Автор Неизвестен - Русские народные сказки
Я тебе есть-пить принесла.
Терешечка обознался и подплыл к бережку. Ведьма его схватила, в мешок посадила и побежала. Принесла его в избушку на курьих ножках и велит своей дочери Аленке затопить печь пожарче и Терешечку зажарить.
А сама опять пошла на раздобытки. Вот Аленка истопила печь жарко-жарко и говорит Терешечке:
— Ложись на лопату. Он сел на лопату, руки, ноги раскинул и не пролезает в печь. А она ему:
— Не так лег.
— Да я не умею — покажи как…
— А как кошки спят, как собаки спят, так и ты ложись.
— А ты ляг сама да поучи меня. Аленка села на лопату, а Терешечка ее в печку и пихнул и заслонкой закрыл. А сам вышел из избушки и влез на высокий дуб.
Прибежала ведьма, открыла печку, вытащила свою дочь Аленку, съела, кости обглодала.
Потом вышла на двор и стала кататься-валяться по траве.
Катается-валяется и приговаривает:
— Покатаюсь я, поваляюсь я, Терешечкина мясца наевшись!
А Терешечка ей с дуба отвечает:
— Покатайся-поваляйся, Аленкина мясца наевшись!
А ведьма:
— Не листья ли это шумят?
И сама — опять:
— Покатаюсь я, поваляюсь я, Терешечкина мясца наевшись!
А Терешечка все свое:
— Покатайся-поваляйся, Аленкина мясца наевшись!
Ведьма глянула и увидела его на высоком дубу. Кинулась грызть дуб. Грызла, грызла — два передних зуба выломала, побежала в кузницу:
— Кузнец, кузнец! Скуй мне два железных зуба. Кузнец сковал ей два зуба.
Вернулась ведьма и стала опять грызть дуб. Грызла, грызла и выломала два нижних зуба. Побежала к кузнецу:
— Кузнец, кузнец! Скуй мне еще два железных зуба.
Кузнец сковал ей еще два зуба. Вернулась ведьма и опять стала грызть дуб. Грызет — только щепки летят. А дуб уже трещит, шатается.
Что тут делать? Терешечка видит: летят гуси-лебеди.
Он их просит:
— Гуси мои, лебедята!
Возьмите меня на крылья,
Унесите к батюшке, к матушке!
А гуси-лебеди отвечают:
— Га-га, за нами еще летят — поголоднее нас, они тебя возьмут.
А ведьма погрызет-погрызет, взглянет на Терешечку, облизнется — и опять за дело…
Летит другое стадо. Терешечка просит:
— Гуси мои, лебедята!
Возьмите меня на крылья,
Унесите к батюшке, к матушке!
А гуси-лебеди отвечают: — А-а-га, за нами летит защипанный гусенок, он тебя возьмет-донесет.
А ведьме уже немного осталось. Вот-вот повалится дуб.
Летит защипанный гусенок. Терешечка его просит:
— Гусь-лебедь ты мой! Возьми меня, посади на крылышки, унеси к батюшке, к матушке.
Сжалился защипанный гусенок, посадил Терешечку на крылья, встрепенулся и полетел, понес его домой.
Прилетели они к избе и сели на травке. А старуха напекла блинов — поминать Терешечку — и говорит:
— Это тебе, старичок, блин, а это мне блин. А Терешечкин голос под окном:
— А мне блин?
Старуха услыхала и говорит:
— Погляди-ка, старичок, кто там просит блинок?
Старик вышел, увидел Терешечку, привел к старухе — пошло обниманье!
А защипанного гусенка откормили, отпоили, на волю пустили, и стал он с тех пор широко крыльями махать, вперед стада летать да Терешечку вспоминать.
ДОЧЬ И ПАДЧЕРИЦА
Жил старик со старухою, и была у него дочь. Вот старуха-то померла, а старик обождал немного и женился на вдове, у которой была своя дочка. Плохое житье настало стариковой дочери. Мачеха была ненавистная, отдыху не дает старику:
— Вези свою дочь в лес, в землянку, там она больше напрядет.
Что делать! Послушал мужик бабу — свез дочку в землянку, дал ей кремень, огниво да мешочек круп и говорит:
— Вот тебе огоньку; огонек не переводи, кашу вари, а сама не зевай сиди да пряди.
Пришла ночь. Красная девица затопила печь, заварила кашу; откуда ни возьмись, мышка — и говорит:
— Девица, девица! Дай мне ложечку кашки!
— Ой, моя мышенька! Разговори мою скуку — я тебе дам не одну ложку, а досыта накормлю. Наелась мышка и ушла. Ночью вломился медведь:
— Ну-ка, девица, туши огни да давай в жмурки играть Мышка вскарабкалась на плечо стариковой дочери и шепчет ей на ушко:
— Не бойся, девица! Скажи давай! Туши огонь да под печь полезай, а я за тебя стану бегать и в колокольчик звенеть.
Так и сделалось. Гоняется медведь за мышкою — не поймает. Стал реветь да поленьями бросать. Бросал-бросал, ни разу не попал, устал и молвил:
— Мастерица ты, девица, в жмурки играть! За то пришлю тебе утром стадо коней да воз серебра. Наутро говорит баба:
— Поезжай, старик, проведай-ка дочь, что напряла она в ночь.
