Кэтрин Ласки - Первый угленос
Я кивнул. Я не спросил, откуда он это знает. Этот волк был во многом похож на меня. Он тоже был огнечеем. У него тоже был дар огненного зрения. И еще он очень много знал, ибо жил в краю бесконечного пламени.
— Я могу тебе помочь, — продолжал он. — Могу научить кое-чему, но не всему. Очень скоро ты узнаешь гораздо больше меня.
— Почему? — удивился я.
— Ты умеешь летать, — просто ответил он.
— Но как это поможет мне узнать больше?
— Ты сможешь пролететь над кратерами, из которых выскакивает пламя. Тебе дано заглянуть в сердце вулкана. Поднявшись в небо, ты сумеешь поймать в воздухе самые горячие угли.
Я подумал, что ослышался.
— Поймать угли?
— Да, — кивнул Фенго. — Поймать угли, чтобы разжечь огонь и посмотреть, как его можно использовать. И вот здесь я смогу помочь тебе, потому что я изучил воздействие пламени на различные предметы.
— Разве огонь не сжигает все, что ему попадается?
— Не все и не всегда. Иногда он меняет вещи.
Я глубоко задумался над его словами, пытаясь представить эти изменения, но Фенго прервал ход моих мыслей.
— Может быть, однажды ты сможешь увидеть, где покоится Уголь.
— Ты говоришь о волчьем угле? — быстро спросил я, думая, что отсвет именно такого угля увидел в его глазах.
— Это не волчий уголь, — спокойно возразил Фенго. — Это совиный уголь. Тебе стоит запомнить это. Этот Уголь Углей или Уголь Хуула.
— Быть того не может!
— Почему?
— Да потому, что Хуул был первой совой, вот почему! В легендах говорится, что раньше все птицы были похожи друг на друга, а Хуул стал первой совой, от которой пошли все остальные совы. Говорят еще, будто он был волшебником, но владел только доброй магией. Но все это очень древние легенды, они относятся к временам, когда на земле не было ни королей, ни правителей. Сейчас слово «Хуул» на совином языке означает просто «первый в своем роде».
— А на волчьем языке «Хуул» — это просто сова, любая сова. Веришь ли, друг, что именно дух Хуула помог мне привести свой род через заснеженные земли на нашу новую родину.
— Дух совы? То есть, я хочу сказать, это была не настоящая сова, из перьев и плоти?
— Еще какая настоящая, да только давным-давно умершая.
— Значит, это был скрум! — уверенно ответил я.
— Скрум? Так вы называете духов своих умерших? Если так, то это был скрум.
— Хуул, — негромко повторил я. Мне почудилось, будто грозное совиное уханье пролетело сквозь тьму, подобно дикой необузданной песне, которую заводят в ночи волки. — Хуул, — снова прошептал я, и на этот раз имя нежно прошелестело в темноте, подобно серебристому лунному свету.
Уголь-живец
Я лишь мельком увидел отсвет Угля в зеленых глазах Фенго, но с этой памятной ночи мне больше не было покоя. Я чувствовал силу этого угля, и подозревал, что она неизмеримо превосходит мой дар огненного зрения или способность видеть то, что происходит вдали от меня или вовсе в ином времени, будь то прошлое или будущее.
Я постоянно кружил над кольцом вулканов, пытаясь догадаться, в котором из них спрятан Уголь. Странный оранжевый огонь с синей сердцевиной и зеленым ободком сверкал в моих снах, прожигал желудок. Его могущество одновременно очаровывало и страшило меня.
Я многому научился у Фенго. Он показал мне, как разводить костер из остывших углей, лежавших в мерцающих россыпях по сторонам склонов вулкана. Он научил меня плавить в огне слитки золота и серебра, и придавать им различную форму после того, как те остынут. Но самого Фенго больше всего интересовало не золото и не серебро, а твердые камни, в которых были заключены частицы того, что он называл «глубокими металлами».
Фенго догадывался, что эти металлы можно извлечь из камня, если развести достаточно жаркий огонь. Но для такого огня годились только самые горячие угли, не успевшие коснуться земли. Глаза Фенго начинали светиться всякий раз, когда он заговаривал о таких углях.
— Гранк, если мы сумеем выплавить крепкий металл и научимся придавать ему форму, — тут он обычно замолкал, переводя дыхание, — ты просто не представляешь, насколько изменятся наши жизни!
Мы с Фенго были нужны друг другу. Я добывал для него угли, а Фенго учил меня ремеслу обработки металлов, в котором волки были особенно искусны. Кроме этого, Фенго умел потрясающе обрабатывать кости. Порой он выгрызал на них целые сложные орнаменты, а иногда обгладывал концы костей до невероятной остроты, так что они становились острее любых ледяных мечей. Мне было ясно, что примерно то же самое можно было сделать и с металлом.
