамала ненавидит ифритов даже сильнее, чем большую часть человечества. Он так и рвался покусать Дальциэля. — Я принял обличье пса твоего повара, — начал объяснять Абдулла. Тут пёс так рьяно устремился к Дальциэлю, что Абдулла испугался, как бы он не вырвался. Он был вынужден ещё сильнее стиснуть колени. Пёс ответил на это громким грозным рыком. — Прошу прощения! — простонал Абдулла. На лбу у него выступил пот. — Я ещё не отвык от собачьего обличья и время от времени не могу сдержать рычания.
Цветок-в-Ночи поняла, что Абдулле приходится туго, и ударилась в рыдания.
— О благороднейший принц! Ради меня унизиться до собачьего облика! Пощади его, благородный ифрит! Пощади!
— Молчи, женщина! — снова оборвал её Дальциэль. — А где этот повар? Подведите его ко мне.
Принцесса Фарктанская и наследница Таяка выволокли вперёд Джамала, который ломал руки и подобострастно корчился.
— Досточтимый ифрит, клянусь, я тут ни при чём! — выл Джамал. — Только не делай мне больно! Я не знал, что это не настоящая собака!
Абдулла был готов поклясться, что Джамал в полном и неподдельном ужасе. Может, и так, но у повара хватило разумения даже в таком состоянии погладить Абдуллу по голове.
— Хорошая собачка, — проговорил он. — Молодец. — После чего рухнул ниц и принялся на занзибский манер пресмыкаться на ступенях трона. — О величайший из великих, я невиновен! — голосил он. — Невиновен! Не казни меня!
Голос хозяина успокоил пса. Рык прекратился. Абдулла чуточку расслабил колени.
— Я тоже невиновен, о собиратель венценосных дев, — заявил он. — Я пришёл спасти только ту, которую люблю. Неужели ты не проявишь снисхождения к моей верности — ведь ты и сам любишь столько принцесс!
Дальциэль с озадаченным видом почесал подбородок.
— Любовь? — протянул он. — Нет, не могу сказать, чтобы это чувство было мне понятно. Я вообще не понимаю, смертный, как что бы то ни было могло заставить тебя оказаться в подобном положении.
Хазруэль, который огромной тёмной массой маячил позади трона, улыбнулся ещё гнуснее прежнего.
— Что мне сделать с этой тварью, о брат мой? — пророкотал он. — Поджарить его на медленном огне? Извлечь его душу и встроить её в пол? Расчленить его…
— Нет, нет! Будь милосерден, о великий Хазруэль! — нашлась Цветок-в-Ночи. — Дай же ему шанс! Если ты это сделаешь, я никогда не стану задавать тебе вопросов, жаловаться и читать тебе лекции! Я стану кроткой и вежливой!
Дальциэль снова почесал подбородок и с сомнением огляделся. У Абдуллы отлегло от сердца. Дальциэль и вправду был слабенький ифрит — по крайней мере, по характеру.
— Если бы я решил дать ему возможность… — начал ифрит.
— Послушайся моего совета, о брат мой, — пресёк его Хазруэль. — Не делай этого. Этот человек такой плут…
При этих словах Цветок-в-Ночи снова зарыдала и ещё начала бить себя в грудь. Абдулла закричал, перекрывая её рыдания:
— О великий Дальциэль, позволь мне попытаться отгадать, где ты спрятал жизнь твоего брата. Если я не отгадаю — убей меня, а если отгадаю, отпусти с миром.
Это совершенно ошеломило Дальциэля. Он разинул рот, показав острые серебристые зубы, и его смех раскатился по залу, словно фанфары.
— Но тебе нипочём не догадаться, маленький смертный! — хохотал он. А затем, как принцессы и предупреждали Абдуллу, причём весьма настойчиво, ифрит не сдержался и начал сыпать намёками: — Я спрятал его жизнь так искусно, — многозначительно начал он, — что можно смотреть на неё, но не видеть. Хазруэль её не видит, а ведь он ифрит. На что же тебе надеяться? Но я думаю, что будет забавно, если перед тем, как убить тебя, я дам тебе три попытки. Догадывайся. Итак, где я спрятал жизнь моего брата?
