Эдит Несбит - Заколдованный замок
— Если кто-нибудь встретит ее в ее теперешнем виде, то тут же сбрендит, — рассуждал Джеральд. — Это только мы можем все выдержать.
— Мы же не взрослые, — отозвался Джимми. — И потом, мы уже вроде как привыкли к таким штучкам. Нас теперь так легко не пронять.
— Бедная Кэтти! — вздохнул Джеральд.
— Ну, конечно, бедная, — не совсем искренне согласился Джимми.
Солнце скрылось за черными верхушками деревьев, и ему на смену медленно выплыла луна. Мейбл, укрыв свое немыслимо длинное тело множеством плащей, жилеток и шерстяных брюк, заснула, убаюканная мягкой прохладой сумерек. Внутри динозавра спала Кэтлин — живая девочка внутри мраморной статуи. Она слышала слова Джеральда и видела, как он зажигал спичку. В своей мраморной оболочке она оставалась прежней Кэтлин, но камень не позволял ей ни пошевелиться, ни закричать. Правда, кричать ей и не хотелось — мрамор, облепивший ее, вовсе не казался ей холодным и жестким. Камень был пронизан теплом, уютом и надежностью — спина не уставала, а вытянутые вперед неподвижные руки не сгибались. Словом, все было хорошо — лучше не бывает. Нужно было просто спокойно и тихо ждать того момента, когда она выйдет из каменного панциря, чтобы вновь стать той Кэтлин, которой она всегда была. Вот она и ждала — спокойно и тихо, а потом и ожиданию наступил конец, и все растворилось в призрачной дымке. В уютной замкнутости мрамора Кэтлин заснула мирно и сладко, словно в своей постели.
Проснулась она словно от толчка, осознав, что вовсе не лежит в своей кроватке, и даже вообще не лежит, а стоит, и что по ее затекшим ногам уже бегут мурашки. Руки ее, застывшие в жесте ужаса и изумления, тоже почувствовали усталость от неудобного положения. Она протерла глаза, зевнула и тут же все припомнила. Она была мраморной статуей, заключенной в брюхе каменного динозавра.
— Теперь я снова ожила, — подумала она. — Теперь я могу выйти отсюда.
Она села и свесила ноги в отверстие, призрачно сиявшее серым светом, но в ту же секунду медленный, плавный рывок швырнул ее куда-то вбок, на каменную стенку. Динозавр тронулся с места.
— Ох! — вздохнула Кэтлин, — Какой ужас! Должно быть, уже взошла луна, и это чудище ожило — точь-в-точь как рассказывал Джеральд.
Динозавр двигался медленно. Сквозь отверстие в его брюхе Кэтлин различала бегущую мимо поверхность травы, ветки, мох, разлетавшиеся от его тяжелой поступи. Пока он бежал, она не решалась спрыгнуть — ведь она могла попасть под огромные неуклюжие стопы чудовища. Затем другая мысль встревожила ее: «Где сейчас прячется Мейбл? Что если огромная стопа заденет какую-нибудь часть опасно вытянувшейся великанши? При том росте, которого достигла Мейбл за вечер, трудно не наступить на нее, если она вдруг окажется на пути — ее даже обойти невозможно. А динно-завр вряд ли будет очень стараться не наступить на нее. С чего бы ему проявлять такую осторожность?» И Кэтлин все с большой тревогой смотрела сквозь круглое отверстие под ноги динозавру. Огромный ящер раскачивался из стороны в сторону. Он бежал все быстрее и быстрее, и Кэтлин по-прежнему не решалась прыгать на ходу. Во всяком случае, они должны были уже отбежать достаточно далеко от того места, где оставалась Мейбл. Быстрее, все быстрее мчалось чудовище. Пол под ногами Кэтлин накренился, и она не сразу догадалась, что динозавр бежит под горку. Он продирался сквозь рощу вечнозеленых дубов — ветви вокруг трещали и разлетались в стороны, гравий с хрустом вжимался в землю. Затем каменная лапа ударила по каменному покрытию. Одно мгновение тишины — и Кэтлин услышала плеск воды. Они подошли уже вплотную к тому бассейну, где при свете луны купались динозавр и каменный Янус, а Гермес летал над ними, забавляясь и дразня своих товарищей. Кэтлин одним толчком вывалилась из нутра динозавра, откатилась в сторону по скользкому мрамору, окольцевавшему бассейн и, задыхаясь, поднялась на ноги, прислонившись к чьему-то пьедесталу. Очень даже вовремя — она еще катилась по мраморному берегу, а чудовищная ящерица уже тяжело и неуклюже соскользнула в воду. Огромная волна накрыла белый ковер кувшинок, и динозавр, отфыркиваясь, поплыл к центральному острову.
— Осторожнее, моя прекрасная леди, я прыгаю! — раздался голос с высоты пьедестала, и в ту же секунду прекрасный Феб соскочил с пьедестала, установленного в его маленьком храме, лихо заскользил по ступенькам и приземлился в каком-нибудь метре от нее.
