Диана Джонс - Сказочное невезение
– Там, где находится Милли, наверняка происходят такие же перемены. И если я ее в ближайшее время не вытащу, она может потеряться навсегда.
Ночью я наполовину проснулся и услышал, как он на цыпочках крадется в сторону запретной части чердака.
Не знаю, сколько он там проторчал, но утром я его едва добудился.
– Ну, как успехи? – спросил я, пока мы собирали обувь.
Кристофер покачал головой:
– Я ничего не понимаю, Грант. Сегодня вообще не было никаких перемен, хотя я просидел там целую вечность.
Тут открылись двери лифта, и мы оказались в толпе актеров, разыгрывавших сцену из «Одержимых». Была у актеров такая странность: им настолько нравилось играть, что они играли не переставая. Когда они не разыгрывали сцены из всяких спектаклей, то разговаривали уморительными голосами и подражали разным людям. А в лифте играть как раз было очень удобно, потому что там их не видели ни мистер Амос, ни миссис Балдок. Соответственно, в лифте теперь постоянно либо шел отрывок из какой-нибудь пьесы, либо кто-нибудь говорил: «Нет, милочка, лучше всего сыграть эту сцену вот так…» – и сцену тут же разыгрывали. В промежутках в лифте катался вверх-вниз угрюмый Хьюго – вид у него был такой, что лучше не подходить. Мы с Кристофером уже смирились с тем, что проще топать по лестнице.
Кроме того, в подклети толпилась штатная прислуга – в надежде хоть одним глазком увидеть кого-то из актеров. Все горничные успели по уши втрескаться в новоиспеченных лакеев. Первое место по популярности держал Франсис, а за ним шел Манфред, темноволосый и одухотворенный, но даже и мистеру Прендергасту перепадало немало хихиканья, хлопанья ресницами и робких просьб дать автограф – а уж он с виду был чудик из чудиков.
– Все дело в гриме, Грант, – пояснил мне Кристофер. – Он действует как любовное зелье. Ну, что я тебе говорил? – добавил он, когда мы столкнулись по очереди с тремя штатными лакеями, мистером Максимом и мальчишкой-разносчиком, – все они желали знать, не видели ли мы нынче утром Фэй Марли.
– В лифте, – сообщил им Кристофер. – Она делала вид, что одержима дьяволом или что-то в таком духе.
В тот день по Столлери так и гуляло эхо всевозможных репетиций – причем не одни лицедеи лицедействовали, проходили и официальные приготовления. Миссис Балдок и мисс Семпл оторвали горничных от актеров-лакеев, а горничных-актрис выудили из лифта и забрали наверх, чтобы натаскать там как следует. Мистер Амос отвел мистера Прендергаста и всех лакеев в вестибюль и стал там учить, как надлежит встречать гостей. Заарканили мистера Смайзерса и заставили изображать гостя; иногда его изображал Кристофер. Торжественный вход удавался Кристоферу как нельзя лучше. Я по большей части торчал на лестнице, постигая искусство управляться с десятком пустых чемоданов, которые где-то раздобыл мистер Амос, чтобы изобразить багаж гостей. Мистер Амос заставлял меня затаскивать их в лифт по две штуки и развозить по нужным спальням. У меня всякий раз уходила на это целая вечность. Если в лифте мне не подворачивался Хьюго, там непременно оказывалась парочка актрис, на вид совершенно обессиленных.
– Если меня заставят застелить еще одну постель или собрать еще один завтрак на подносе, я свалюсь с ног, милочка!
– И зачем эта мисс Семпл все пересчитывает? Она что, принимает меня за воровку, милочка?
А стоило мне явиться в очередную спальню со своим ненастоящим багажом, на меня тут же набрасывалась миссис Балдок и начинала читать наставления про всякие другие вещи, которые мне, возможно, придется приносить гостям в спальни. Меня заставили таскать подносы, газеты, напитки и полотенца. Миссис Балдок почему-то решила, что прав на меня у нее не меньше, чем у мистера Амоса. Я несколько раз поймал себя на мысли, что в этом, наверное, виноват мой Злой Рок – строго говоря, я почти все время так думал и только изредка спохватывался, что ведь все это измышления дяди Альфреда. В результате в голове целый день крутились какие-то невнятные вихри. А кроме того, я постоянно боялся, что мистер Амос того и гляди пронюхает, что Кристофер нажал ту квадратную кнопку.
По счастью, у мистера Амоса дел пока было по горло. Я вернулся на свое место на главной лестнице как раз в тот момент, когда должна была начаться генеральная репетиция.
– Так, приступаем! – заорал мистер Амос.
Сам он стоял в самом центре вестибюля, ни дать ни взять режиссер.
