Кристофер Хили - Как стать героем
– Ничуть не сомневаюсь, – отозвалась Элла. – У тебя это замечательно получается.
И ускакала.
* * *Примерно через час Фредерик сидел на лужайке возле дворца (не просто так, конечно, а на тщательно расстеленном пледе: он же не хотел испачкать зеленью белоснежные брюки) и ждал обед и невесту. Появился лакей и поставил перед Фредериком поднос с деликатесами.
– Ваше высочество, вам записка, – сказал лакей и с поклоном отступил.
Фредерик обнаружил между вазочкой с нарезанным грейпфрутом и тарелочкой с шоколадными вафлями сложенный листок бумаги. Он взял записку – и внезапно его кольнуло неприятное предчувствие.
Мой славный, добрый Фредерик!
Мне совсем не хотелось так с тобой поступать, но, надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, что я не могла здесь оставаться. По-моему, жизнь во дворце тебя вполне устраивает. Я не могу превратить тебя в человека, которому нравится лазить по горам, грести в лодке по бурным рекам, изучать древние руины. Все это тебе не по душе – ничего страшного. Ты чувствуешь себя не в своей тарелке. А своя тарелка для тебя – собственно своя тарелка.
А мне этого мало.
Когда ты упомянул балладу о Рапунцель, я сразу задумалась. Принц, о котором там поется, хотел спасти Рапунцель, но в результате Рапунцель сама его спасла.
Так вот, я хочу быть как она. И отправляюсь ее разыскивать. Мне кажется, мы с Рапунцель – это сила. Думаю, мы с ней в два счета отыщем Грошпера. И даже если он отыщется на унылой занудной конференции, как ты и предполагал, кто знает, какие приключения ждут нас по пути?
Фредерик, ты очень милый, я очень хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Знаешь, тот вечер на балу был самым романтичным в моей жизни.
С наилучшими пожеланиями,
ЭллаФредерик уронил записку на пустую тарелку. «Самый романтичный вечер в ее жизни, да? – подумал он. – Не слишком-то много, когда это говорит девушка, которая обычно проводила вечера за выковыриванием дохлых пауков из щелей между половицами. „С наилучшими пожеланиями“! Будто благодарит человека, которого наняла собаку выгуливать!»
Аппетит у Фредерика пропал начисто.
– Реджинальд!
* * *– Я правда такой скучный?
Фредерик вернулся в свою спальню и сидел понурясь на краю постели, застеленной кашемировым покрывалом, а Реджинальд, по своему обыкновению прямой как палка, стоял рядом и неуклюже гладил принца по голове.
– Не огорчайтесь так, ваше высочество, – говорил камердинер. – Не думаю, чтобы графиня Беллсвортская сочла вас скучным. Помните, как она радовалась, когда вы научили ее танцевать ча-ча-ча? Сэр, у вас столько поклонниц!
– Да, – скорбно отвечал Фредерик, – только вот Элла, похоже, не из их числа!
– Думается, госпожа Элла предпочитает иной образ жизни, нежели тот, который вы можете предложить ей здесь, во дворце, – заметил Реджинальд.
– Яйца пашот! Какой же я дурак! – Фредерик хлопнул себя по лбу.
– Ваше высочество, на свете есть и другие женщины.
– Мне другие не нужны! Мне нужна Элла! Реджинальд, как вы думаете, что мне делать? Только будьте со мной откровенны, не надо говорить мне то, что от вас хотел бы услышать мой отец!
Реджинальд обдумал эту просьбу. Он служил принцу с тех пор, когда Фредерик был еще совсем крошкой. И никогда не гордился своим воспитанником так, как в тот момент, когда юноша пошел наперекор чересчур заботливому отцу. Пожалуй, Фредерику в жизни пригодится такой веселый и бесстрашный человек, как Элла.
– Не дайте ей уйти, – посоветовал Реджинальд, отбросив чопорность, даже голос у него зазвучал более или менее непринужденно.
– Ну и ну! – Фредерик ахнул. – Да вы, я вижу, стали меньше ростом на два дюйма!
– При чем здесь я? – ответил Реджинальд. – Вы слышали, что я сказал? Шевелитесь! Отправляйтесь вслед за Эллой!
– Как же? – растерялся Фредерик, который все не мог прийти в себя: его камердинер внезапно заговорил как нормальный человек.
– Посадим вас на лошадь. Карл научит вас самому главному. Вам не надо становиться лучшим конником на свете, достаточно, чтобы вы могли передвигаться. Держитесь больших дорог, и все будет хорошо.
– Но…
– Фредерик, я понимаю, вам страшно. Но послушайте моего совета: преодолейте страх. Элле нужен человек, который любит приключения не меньше ее самой. Настоящий герой.
– Тогда мне не на что рассчитывать. – Фредерик надулся. – Я умею одеваться с фантастическим вкусом. У меня выдающийся талант к каллиграфии. С ролью принца я справляюсь неплохо, но герой из меня прескверный.
