Татьяна Александрова - Катя в Игрушечном городе
— Смотрю на картинки, — сказала Лошадка, — и мечтаю о путешествиях.
Ни стола, ни стульев, ни кровати в конюшне не было. Ведь все лошади спят и обедают стоя.
Лошадка надела себе на морду мешок (он называется торбой). Другая торбочка, поменьше, досталась Кате.
И вот стоят они: Лошадка на своих четырёх ногах, а Катя на четвереньках, как настоящий жеребёнок, — и смотрят друг на дружку. Лошадка не спеша жуёт овёс, а Катя вертит своей торбочкой и так и сяк, и рот открывает пошире, и язык высовывает подальше, а достать еду не может. Ведь лицо у неё не такое длинное, как у Лошадки, и рот не на конце, а где-то посерёдке.
Так стояли они и поглядывали друг на дружку, и обеим хотелось что-то спросить. Наконец, Лошадка не выдержала, стряхнула торбу, радостно заржала и сама же смутилась, а потом очень робко спросила:
— Катя, ты меня любишь? Катя кивнула в ответ, тоже стряхнула торбочку, поднялась с четверенек и сказала:
— Мама Лошадка! Что ты положила в торбочку? По-моему, там не овёс, а что-то сладкое. Я даже лизнула!
— Теперь ты навсегда меня разлюбишь, — испугалась Лошадка, — потому что я, глупая, надела на ребёнка торбочку. Там конфеты. Бери их, пожалуйста, руками. Только скажи, ты совсем меня разлюбила или ещё любишь хоть вот столечко?
Увидев, что дочка наелась, и ещё раз услышав, что Катя её любит, Лошадка предложила:
— А теперь поскачем!
Катя встала на четвереньки и приготовилась бежать за Лошадкой. Но Лошадка сказала:
— Ну-ка встань и отряхни ладошки! Ты же ребёнок, а не жеребёнок! Лошадь и человек скачут по-разному: человек на лошади, а лошадь по дороге.
Катя взобралась на Лошадку и стала очень большой, наверное выше Мишки.
— Что нужно сказать, Катенька, чтобы я поскакала? — спросила Лошадка.
— Лошадка-милая-я-очень-тебя-люблю-по-ехали-скорей-пожалуйста-а-то-мне-ужасно-хо-чется-скакать! — ответила девочка.
— Не совсем так, — поправила её Лошадка. — Нужно крикнуть: «Но!»
— Но! — крикнула Катя.
И они поскакали. Сначала трусцой, потом рысцой, а потом и рысью.
А навстречу им неслись дома, башни и мосты Игрушечного города. Они были сложены из мозаики и цветных кубиков. Были даже кубики с буквами: вот совсем круглое «О», а вот похожая на «О», только с отломанным бочком, буква «С».
— Мама Лошадка! — крикнула Катя. — Мишка говорит, что из букв можно не только дома складывать, но и целые слова, например «МАМА».
— Глупости говорит, — не поверила Лошадка, — а ты повторяешь!
Тут появился ветер и начал дуть прямо в лицо. Он всегда откуда-то берётся, если скакать побыстрей.
— Ой, как хорошо! — кричала Катя, — Мама Лошадка, я тебя очень люблю!
Дома слились в один разноцветный забор, похожий на радугу.
— Иго-го! — радовалась Лошадка.
— Эге-гей! — кричала Катя.
И вдруг, заметив скачущую Лошадку, отчаянная Курица зажмурила глаза, вытянула шею и помчалась наперерез. (Она всегда так делала, увидев, что кто-то едет.) За Курицей бежали цыплята. Вот сейчас, сейчас они попадут прямо под копыта.
А Лошадка ничего не заметила. Как раз в эту минуту она повернула голову и спросила:
— Катя, ты меня любишь?
— Лошадка, миленькая, стой! — кричала Катя. — Ну, пожалуйста!
Лошадка продолжала скакать. Ведь она забыла научить Катю короткому слову «Тпру!», которым останавливают лошадей. И тогда Катя на полном скаку спрыгнула вниз. Лошадка остановилась. Курица с цыплятами были спасены.
А по улице уже мчалась и гудела «скорая помощь».
БОЛЬНИЦА
Откуда только взялся в Игрушечном городе такой чудесный Доктор, круглый, весёлый, румяный?
— Срочно нужна операция! — сказал он, осмотрев Катю. — Главное — не плакать.
— Я не плачу, — ответила Катя. — И ты не плачь, Лошадка. Я скоро поправлюсь, и мы опять будем кататься.
Доктор усадил Катю в «скорую помощь», мотор загудел, и они поехали в больницу.
Катю положили на стол.
— Ланцет! — командовал Доктор. — Пинцет! Клей! Кисточку для клея! Карандаш! Краски! Кисточку для красок! Вымыть кисточку! Лак! Готово!
Катю положили в постель, поставили градусник и дали целую ложку сладкой микстуры.
Пришли матрёшки в белых халатах, принесли пряников. Пришёл Мишка (в халате он сделался Белым Медведем), принёс малинового варенья. Прибежал Бобик в белом халатике, притащил в зубах конфету «Ну-ка, отними!». Зайчик принёс морковку и очень не хотел отдавать халат, в нём хорошо зимой, на снегу не видно. Пришёл вежливый Пингвин, сел на краешек кровати, передал привет от всех пингвинят вместе и от каждого в отдельности, угостил больную леденцами.
Мартышка, тоже вся в белом, вскочила — алле-гоп! — прямо в открытое окно, схватила вазу, сунула в неё (вверх ногами!) огромный букет, а потом накинулась на Доктора с вопросами: «Ну что? Ну как?» И от волнения съела вместе с кожурой весь банан, который принесла Кате в подарок.
Потом Доктор разрешил на минуту снять больничную крышу, с высоты раздался голос:
«Не стой под грузом!» — и на тросе в палату спустилось эскимо.
Лошадка и Курица не пришли, им было совестно. Зато из конюшни доставили мокрый от слёз пакет с картинками, а из курятника — кукурузные хлопья и при них записку.
— Пишут, как курица лапой, — проворчал Доктор, но с Мишкиной помощью кое-как разобрал записку и прочёл её Кате: — «Учу правела личного двежения прости заправляйся жду ответа как воробей лета твоя Кура».
«А Ванька-Встанька так и не навестил больную, — думали игрушки. — Наверное, укатил куда-нибудь на своей Машине».
Когда все ушли, Доктор поставил Кате градусник, подождал немного, вынул градусник и обрадовался:
— Ура! Ура! Температура не низкая, не высокая, а в самый раз! — И начал стряхивать градусник — раз-два! раз-два! При этом он то подпрыгивал, то кланялся, то раскачивался из стороны в сторону.
Катя засмеялась.
— Зарядка, — объяснил Доктор, продолжая стряхивать градусник. — Боюсь потолстеть.
Девочка незаметно уснула. И ей приснилось вот что.
Дверь отворилась, и в палату вошли бокалы и рюмки. Они были без халатов и без подарков, шли на цыпочках и негромко звенели:
«Дзинь, наша драгоценная! Дзинь, наша хрустальная! Уронили тебя, бедную. Но мы — дзинь-дзинь! — заберём тебя отсюда и насовсем спрячем за стеклянную стену. И тогда — дзинь! — больше никогда — дзинь-дзинь! — с тобой ничего не случится, не приключится, не сделается и не произойдёт».
«Мне вставать нельзя, — испуганно сказала Катя. (Ей совсем не хотелось возвращаться за стеклянную стену.) — Я ведь ещё не поправилась».
«Сейчас — дзинь! — мы тебя излечим и сию же минуту — дзинь-дзинь! — унесём с собой! — сказали бокалы и рюмки и давай стукаться друг об дружку стеклянными лбами, звеня и приговаривая: — Твоё здоровье! Твоё здоровье!»
Катя в ужасе проснулась и очень обрадовалась, что рядом никого нет. Кроме круглого, весёлого, румяного Доктора. Он как ни в чём не бывало пыхтя стряхивал градусник.
ГДЕ БЫЛ ВАНЬКА-ВСТАНЬКА
Всю ночь Доктор не присел, не прилёг, следил, хорошо ли Катя спит, не нужно ли ей лекарства. А утром он был такой, как всегда, — румяный, весёлый, бодрый.
— Ну-с, больная, вы больше не больная! — сказал он, проводив Катю до крыльца. — Привет вашей маме или вашему папе, смотря кого вам сегодня вытащат.
Девочка поблагодарила милого Доктора и бросилась к Лошадке, которая ждала с тележкой. В тележке сидели игрушки.
— Доктор! Дорогой Доктор! — кричали они. — Поехали с нами!
Но у Доктора были свои дела. Он сел в «скорую помощь», включил мотор и вдруг запел во всё горло:
За лягушкой хворою
Послали «Помощь скорую».
А лягушка увидала врача,
Испугалась и дала стрекача!
С этой песней он обогнал тележку и скрылся из виду.
У коробки Катю встречал Подъёмный кран и радостно махал флажком. Рядом Ванька-Встанька как ни в чём не бывало мыл Машину. В луже под Машиной плескались пингвинята и кричали: «Океан! Океан!» А по берегу лужи носились цыплята и пищали: «Ки-ки-вам! Ки-ки-нам!»
— Такой-сякой! — накинулись на Ваньку-Встаньку Матрёшки. — Что ж ты Катеньку не навестил? Только о своей Машине и думаешь! Исключить его из игры!
Но тут они увидели, что Ванька-Встанька смывает с Машины красный крест, а в кабине лежит белый халат. Так вот почему Доктор ни разу не присел и не прилёг, а Ванька-Встанька не навестил больную!
— Пусть он за это будет Катиным папой! — закричали игрушки. — Без очереди! Ванька-Встанька, забирай свою дочку!
— Ура! — закричал Ванька-Встанька. —
Мы с тобой поедем, доченька моя,
Мы с тобой поедем в дальние края!
И он распахнул перед Катей дверцу кабины.