Уехал старик, а баба сидит да ждет: как-то он дочерние косточки привезет. Пришло время старику ворочаться, а собака:
— Тяф-тяф-тяф! С стариком дочка едет, стадо коней гонит, воз серебра везет.
— Врешь, мерзкая собачонка! Это в кузове косточки гремят!
Вот ворота заскрипели, кони во двор вбежали, а дочка с отцом на возу сидят: полон воз серебра. А у бабы от жадности глаза разгорелись.
— Экая важность! — кричит. — Повези-ка мою дочку в лес; моя дочка два стада коней пригонит, два воза серебра притащит.
Повез мужик и бабину дочь в землянку; дал ей кремень, огниво, мешочек круп и оставил одну. Об вечеру заварила она кашу.
Прибежала мышка:
— Наташка! Наташка! Сладка ль твоя кашка? Дай хоть ложечку!
— Ишь, какая! — закричала Наташка и швырнула в нее ложкой.
Мышка убежала, а Наташка знай себе уписывает одна кашу. Съела полный горшок, огни задула, прилегла в углу и заснула. Пришла полночь, вломился медведь и говорит:
— Эй, где ты, девица? Давай в жмурки играть. Девица испугалась, молчит, только со страху зубами стучит.
— А, ты вот где! На колокольчик, бегай, а я буду ловить.
Взяла колокольчик, рука дрожит, колокольчик бесперечь звенит, а мышка приговаривает:
— Злой девице живой не быть!
Медведь бросился ловить бабину дочку и, как только изловил ее, сейчас задушил и съел. Наутро шлет баба старика в лес:
— Ступай! Моя дочка два воза привезет, два табуна пригонит.
Мужик уехал, а баба за воротами ждет. Вот прибежала собачка:
— Тяф-тяф-тяф! Не бывать домой бабиной дочери, старик на пустом возу сидит, костьми в кузове гремит!
— Врешь ты, мерзкая собачонка! То моя дочка едет, стада гонит, возы везет. На, скушай блин да говори: бабину дочь в злате, в серебре привезут, а стариковой женихи не возьмут!
Собачка съела блин и залаяла:
— Тяф-тяф-тяф! Старикову дочь замуж отдадут, а бабиной в кузове косточки привезут.
Что ни делала баба с собачкою: и блины ей давала, и била ее, — она знай свое твердит… Глядь, а старик у ворот, жене кузов подает; баба кузов открыла, глянула на косточки и завыла, да так разозлилась, что с горя и злости на другой же день померла. Старик выдал свою дочь замуж за хорошего жениха, и стали они жить-поживать да добра наживать.
СНЕГУРОЧКА
Жил-был крестьянин Иван, и была у него жена Марья. Жили Иван да Марья в любви и согласии, вот только детей у них не было. Так они и состарились в одиночестве. Сильно они о своей беде сокрушались и только глядя на чужих детей утешались. А делать нечего! Так уж, видно, им суждено было. Вот однажды, когда пришла зима да нападало молодого снегу по колено, ребятишки высыпали на улицу поиграть, а старички наши подсели к окну поглядеть на них. Ребятишки бегали, резвились и стали лепить бабу из снега. Иван с Марьей глядели молча, призадумавшись. Вдруг Иван усмехнулся и говорит:
— Пойти бы и нам, жена, да слепить себе бабу!
На Марью, видно, тоже нашел веселый час.
— Что ж, — говорит она, — пойдем, разгуляемся на старости! Только на что тебе бабу лепить: будет с тебя и меня одной. Слепим лучше себе дитя из снегу, коли Бог не дал живого!
— Что правда, то правда… — сказал Иван, взял шапку и пошел в огород со старухою.
Они и вправду принялись лепить куклу из снегу: скатали туловище с ручками и ножками, наложили сверху круглый ком снегу и обгладили из него головку.
— Бог в помощь? — сказал кто-то, проходя мимо.
— Спасибо, благодарствуем! — отвечал Иван.
— Что ж это вы поделываете?
— Да вот, что видишь! — молвит Иван.
— Снегурочку… — промолвила Марья, засмеявшись.
Вот они вылепили носик, сделали две ямочки во лбу, и только что Иван прочертил ротик, как из него вдруг дохнуло теплым духом. Иван второпях отнял руку, только смотрит — ямочки во лбу стали уж навыкате, и вот из них поглядывают голубенькие глазки, вот уж и губки как малиновые улыбаются.
— Что это? Не наваждение ли какое? — сказал Иван, кладя на себя крестное знамение.
А кукла наклоняет к нему головку, точно живая, и зашевелила ручками и ножками в снегу, словно грудное дитя в пеленках.
— Ах, Иван, Иван! — вскричала Марья, задрожав от радости. — Это нам Господь дитя дает! — и бросилась обнимать Снегурочку, а со Снегурочки весь снег отвалился, как скорлупа с яичка, и на руках у Марьи была уже в самом деле живая девочка.
