Девочка-медведь - Андерсон Софи
Вулкан с отвесными скалистыми склонами царит над местностью, подавляет своей огромностью. У его основания ещё попадаются редкие островки чахлых деревьев, выше торчат лишь голые почерневшие стволы и вьются струйки дыма. Раскалённая лава светится ярко-оранжевыми прожилками в прорезающих склоны ложбинах, во впадинах булькает переливающееся радугой грязевое месиво.
— Огнепылкий вулкан! — ахает Мышеловчик и для лучшего обзора взбегает мне на голову.
Я прищуриваюсь, высматривая, можно ли подняться по склону, держась расщелин с завалами талого снега и проходов между багрово-красными от жара скалами — хоть бы поверхность там была не очень горячей и мы не обожгли ног.
На полпути к вершине в склоне чернеет широченный провал — в таком и наш дом запросто бы поместился, — а вышиной он с корабельные сосны на краю нашего сада. Логовище Змея — вот что это. При мысли о чудовище по телу под шерстью бегут мурашки. Пускай у меня есть план, но кто знает, чего ожидать от Змея?
Вершина над логовищем затянута густой дымной мглой, но вот ветер разрывает её, и я вздрагиваю от радости, когда в просветах проглядывают мощные, одетые листвой ветви, расстилаются на весь горизонт, тянутся в поднебесье.
— Липовое дерево, — шепчу я, всё ещё боясь поверить, что оно взаправдашнее. Угораздило же его найти такое неподходящее место — произрастать на макушке пылающего жаром, чадящего чёрным дымом вулкана. — И как оно умудряется не сгореть дотла?
— А что ему остаётся? — ворчит Иван. — Раньше здесь была душа Снежного леса. Чудесное было место, тихое, мирное, прохладное, полное жизни. Но появился Змей и всё испоганил. Топнул лапой, и вырос на том месте вулкан, и отрезал дерево от леса, так и томится в своей ловушке одно-одинёшенько.
Иван смотрит на едва заметное за клубами дыма дерево со смесью гнева и сочувствия.
— Ты же говорил, что Змей сторожит Липовое дерево, — хмурюсь я на Ивана, — а теперь говоришь, что Змей вредит ему.
— И то и другое правда, — отвечает Иван.
— Погоди, что-то я не пойму, откуда взялся Змей? Почему он стережёт дерево, но этим только вредит ему?
— Я-то думал, ты знаешь эту историю, — Иван поворачивается ко мне, отведя одно ухо назад, а другое навострив вперёд, — тем более что твой дед своими поступками вызвал к жизни Змея.
— Какой ещё мой дед? — Сильный порыв ветра бросает в меня пригоршню ледяных иголок, и даже сквозь шерсть я вздрагиваю. — Царь-Медведь, что ли?
Иван снова кивает.
— Тогда он ещё был человечьим дровосеком по имени Дмитрий. Сядь-ка. Пока прибудем на место, успею поведать тебе эту милую сказочку.
Я послушно усаживаюсь и вся дрожу от предвкушения. Избушка мерно гребёт лапами, мимо проплывают ряды обугленных деревьев и чёрные изрезанные скалы. Вечернее солнце бросает длинные тени, из разломов в берегах поднимается дымок.
В ноздри вползает сернистая вонь тухлых яиц, оставляя во рту привкус горечи. Иван выдыхает в морозный воздух облачко пара и приступает к рассказу с заветных слов: «Давно ль это было, недавно ли…»
Давно ль это было, недавно ли, а только росла в лесу липа, да не простая — вышиной до самого неба, а кроной шире зари утренней, и была она душой леса. Лучилось Липовое дерево радостью кипучей, бурлило силой колдовской могучей. С деревьями, что вокруг росли, танцы танцевало, с птицами, что из веток его вылуплялись, песни распевало.
Но пришёл однажды дровосек с топором.
Одним махом могло дерево выбить из рук дровосека острый топор, кабы не полнилось оно добротой душевной да милостью. Попросило Липовое дерево пожалеть ветви его зелёные, а взамен обещало исполнить заветное желание дровосека.
Сказано — сделано, исполнило дерево желание дровосека, а тот от жадности ещё одно высказывает. И давай он с тех пор к дереву ходить да новых благ себе просить да требовать. Замучилось дерево желания дровосека исполнять, закручинилось от жадности его ненасытной и однажды отправило дровосека прочь ни с чем.