Мелодично зазвенел дверной звонок. По этому сигналу лакеи в бархатных панталонах, полосатых жилетах и чулках дружно выскочили из-за лестницы и выстроились двумя полукружьями по сторонам от входной двери.
– Ну прямо балетный номер, – фыркнул мистер Прендергаст.
Он хмуро стоял рядом со мной, скрестив руки на груди; запястья явственно торчали из рукавов его щегольского черного сюртука.
Мистер Амос величественно прошагал к входной двери. Взялся за ручку. Замер. Проорал через плечо:
– Прендергаст! Ну и где ты на этот раз?
– Иду-иду! – откликнулся мистер Прендергаст, медленно и внушительно спускаясь по лестнице.
– Пошевеливайся! – рявкнул на него мистер Амос. – Ты что, королем себя там возомнил?
Мистер Прендергаст встал как вкопанный.
– А… да нет, в общем-то, – проговорил он. – Все дело, понимаете ли, в лестнице. Как актеру устоять перед красивой лестницей? Сразу хочется изобразить красивый выход.
Тут мне показалось, что мистер Амос его сейчас пристукнет.
– Давай… шевели… ногами, – произнес он медленно, сдержанно и отчетливо.
Мистер Прендергаст спустился – вернее, по-королевски прошествовал – к подножию лестницы, пересек вестибюль и встал у мистера Амоса за левым плечом.
– За правым, осел! – рявкнул мистер Амос.
Мистер Прендергаст невозмутимо сделал два шага вбок.
– Так-то! – возгласил мистер Амос и распахнул обе дверные створки.
Франсис прыгнул вперед и схватил одну из них, Грегор – другую, и они открыли двери до половины. Мистер Амос отвесил поклон. Мистер Прендергаст – тоже, причем куда изящнее. В вестибюль робко проскользнул мистер Смайзерс. За ним шел Кристофер – небрежной походкой, ну право слово – важный гость.
Но тут приключился очередной сдвиг, и вся сцена распалась. Ни с того ни с сего все оказались не на своих местах, засуетились, а мистер Амос стоял посреди всего этого хаоса и чуть не верещал от ярости.
– Нет, нет, НЕТ! Франсис, ты почему там? Эндрю, заносить багаж – не твоя обязанность. Прими пальто у мистера Смайзерса!
Сам мистер Амос, похоже, не заметил произошедшей перемены. До меня начинало доходить, что он их, похоже, вообще не воспринимает, как и мистер Максим. Странное дело, потому что мистер Амос наверняка ведь волшебник, и уж ему-то, казалось бы, полагается знать, когда приходит в действие его собственное волшебство – а вот поди ж ты. Какое облегчение! Кристофер задумчиво смотрел на мистера Амоса, – похоже, и ему в голову пришла та же мысль. Рядом с ним стоял, тревожно оглядываясь, мистер Смайзерс – он пытался понять, которому лакею полагается снять с него пальто.
– Все сначала, – распорядился мистер Амос. – И попрошу постараться.
– А уж я-то как стараюсь! – сознался мистер Прендергаст, снова вставая со мной рядом. – Я, можно сказать, из кожи вон лезу, чтобы этот тип меня уволил, – так ведь не дождешься!
– А почему? – не понял я.
– Видимо, в Союзе не врали, когда говорили, что найти с кондачка приемлемого младшего дворецкого – задачка головоломная, – сокрушенно поведал мистер Прендергаст.
– Да нет, я не о том. Почему вы хотите, чтобы он вас уволил? – уточнил я.
Мистер Прендергаст схватил себя за локти и горестно скособочил физиономию.
– Не нравится мне этот тип, – сознался он. – И дом этот не нравится. Мне кажется, он с привидениями.
– В смысле, с переменами, – поправил его я.
– Нет, – ответил мистер Прендергаст. – С привидениями. Или, если угодно, с призраками.
И ведь интересное дело – к обеду все уже говорили о том, что в Столлери водятся привидения. Несколько человек взволнованно поведали мне, что кто-то – или что-то – сбросил все книги с одного из библиотечных стеллажей. Я попытался отыскать Антею и расспросить ее, но она куда-то смылась с графом Робертом. К чаю все горничные уже жаловались на то, что в спальнях кто-то все передвигает. Некоторые из них, кроме того, слышали странные постукивания и перестуки. К концу дня мистер Прендергаст был далеко не единственным актером, который мечтал смыться из Столлери.
– Все дело в сдвигах, – сказал Кристофер, когда вечером мы поднимались по лестнице; в лифте шла какая-то драма, где действие происходит в суде, мистер Прендергаст играл судью, а сногсшибательной внешности девица по имени Полли Варден обвинялась в убийстве Манфреда. – Говорят, актеры – самые суеверные люди на свете.
– Хорошо, что мистер Амос не замечает сдвигов, – сказал я.
– Да, нам повезло, – согласился Кристофер.
