Юрий Греков - Там, на неведомых тропинках
Иляна оторвала длинную полоску от рубашки, расцарапала палец и щепочкой написала Драгошу, где она и как ее найти.
— А теперь отрежь кусочек от меня.
— Ой, а тебе не будет больно? — забеспокоилась девушка.
— Ничего, потерплю. Когда забивают гвозди, больнее. Иляна отрезала квадратный клочок и сделала, как я сказал, — хлебом прилепила его на письмо.
— Лети! — приказал я клочку, и узкая белая полоска выпорхнула в окно. Иляна следила за ней, пока та не исчезла. И только когда письмо совсем пропало из виду, она отвернулась от окна, подошла и, погладив меня ладошкой, тихо сказала:
— Спасибо...
Два дня у нас в запасе — на третий за Иляной должны были прийти.
Медленно тянулись часы. Прошел день, и наступила ночь. Все меньше надежды оставалось у нас. И вот на рассвете, когда луна в окошке побледнела, где-то далеко послышался конский топот. Все ближе и ближе. Вот он уже у самого замка. Послышались крики, вопли. И вдруг стена в комнате раскололась, и в проломе сверкнула сабля.
— Драгош! — закричала Иляна и бросилась навстречу. Драгош подхватил ее на руки и шагнул в пролом.
— Постой, — вскрикнула девушка, — возьмем с собой его, — и показала на меня.
— Зачем? — удивился гайдук.
— Он мой спаситель! Нельзя его бросить!
Драгош не понял, но быстро выдернул гвозди и, завернув в меня Иляну, бросился к своему коню. Во дворе там и сям валялись враги. У самого выхода скорчился грузный человек. Чалма с большим драгоценным камнем валялась рядом. Развалины замка дымились. Еще одному гадючьему гнезду пришел конец... — Ковер умолк.
— Устал? — спросил Старый Гном.
— Да, — тихо ответил ковер.
— Ну, что ж, ребятки, — повернулся к Зучку и Мурашке Старый Гном, — давайте-ка отнесем ковер в дом.
Сложив ковер-самолет в углу, Гном сказал гостям:
— И вам тоже пора укладываться.
— Дедушка, да мы спать не хотим! — взмолился Мурашка.
Гном улыбнулся, взял со стола большой будильник без стекла:
— Пора, ребятки, пора...
Стрелки завертелись быстро-быстро, перед глазами у Зучка и Мурашки все поплыло, кружась и сплетаясь в цветную вязь сна...
Ручей журчал, перекатываясь по камешкам, что-то бормотал невнятно — ни слова не разберешь. Зучок вслушивался и никак не мог понять: откуда здесь вдруг взялся ручей? Наконец ничего больше не оставалось, как открыть глаза.
Что Зучок и сделал — и никакой это оказался не ручей, просто дедушка Ротрим и ковер-самолет разговаривали негромко, чтоб не разбудить Зучка и Мурашку. «Как же, разбудишь его, — подумал Зучок, покосившись на посапывающего рядом Мурашку. — Давно уже вставать пора. Вон солнце как высоко уже». Зучок приподнялся на подушке и хотел поздороваться, но тут же решил подождать немножко — дедушка Ротрим и ковер заняты разговором, зачем мешать?
Старый Гном достал с полки небольшой блестящий аппаратик — точь-в-точь как тот, что показывал Руд, когда проходил сквозь стену. Зучок смотрел во все глаза — что это дедушка Ротрим делать собрался? А Старый Гном поколдовал над аппаратиком, нажал какую-то кнопочку, и из него ударил тоненький золотой лучик. Гном поднес аппарат к ковру, и золотой лучик забегал по его поверхности, зарываясь в ворс.
— Ой, щекотно! — засмеялся ковер.
— Ничего, потерпи. Это недолго.
Через минуту Гном снова нажал кнопку, и лучик погас.
— Дедушка, а что это вы делаете? — проснувшийся Мурашка даже привстал на диване, чтоб лучше видеть. Зучок толкнул его:
— Мог бы «доброе утро» сказать!
— А-а, проснулись? — обернулся Старый Гном, — Ну что ж, вовремя. Вставайте.
Мурашка и Зучок спрыгнули с дивана.
— Идите-ка сюда, — попросил Старый Гном, — давайте расстелим Килима на полу.
Через минуту ковер был разостлан, едва уместившись между шкафом и столом.
Гном подошел к самой его бахроме и вдруг тоненько крикнул:
— А ну, лети, ковер-самолет!
И ковер вздрогнул, колыхнулся и плавно всплыл над полом, повиснув посреди комнаты.
Ребята смотрели как зачарованные. И тут раздался тихий голос Килима:
— Ах, Ротрим, Ротрим, как жаль, что у меня нет рук, чтоб обнять тебя! Ты вернул мне жизнь, а сейчас вернул и молодость!
Старый Гном засмущался и покраснел. Он был очень застенчивый, этот гном, впрочем, как и все гномы. И больше всего он не любил, когда его благодарили, потому что от этого ему становилось очень жарко.