Реджинальд посмотрел ему в глаза:
– Все же где-то у вас таится запас храбрости. Разыщите его. Догоните Эллу, куда бы она ни отправилась. А там посмотрите, что будет. Может, ей понравится уже то, что вы покинули дворец.
– Отец меня ни за что не отпустит.
– Мы ему не скажем.
– Рано или поздно он заметит, что меня нет. И пошлет за мной своих людей.
– Я отправлю их не в ту сторону.
– Нет, я все же сомневаюсь. Это так опасно.
– В вас говорит отцовское воспитание, – возразил Реджинальд. – Послушайте, вы отправляетесь в путь не только ради Эллы, но и ради того мальчугана, который когда-то хотел испытать все на свете.
– Вы имеете в виду моего кузена Лоренса? Он сломал ногу, когда пытался полететь на восковых крыльях.
Реджинальд серьезно поглядел на него:
– Фредерик, вы свою мать не помните, а я помню. И знаю, чего бы она от вас хотела.
Фредерик поднялся:
– Хорошо, я отправляюсь.
– Вот это я понимаю, – кивнул Реджинальд.
Фредерик решительно шагнул за дверь. Секунду спустя он решительно шагнул обратно.
– Переоденусь, пожалуй, во что-нибудь более подходящее для верховой прогулки, – сказал он.
Реджинальд обнял его за плечи.
– Ничего более подходящего для верховой прогулки у вас в гардеробе нет, – улыбнулся он. – Пойдемте, провожу вас в конюшню.
* * *На следующее утро, после нескольких часов интенсивных тайных тренировок, принц Фредерик выехал за ворота дворца верхом на смирной кобыле, а Реджинальд и конюх Карл махали ему на прощание. Ехал принц, зажмурившись и судорожно обняв кобылу за шею. Тут его осенило.
– Постойте! – крикнул он Реджинальду. – Я не знаю, куда ехать!
– В записке Эллы сказано, что она собирается отыскать ту девушку по имени Рапунцель, – отвечал Реджинальд. – Лентяи-барды никогда толком не указывают место действия своих баллад. Однако, судя по тяжеловесным рифмам, я убежден, что «Баллада о Рапунцель» принадлежит перу Лейфа Лирика, барда из Штурмхагена. М-да. Когда человека зовут Лейф Лирик, ожидаешь от него чего-то получше, чем строчки: «А волосы длинны-длинны, отнюдь не коротки, не то что у уклейки, а также у трески». В общем, я бы начал со Штурмхагена. Вам прямо на юг.
– Штурмхаген! Говорят, там полным-полно нежити! – ужаснулся Фредерик. Он уже перестал жмуриться, и глаза у него становились круглее с каждой секундой.
– Скачите быстрее, – посоветовал конюх Карл. – Если повезет, догоните госпожу Эллу еще до границы.
– Я быстро не могу! – ответил Фредерик. – Мне вперед и то трудно!
– Пока что у вас все получается! – крикнул Реджинальд. – Крепитесь!
Фредерик еще крепче стиснул шею кобылы, пытаясь представить себе, во что, собственно, ввязался. Не пройдет и двадцати четырех часов, как он попадет в грозу и пожалеет, что вышел за порог. Спустя неделю ему предстоит трястись от страха, завидев тень разъяренного великана. Еще через неделю он окажется в «Коренастом кабанчике». А пока что Прекрасный Принц держит путь в Штурмхаген.
2
Прекрасный Принц спасает от лютой смерти груду овощей
Туризм в Штурмхагене не очень развит – в основном из-за нежити. В густых тенистых сосновых лесах королевства кишмя кишат всевозможные жуткие твари. Впрочем, местных жителей это, похоже, не тревожит. Для большинства коренных штурмхагенцев нападение троллей или гоблинский набег – всего лишь мелкая неприятность, дело житейское, вроде мышки в кладовой или хорька в бельевом шкафу. Про таких людей и говорят – крепкие орешки, стреляные воробьи. Возьмем, к примеру, королевское семейство: король Олаф был семи футов росту и в свои шестьдесят корчевал пни голыми руками. Супруга его королева Бертильда была ниже его всего на два дюйма и прославилась тем, что однажды отправила в нокаут мошенника, который пытался всучить ей поддельные волшебные бобы.
Рис. 4. Принц ГУСТАВ
Принц Густав достигал отметки шесть футов пять дюймов и не проходил плечами ни в какие двери – и тем не менее был самым субтильным в семье. Шестнадцать старших братцев с рождения звали его «крохотулей», так что Густаву отчаянно хотелось казаться крупнее и внушительнее. Для этого он обычно выпячивал грудь и говорил как можно громче. Представьте себе, как шестилетний малыш вскакивает на обеденный стол, принимает позу монумента героям войны и громовым голосом орет: «Могучий Густав требует еще кружку молока!» От этого он, правда, казался не внушительнее, а глупее. Старшие братцы немилосердно над ним потешались.