Взревел от ярости дровосек, корыстью одержимый, да как замахнётся топором…
Хрясь… хрясь!
Срубил одну ветку под самый корень.
Закричало дерево от боли.
Упала срубленная ветка наземь, от боли закорчилась, яростью налилась. Пошла трещинами, натрое расщепилась, и вырос из неё дракон огненный, Змей о трёх головах, языки пламени изрыгающий от злобы лютой и несправедливости жгучей.
Задрожало дерево от страха, затрепетало, а управы на Змея необузданного найти не может — только и оставалось, что глядеть в ужасе, как Змей пастями своими тремя огонь изрыгает да лавой раскалённой плюётся. Вспыхнул лес пожаром, разлетелись птицы кто куда, ручьи да родники пересохли, цветы лесные от пепла густого позавяли.
Как дерево ни умоляло дракона утихнуть, тот лишь ещё больше жаром распалялся, защитить его навеки от алчности людской клялся. Носился он, огнём пышущий, по-над лесами и горами, и прорвались воды подземные наружу фонтанами раскалёнными. Забурлила сырая земля, пузырями вскипела, воды ключевые в озёрах едкой горечью желтушной отравились, небо дымкой гибельной паров ядовитых затянулось. Скалы вокруг дерева набухли магмой огненной, и вырос из них вулкан до неба, огнём пылающий, а в склоне его провал разверзся, чтоб логовищем Змею служить.
Как зарычит Змей, так лес до корней самых сотрясается, земля под ним трещинами расползается, а как разъярится, так вулкан бурно извергается да небо молниями раскалывает.
А над логовищем Змея Липовое дерево одно-одинёшенько от горя-печали разрывается. Хоть и дал Змей клятву благородную дерево сберечь-защитить, угодило оно в ловушку безысходную, от леса горячо любимого отторгнутое. Как проснётся Змей, как дыхнёт огнём, лес подпаливая, слезами дерево обливается, глядя, как деревья да кустарники сгорают. Сколько ни таило оно в себе силы колдовской могучей, не могло желание заветное исполнить — чтобы утихомирил Змей гнев свой яростный, отпустил дерево на волю да дал ему воссоединиться с лесом его ненаглядным.
Глава 27. Огнепылкий вулкан
— Так это мой дед во всём виноват, да? — Я смотрю на выжженный лес, на пламенеющие лавой склоны вулкана, на Липовое дерево, заточённое на самой его вершине, задыхающееся от пепла и гари. — Со своей жадностью, себялюбием и жестокостью! — Я опускаю глаза на свои лапы и качаю головой. — Выходит, наша семья заслужила проклятие.
— Глупости какие! — Мышеловчик прикусывает мне ухо. — Несправедливо поступило дерево, что наказало весь ваш род за провинность твоего деда. Бабушка твоя, отец твой, да и ты сама ничего плохого не сделали.
— Наверное, Липовое дерево и само не хотело проклясть вашу семейку до третьего колена. Проклятия, они как ярость и драконы эти огненные: как на волю вырвутся, ни за что не обуздаешь. — Иван сверкает глазами на громаду вулкана, и его мускулы напрягаются, словно он сейчас набросится на него. — Ну да не в том суть, главное, что ты пришла сюда исправить зло, совершённое твоим дедом. Вместе мы как-нибудь да уничтожим дракона, которого он своей жадностью сотворил.
Я набираю в грудь побольше воздуха и вскидываю морду. Иван прав. Я шла сюда, чтобы спасти Сашу, который из-за меня на грани жизни и смерти, и чтобы самой вернуться домой человеком, но сейчас я понимаю, что смогу сделать намного больше. Смогу искупить дедовы грехи и спасти само Липовое дерево тоже.
Если мы сумеем унять моей стрелой ярость Змея, мы освободим Липовое дерево из его заточения, а Снежный лес от гибельных пожаров и удушающего дыма. Тогда Огнепылкий вулкан заснёт, его склоны снова обрастут деревьями, и Липовое дерево снова станет частью леса. Иван вернётся в стаю и займёт своё место вожака. А если Липовое дерево возвратит мне человеческий облик, я тоже вернусь туда, где моё настоящее место.