— Ребята, садитесь! — сказал ковер-самолет, опустившись пониже.
Мурашка и Зучок живо взобрались на мягкую, упругую спину ковра, и он медленно всплыл к потолку. Зучок потрогал потолок, заглянул за край ковра вниз — дедушка Ротрим стоял на полу, задрав белую бороду, и одобрительно покачивал колпачком. Мурашка вертел головой, время от времени восторженно вскрикивая:
— Ух, ты! Ой, здорово! Наконец Гном позвал снизу:
— Эй, ребятки, еще налетаетесь! Спускайся, Килим.
Ковер послушно поплыл вниз и через несколько мгновений лежал, распластавшись на полу, как и положено любому ковру.
— Дедушка, так хочется еще полетать! — мечтательно сказал Мурашка, а Зучок добавил: — Еще как хочется!
Гном улыбнулся:
— Завтракать пора. А после завтрака поговорим. Есть у меня одна мысль...
Зучок и Мурашка проглотили завтрак в один присест — так им хотелось поскорее узнать, что это за мысль, о которой собирается поговорить дедушка Ротрим.
А Старый Гном не торопился. Позавтракав, он принялся убирать со стола. Мурашка и Зучок, конечно, стали помогать, как умели. Но вот все вилки-тарелки вымыты, и вытерты до блеска, и в посудный шкафчик положены. Старый Гном придвинул табуретку поближе к ковру, сел и задумался. Килим, Мурашка и Зучок терпеливо ждали.
— Так вот, ребятки, надо вам домой собираться... — заговорил Старый Гном. Мурашка ошеломленно вскрикнул:
— Как, уже?
Зучок промолчал, хотя ему тоже хотелось погостить подольше у дедушки Ротрима, где так интересно, где так много удивительного и необыкновенного. Но Зучок промолчал, а Старый Гном продолжал:
— Вы ведь хотели еще полетать, верно? А вот Килиму просто нужно полетать — чтоб проверить свои силы. Он ведь столько лет не летал.
— Верно, — подтвердил ковер, и Мурашка с Зучком не могли не согласиться с дедушкой Ротримом.
А Старый Гном продолжал:
— Можно, конечно, это сделать и завтра, и послезавтра.
— Но ведь тебе самому, Килим, не терпится испытать себя?
— Конечно, Ротрим, конечно, не терпится, — всколыхнулся ковер, чуть приподнявшись над полом.
— Вот потому-то я и хочу, чтобы вы, ребятки, отправились на ковре-самолете домой, — пояснил Старый Гном. — Это будет испытательный полет, а вы — летчики-испытатели! Я бы сам с вами слетал, но у меня ведь дел много, вы же знаете...
— Знаем, дедушка! — подтвердил Зучок. — И, конечно же, мы полетим!
А Мурашка, которому уже не терпелось поскорее стать летчиком-испытателем, предложил:
— Да что откладывать? Вот сейчас сразу и полетим!
— Ну вот и ладно, — одобрительно покивал колпачком Старый Гном. — Что ж — в путь!
Ковер медленно всплыл над верхушками деревьев. Мурашка и Зучок в последний раз прокричали:
— До свиданья, дедушка!
И вот скрылась и полянка, и домик, и махавший колпачком улетавшим друзьям дедушка Ротрим. Ковер поднялся повыше. Мурашка и Зучок смотрели вниз — там проплывали знакомые места. Мурашке довольно скоро надоело глазеть по сторонам, и он спросил:
— Килим, а что было дальше? Ну, после того, как Драгош вас спас?
— Что было потом, хотите вы знать? — отозвался ковер. — Ну, слушайте... Привез нас Драгош в самое сердце родного леса, выстроил из камня и дерева небольшой домик. Уходил с дружиной Драгош на подвиги. И оставались мы в домике одни. Но вскоре случилась у нас большая радость — привез Драгош из своего села старого моша Костаке, которому к тому времени исполнилось сто пятнадцать лет. Так и зажили мы вместе. Старый гайдук грелся на солнышке, мастерил из дерева разную мелочь для Иляны — веретенца, прялку, резал ложки из ясеневых чурбачков. Иляна тоже не сидела без дела. Шила рубашки Драгошу и дружине, вышивала пояса, еду готовила.
Подобрала как-то в лесу Иляна маленького ежа: заблудился он и не нашел дороги к своему дому. Иляна отпоила ежика молоком, теплым хлебом накормила. И остался он жить с нами. Дали ему имя Ежишка. Больше всего любил Ежишка танцевать. Возьмет дед Костаке сковородку, начнет постукивать по ней ложкой. Звенит сковородка, а Ежишка встанет на задние лапки, вытянет кверху остренькую мордочку и ну приплясывать! Но хлеба Ежишка даром не ел. Все в доме работали, и он без дела не сидел. Большой мастер был грибы собирать. Только завидит шляпку — разбежится, свернется в клубок и с размаху накалывает гриб на иголки. Наколол три-четыре грибка — и домой. А потом снова в лес. В доме всегда были жареные грибы, а на зиму Иляна обязательно мариновала и солила две-три кадушки.