После памятного первого путешествия я еще не раз возвращался в Далеко-Далеко. Лишь несколько сов в Ниртгаре знали о том, куда я исчезаю. Во время моего отсутствия король Храт и королева Сив связывались со мной через своего верного посланца Джосса, который передавал мне последние новости или сообщал, что очередное возобновление войны требует моего немедленного возвращения.
За это время я узнал много полезных сведений, которые, по моему глубокому убеждению, в недалеком будущем должны были сослужить хорошую службу королю Храту и его королевству. Вот только ловля горящих углей в воздухе никак мне не давалась. Постоянные неудачи приводили меня в отчаяние и однажды, не выдержав, я горько посетовал Фенго:
— Я ничего не понимаю, Фенго! Почему у меня ничего не получается? Ведь я столько раз подлетал совсем близко, — тут я поднял лапу и, соединив два передних когтя, пощелкал ими в воздухе. — Но каждый раз все срывается!
Фенго, до сих пор спокойно лежавший на камне, вдруг вскочил и замер в напряженной позе. Хвост его вытянулся в одну линию со спиной, тяжелый взгляд устремился на меня, а из глотки вырвалось низкое рычание. Признаюсь, у меня оборвался желудок. За все время моей дружбы с Фенго он ни разу не вел себя со мной подобным образом. Сейчас он угрожал мне, в этом не было никаких сомнений! Его поза, вздыбленный загривок, взгляд и рычание были типичным поведением вышестоящего волка по отношению к нижестоящему. Но почему он вел себя со мной так? В конце концов, я был благородной совой, а значит, ничуть не уступал Фенго по знатности!
— Что это значит?
Я попытался твердо выдержать его взгляд, но у меня ничего не получилось. Отсвет угля полыхнул из глаз Фенго, как будто зрачки его на миг обратились в пламя. Я опустил глаза. Более того, я уронил голову на грудь и на какую-то долю секунды я — сова! — согнулся в позе покорности, традиционной для волков низшего ранга.
— У тебя ничего не получится до тех пор, пока ты не выбросишь из головы Уголь Углей!
— Но послушай, Фенго… Ведь этот уголь не зря называется совиным. Я сова, а значит, нет ничего странного в том, что меня постоянно преследует мысль об Угле Углей!
— Этот уголь предназначен не для тебя, Гранк, — сказал Фенго. — По крайней мере, пока.
— Пока? — переспросил я, ожидая, что он скажет мне что — нибудь еще.
— Ты многому научился, Гранк, — после долгого молчания проговорил Фенго. — Но ты знаешь еще не все. Будь у меня крылья, я смог бы летать в термальных потоках гораздо лучше тебя. Ты настолько помешался на совином угле, что не обращаешь внимания на структуру ветра. Жар вулканов придает ветру форму, запомни это. Жар формирует воздух в невидимые мосты, он строит воздушные лестницы, пики, горы, туннели и коридоры. Когда ты научишься ориентироваться в пространстве горячего воздуха, ты сам поймешь, как поймать уголь в полете.
Фенго был прав. Я оказался невнимательным учеником в этой огненной стране.
Тем временем Фенго опустил хвост и расправил вздыбленную на загривке шерсть.
— Послушай, что я тебе скажу, Гранк, — очень тихо начал он. — Вспомни все, что ты знаешь о ветрах, которые рождаются надо льдом в твоем родном Ниртгаре. Ты прекрасно ориентируешься в небе своей родины, тебя не остановят никакие катабатические ветра. Ты знаешь свой воздух, тебе ведомы все ветры над Великими Северными Водами. Но теперь ты должен точно также изучить природу обжигающих воздушных потоков в краю Далеко-Далеко.
В ту же ночь я начал свое обучение. Я понял, что воздух над вулканами состоит из множества слоев, как толща горы. У каждого из этих слоев есть свои отличительные черты, свои формы и особенности.
Я изучил их все, я научился распознавать каждый поток теплого воздуха, поднимающийся над вулканом перед извержением, каждый столб раскаленных газов, из которых на высоте формируются удивительные термальные подушки.
Я узнал, что как раз между верхушкой такого столба и его подножием находится область, наиболее богатая самыми разными углями. Оказалось, что огненные колонны сильно отличаются от огненных вихрей, закручивающих вокруг себя спирали раскаленного воздуха. Для себя я назвал эти вихри «огненными торнадо». Как выяснилось, торнадо были гораздо беднее углями.