Абдулла глянул на Хазруэля — не решит ли тот вмешаться. Однако Хазруэль просто с загадочным видом присел на корточки. Пока что план действовал. Хазруэлю было выгодно не вмешиваться. Абдулла на это рассчитывал. Он покрепче стиснул пса коленями и вцепился в кринолин Её совершенства, притворяясь, будто думает. На самом деле он тихонько пнул бутылку с джинном.
— Моя первая догадка, о великий ифрит… — произнёс он и уставился в пол, словно зелёный порфир мог его вдохновить. Сдержит ли джинн своё слово? На какую-то жалкую и страшную секунду Абдулла решил, что джинн, как всегда, его обманул и придётся рисковать самому. А потом, к великому своему облегчению, он увидел, как из-под кринолина Её совершенства выползла струйка лилового дыма и замерла, бдительная и смирная, у босой ноги Абдуллы.
— Первая моя догадка — ты спрятал жизнь Хазруэля на луне, — сказал Абдулла. Дальциэль радостно рассмеялся:
— Не угадал! Он бы её там нашёл! Нет, всё куда проще и куда сложнее!
Теперь Абдулла знал, что жизнь где-то здесь, в замке, как и думали большинство принцесс. Он изо всех сил изобразил тяжкие раздумья.
— Вторая догадка — ты отдал её одному из ангелов-хранителей, — сказал он.
— Опять не угадал! — ещё больше обрадовался Дальциэль. — Ангелы бы тут же вернули её обратно! Всё гораздо хитроумнее, маленький смертный! Тебе никогда не догадаться! Просто поразительно, как некоторые не замечают того, что у них прямо под носом!
И тут Абдуллу осенило — он понял, где на самом деле спрятана жизнь Хазруэля. Его посетило вдохновение — и он всё понял. Но возможность ошибиться пугала его до смерти. Поскольку вот-вот настанет время, когда ему самому придётся завладеть жизнью Хазруэля, медлить было нельзя, потому что другой возможности Дальциэль бы ему не предоставил. Поэтому ему и нужен был джинн — чтобы подтвердить догадку. Струйка дыма по-прежнему вилась по полу, почти невидимая стороннему глазу. Если Абдулла догадался, наверное, джинн тоже всё понял?
— Э… — протянул Абдулла. — Гм…
Струйка дыма бесшумно спряталась под кринолин Её совершенства и свернулась внутри; там она, судя по всему, пощекотала нос псу Джамала. Пёс чихнул.
— Апчхи! — закричал Абдулла, едва не заглушив голос джинна, прошептавший: «Это кольцо у Хазруэля в носу!»
— Апчхи! — повторил Абдулла и притворился, что опять не угадал. Это был самый опасный пункт плана. — Жизнь твоего брата у тебя в зубе, о великий Дальциэль.
— Не угадал! — протрубил Дальциэль. — Хазруэль, поджарь его!
— Пощади его! — рыдала Цветок-в-Ночи, а Хазруэль, весь вид которого изображал разочарование и презрение, начал потихоньку подниматься.
Принцессы были начеку. Десять царственных рук вытолкнули из толпы к ступеням трона принцессу Валерию.
— Хочу соба-а-а-а-а-ачку! — провозгласила Валерия. Это был её бенефис. Как объяснила ей Софи, теперь у неё было тридцать новых тётушек и трое дядюшек и все они умоляли её поплакать от всей души. А раньше никто-никто не хотел, чтобы она плакала. К тому же все новые тётушки пообещали ей по коробке конфет, если она закатит действительно отменную истерику. Всего выходит тридцать коробок. Ради этого стоит постараться. Валерия сделала квадратный рот. Она выпятила грудь. Она вложила в плач все свои силы:
