Народные сказки - Сказки о животных и волшебные сказки Том 1
— Выпьешь ещё сорок бочек, отдам дочку, не выполнишь — велю голову отрубить.
Девица выпивает и эти сорок бочек. Что ж, падишах соглашается отдать свою златокудрую дочь. Итак, на четвёртый день, нагрузив двенадцать возов добра, выделив провожатыми своих визирей, он расстаётся с дочерью. Таш-батыр, Имян-батыр, девица, джигит — все выходят в путь. Месяц идут, год, девица выливает выпитый скипидар. Приходят к тому озеру. Визири отправляются обратно. Девица, как и тогда, выпивает воду в озере, путники переходят на другую сторону. Девица добрыми словами напутствует их, а сама остаётся.
Путники идут своей дорогой. Идут-идут и, наконец, приходят к тому месту, где был Таш-батыр. Таш-батыр тоже остался. А джигиту дарит обоюдоострый меч.
Таш-батыр говорит:
— Когда приблизишься на три версты, аждаха станет тебя засасывать, будешь держать этот меч. Как только подойдёшь к пасти чудовища, рассечёшь его мечом.
И они расстались. Остальные продолжают путь. Месяц идут, год, приходят к лесу, где живёт Имян-батыр. Имян-батыр тоже остается, пожелав джигиту счастливого пути. Через несколько дней джигит вместе с девушкой и с двенадцатью возами добра приезжает домой. Его радостно встречают отец с матерью, меньшие братья. Оставив дома девушку, добро, джигит направляется к аждахе. За три версты аждаха начинает его засасывать. Джигит идёт, держа меч наготове, и когда аждаха собрался уже его проглотить, вспарывает ему туловище. Аждаха, прежде чем испустить дух, умоляет джигита:
— Ударь мечом мне по шее, джигит, не оставляй так.
Джигит отвечает:
— У джигита и слово, и дело бывает едино. Он не делает одно дело дважды.
Если бы он рубанул аждаху по шее, тот, оказывается, ожил бы. Джигит поэтому не стал рубить, отправился домой. В июне был я там, все живы здоровы.
50. Шахмара — змеиный падишах
В стародавние времена некий бедняк промышлял тем, что доставал из близлежащего леса хворост, продавал его и на вырученные деньги покупал себе пищу. Вот он раз пошёл за хворостом, и в другой раз отправился. И так бессчётное число раз ходил, только однажды встал он в лесу, бросил вязанку наземь и присел под высоким раскидистым деревом. Бедный человек так уж устроен: нет-нет да и призадумается. Сидит он, призадумавшись, под деревом и землю возле ног своих ковыряет: так ковыряет и этак пропашет. Жизнь у него нелёгкая, вот он сидит, призадумавшись. Ковырял землю, ковырял и доковырялся до какого-то железного кольца, думает: «Что за железяка такая?». Глядит со вниманием. Стал дальше копать, вышло — здоровенная железная крышка. «Это, — думает бедняк, — не иначе как воры здесь награбленное хранят, разбойники, они и крышку приспособили». Принялся он тут за дело: где палкой подденет, где камень подставит — откинул-таки крышку. Сунул в дыру длинный сук, воткнулся тот сук в нечто мягкое, податливое. Выдернул сук и глянул. «Ну, — думает, — это ведь прямо на мёд смахивает». Тронул он сук измазанный пальцем, и палец лизнул тотчас. Вышло — и вправду, чистейший мёд. И закрыл он тогда дыру крышкой и направился из лесу домой.
Пришёл из лесу домой. Взял ведро. Пошёл опять в лес, ведро мёдом наполнил, а крышку опустил на место. Двинулся в одну деревню, мёд продал, получил неплохую прибыль. Теперь уж хворостом не промышляет. Таскал-таскал мёд из дырки, притомился. И пошёл к соседу и сказал ему:
— Я тут одну вещь отыскал, ты не говори никому. Айда со мною, пошли.
Взяли с собой квасные вёдра, горшки с собою прихватили, отправились.
Дошли до места. У соседа глаза на лоб полезли. Черпают мёд из дыры, только шум стоит. Нагрузились, домой потопали. Мёду — невпроворот, уж и ставить-то дома негде. Но там, в дыре, всё подчистую выскребли. Ни единой капли не осталось — ну, в таком разе и сам бедняк, и сосед его вроде как успокоились.
Вот у бедняка опять все деньги кончились. Знает он, что мёда в дыре ни ложки, а страсть хочется ему ещё разок туда наведаться: вдруг, мол, чего появилось в дыре этой, а? Не стерпел как-то, двинулся в лес опять. Ладно, дошёл и крышку откинул. Набравшись духу, сам туда полез, в дыру эту. «Что-то, — думает, — непременно есть там, интересное». Спустился, глядь — а сбоку в стене ручка торчит на манер дверной: право, интересно. Увидел он ручку эту и загорелся: «Непременно там есть что-то!» Вздохнул и за ручку дёрнул. Открылась ему тогда картина: простор светлый, и там, в сиянии — клубками змеи вьются, да большие какие — страх! Посреди самого скопища возвышение белоснежным покрывалом застелено… и Белый змей на покрывале возлежит. Зашипели змеи, потянулись к бедняку: пасти смрадные разинули. В самый жуткий миг дёрнул Белый змей кончиком хвоста, словно приказал всем: «Смирно лежать, не трогать!» Возле того возвышения белый камень лежит. Блестящий весь. Змеи к нему так и тянутся, лизнуть норовят.
У бедняка тем временем от голода живот свело. Прямо сил больше терпеть нету, как ему есть хочется. И то: сколько уж времени ни крошки во рту не было. Махнул Белый змей хвостом, иди, мол, сюда — бедняку-то этому. А он сидит, шевельнуться боится: «Сожрут, — думает, — змеи, и пикнуть не успеешь». И в этот миг заговорил Белый змей человеческим языком:
— Джигит, послушай меня. Забрал ты весь мёд, который мне на пропитание был предназначен, продал его и заимел некоторую пользу. Опять сюда забрался. Не иначе — есть у тебя и жена, и дети: скучать по тебе станут. А ты уж больше их не увидишь, отсюда тебе вовек не выбраться. До конца теперь с нами жить будешь.
Заплакал бедняк, само собой, от такого сообщения, а Белый змей говорит:
— Ты не бойся, я тебя в обиду не дам. Ни одна тварь тебя не тронет, а есть захочешь — подойди, лизни вот этот вот камень. Тогда и сыт станешь, и жажду тем утолишь.
Делать нечего, хоть и боится бедняк, а пошёл, камень лизнул… И о голоде тотчас забыл, и жажды как не бывало.
Вот вспомнил однажды он свой дом, детей да жену, заплакал слезами горькими. Пожалел его Белый змей. А джигит возьми да скажи в тот самый миг:
— А сам-то ты кто будешь, если всех здешних гадов ничуть не боишься?
Почему бы и не поговорить с ним, коли уж Белый змей сам заговорил.
Белый змей говорит:
— Я, — говорит, — их падишах буду. А звать меня Шахмара.
Джигит говорит:
— А нельзя ли мне как-нибудь отсюда выбраться, ради всего святого, послушай ты меня, не отказывай!
Шахмара говорит:
— Я бы тебя выпустил, да только ты будешь причиною моей гибели. Ты обо мне людям расскажешь. И это ни чем иным обернётся, как смертью моей.
— Не скажу, клянусь всем, чем хочешь, — уверяет джигит и в грудь себя бьёт, и клянётся всяко, мол, как увидел, так и забуду напрочь.
Когда он так наобещал, Шахмара и велел одной змее: «Иди, выпусти его отсюда», — то есть хвостом по-своему указал. И опять:
— Коли скажешь кому, тут мне конец наступит. Не смей говорить, прокляну!
— Не скажу, — говорит джигит, заплакал, конечно, клятву дал.
Потом уцепился он за хвост той змеи, и змея его наружу выволокла. А сама опять вниз, в дыру, юркнула.
Джигит домой вернулся. Домочадцы его обрадовались, всплакнули даже на радостях. Ещё бы: столько месяцев пропадал человек, да вернулся вдруг — большая радость!
Заболел в том городе падишах. Лекарей всяких к себе призвал.
— Для того, — говорят ему знахари, — чтобы от этой болезни излечить, нужен человек, который Шахмару видел.
Падишах говорит:
— А что такое этот Шахмара? Я его не знаю.
Один знахарь говорит:
— Шахмара — это Белый змей, змеиный падишах.
Падишах говорит:
— Мало ли кто его видел, как мы такого человека распознаем?
— А это уже наше дело. Ты прикажи баню построить. И чтобы каждый человек в эту баню сходил. Вот тогда мы распознаем. Тот, кто Шахмару видел, телом должен быть пятнист.
Приказал падишах — баню построили, истопили как следует. Когда всё приготовили, стал падишах приглашать людей в бесплатную баню. Ну, пошёл народ. Бесплатно-то каждый готов попариться. Тех, кто в баню сходил, записывают поимённо. Потом и принуждать стали, ходят, спрашивают: «А ты в бане был?» Если нет — ступай, мол, и не сопротивляйся. Поймали и того бедняка, который Шахмару видел. Спросили у него:
— Был ты в бане или нет ещё?
Он говорит:
— Был.
Посмотрели по записи, говорят:
— Как тебя зовут?
Он говорит:
— Так-то.
Ищут теперь его имя по книжке. Нету. И потащили в баню силком. Разделся он теперь. Телом пятнист — дальше некуда, полосат весь и чёрно-бел. Распознали его, конечно, знахари, но спрашивают:
— Отчего у тебя тело такое странное?
Он говорит:
— Это у меня с детства так.
Знахарь говорит:
— Нет, это у тебя не с детства. Ты змеиного падишаха видал, Шахмару, оттого и телом пятнист.
— Не только змеиного падишаха, но и простую змею никогда не видал, — говорит бедняк. Обманывает, конечно, потому как не хочется ему змеиного падишаха губить.