— Ты новенькая, — произнес Феб, обернув к ней голову через точенное плечо. — Если бы мы хоть раз встречались, я бы тебя вспомнил.
— Да, — подтвердила Кэт. — Я совсем, совсем новенькая. А я и не знала, что вы умеете разговаривать.
— Почему бы и нет? — улыбнулся мраморный бог. — Ты же разговариваешь.
— Но я-то живая.
— А я нет? — удивился он.
— Конечно, да, — подтвердила Кэтлин, чуть удивленная, но вовсе не испуганная. — Только я думала, что сперва нужно надеть кольцо, и только потом можно увидеть, кто как двигается.
Феб понял ее — вот молодец! — хотя она, надо признаться, выражалась довольно туманно.
— Ну, это только для смертных, — проворчал он. — Мы-то можем спокойно видеть и слышать друг друга в те часы, когда жизнь принадлежит нам. Это часть чудесного волшебства.
— Но ведь я, как вы говорите, смертная.
— Вы столь же скромны, сколь и прекрасны, — небрежно отозвался Феб, он же Аполлон. — белые волны зовут меня! Я иду! — И круги текучего серебра разошлись по озеру, снова и снова расходясь от проворных рук Солнечного бога, умело рассекавшего гладь озера.
Кэтлин повернулась и пошла наверх, к зарослям рододендрона. Нужно было найти Мейбл и поскорее вернуться. Хорошо бы Мейбл была уже такого роста, чтобы с ней можно было показаться на глаза людям. Может быть, в этот колдовской час свершилось и ее превращение. Эта мысль ободрила Кэтлин и она поспешила вперед. Она миновала заросли рододендрона, припомнила, как выглядывало здесь из-за гладких листьев размалеванное картонное лицо, и уже совсем собралась испугаться, но почему-то так и не испугалась. Мейбл она нашла без труда — ей бы не удалось так легко найти ее, если бы к ней уже вернулся обычный рост. Еще издали при свете луны она разглядела вытянувшуюся, словно огромный червяк, фигуру в двенадцать футов длиной. Мейбл спасла, укрывшись плащами, брюками и жилетками. Больше всего она сейчас напоминала водопроводную трубу, которую в лютый холод укутывают разным тряпьем. Кэтлин ласково коснулась щеки Мейбл, и та проснулась.
— Что такое? — сонно пробормотала она.
— Это я, — ответила Кэт.
— Ой, какие у тебя холодные руки! — удивилась Мейбл.
— Просыпайся! — попросила Кэтлин. — Надо обсудить наше положение.
— Не могли бы мы вернуться домой? Я так устала, и вообще, нам давно уже пора выпить чаю, — пожаловалась Мейбл.
— Ты слишком длинная, тебе нельзя идти домой, — вздохнула Кэтлин, и тут Мейбл все вспомнила.
Она еще немного полежала, не открывая глаз, а потом вдруг беспокойно зашевелилась и вскрикнула:
— Ой! Кэтти! Что это такое со мной происходит? Я вроде игрушечной змейки, когда ее сворачивают, чтобы спрятать в коробку. Я — ой, я!..
Кэтлин, глядя на нее, не могла не признать, что это и в самом деле было похоже на то, как сворачивается, почти совсем исчезая в руках у детей, игрушечная змейка. Заблудившиеся где-то ноги Мейбл внезапно оказались прямо у нее перед носом, нелепые длинные руки враз укоротились, а длинное, казавшееся неимоверно изможденным лицо приобрело нормальные очертания.
— Ты уже в порядке, в полном порядке! Ой, как я рада! — вопила Кэтлин.
— Я знаю, что я в порядке, — пробурчала Мейбл, вновь ставшая самой собой — не только по внутренней сути, которая оставалась неизменной, но и с виду.
— Ты в порядке! Ура! Ура! Вот здорово! — весело твердила Кэтлин. — А теперь мы можем бежать домой!
— Домой? — повторила Мейбл, усаживаясь и глядя своими темными глазами на Кэтлин. — Домой? В таком виде?
— В каком виде? — почти рассердилась Кэтлин.
— Посмотри на себя! — велела Мейбл.
— А что я? — удивилась Кэтлин. — Почему ты не хочешь идти домой?
— Ты что, правда забыла? — спросила Мейбл. — Посмотри на себя — на руки посмотри — посмотри на свое платье!
Кэтлин поднесла руки к лицу. Они были мраморно-белыми, как и ее платье, и обувь, и носочки, и даже — насколько она могла разглядеть — кончики волос. Она была белой как снег — только что выпавший, нетронутый снег.
— Что это такое? — с дрожью в голосе спросила она. — Почему… почему я вся такого ужасного цвета?
— Ты не помнишь? Кэт, неужели ты не помнишь? Ты ведь еще не стала самой собой. Ты — статуя!
— Как же так? Я ведь живая! Я же говорю с тобой.
— Конечно, ты говоришь со мной, лапочка, — сказала Мейбл, пытаясь утешить ее, словно больного ребенка. — Конечно, говоришь — но тут все дело в лунном свете.
