Хью Лофтинг - Опера доктора Дулиттла
— Ступай к доктору, пока не поздно, — говорил он. — Скоро доктор уедет домой, но сегодня фургон доктора Дулиттла все еще стоит у Риджент-парка.
Конечно, от этого у доктора Дулиттла намного прибавлялось хлопот. Сам О’Скалли это прекрасно понимал, но ничего не мог с собой поделать. При виде несчастных собратьев у него сердце кровью обливалось.
— Судьба у собак нелегкая, — говорил он, когда Крякки принималась бранить его. — У многих жизнь не складывается, что же плохого в том, что я протяну им лапу помощи?
В отличие от Крякки доктор Дулиттл радовался, когда к нему приходили больные звери. Он считал, что человеческую жизнь надо мерить не прожитыми годами, а числом добрых дел. И он очень жалел, что дом у него маленький и он не может взять с собой в Паддлеби бездомных лондонских собак.
— Но почему, господин доктор? — удивлялся О’Скалли. — У вас большой сад, там можно поставить одну большую конуру, где поместится дюжина псов. Да и в доме место найдется, если Немного потесниться.
И вот в один прекрасный день сердце О’Скалли не выдержало. Он, по совету Крякки, долго крепился и не тратил свои деньги, чтобы всей семейке было на что жить, когда Джон Дулиттл снова окажется без гроша в кармане. Но что делать, если каждый день встречаешь на улице разнесчастных собратьев?
И наконец О’Скалли решился сделать то, о чем давно мечтал, — открыть в Лондоне ночлежку и бесплатную столовую для собак.
Пес позвал на помощь Бу-Бу, и она посчитала, сколько денег понадобится на его затею. Когда все было посчитано, сова схватилась за голову.
— Бесплатная столовая будет бесплатной только для твоих бродячих сородичей, а тебе придется выложить уйму денег. Всех твоих сбережений хватит только на один день.
Огорченный О’Скалли пошел к доктору, но и тот сказал то же самое, что и сова.
— А если обойтись без ночлежки и столовой, а только раздавать собакам кости? — не сдавался О’Скалли, уж больно ему хотелось помочь другим.
Он вернулся к сове, и они снова принялись считать и пересчитывать. Оказалось, что денег О’Скалли хватит в обрез на то, чтобы неделю подкармливать косточками весь собачий Лондон.
— Пусть будет хоть так, — обреченно согласился пес.
И он взялся за дело. Уже через два дня половина лондонских мясников свозила кости на склад на берегу Темзы и сваливала их там. Рыжий веснушчатый парень со смехом выдавал собакам по кости в зубы, а О’Скалли стоял у входа, приветствовал старых знакомых и родственников и сам следил, чтобы все было справедливо.
Как только О’Скалли замечал в очереди ухоженного пса в ошейнике, он тут же принимался стыдить его:
— И как тебе не стыдно отнимать пищу у бездомных и голодных? У тебя есть хозяин, он тебя поит и кормит. Уходи и больше не показывайся мне на глаза.
Сова рассчитала точно — ровно через неделю все деньги у О’Скалли вышли, и мясники перестали подвозить в сарай на берегу Темзы кости. На том и кончилась собачья благотворительность. Но бродячие лондонские псы еще долго вспоминали О’Скалли.
Все уже было готово к возвращению в Паддлеби. Оставалось только отправить в Америку шестерых черных ужей, которых мнимая принцесса Фатима выдавала за ядовитых змей, и опоссума, которого бывший директор цирка Блоссом показывал публике как «ужасного хищника американских лесов зверя харри-гарри». Выручил господин Вильсон, тот самый богатый любитель животных, который одолжил доктору Дулиттлу великанов и фламинго для оперы.
Господин Вильсон отбывал в Америку по делам и любезно согласился взять с собой опоссума и ужей. Приготовили два удобных ящика, где и «ядовитые змеи» и «ужасный хищник» могли жить в течение всего путешествия через океан.
Ящики стояли в каюте господина Вильсона, и все шло гладко до тех пор, пока в один прекрасный, солнечный день опоссума не вывели прогуляться по палубе.
Опоссум вдохнул свежий морской воздух, огляделся и вдруг увидел высокие мачты корабля. А надо вам сказать, что в своих родных лесах опоссумы очень любят висеть вниз головой на ветках больших деревьев. Обматывают ветку хвостом и висят, вниз посматривают. Ну что поделаешь, если им так нравится? И когда опоссум увидел высокие мачты корабля, он со скоростью кошки, за которой гонится О’Скалли, вскарабкался на самую верхушку, обмотал свой длинный хвост вокруг реи и повис там вниз головой.
Господин Вильсон был очень хороший человек, но у него, впрочем как и у меня и у вас, был один большой недостаток — он не говорил на языке зверей. Он громко кричал, звал опоссума, обещал ему любые лакомства, если только «милая зверушечка» спустится на палубу. Все было тщетно. Опоссум висел среди надутых ветром парусов и, судя по всему, намеревался провести вниз головой весь остаток путешествия.
Что было делать господину Вильсону? Лазить по мачтам он не испытывал никакого желания, потому что не умел это делать. А вокруг него уже собралась толпа пассажиров. Раздались смешки. В самом деле, кому не станет смешно при виде висящего вниз головой зверька и толстого господина, умоляющего «милую зверушечку» спуститься вниз?
В конце концов, капитан услышал шум и вышел на палубу. Он был человек опытный, всякое на своем веку видал и сразу же понял, что к чему. Недолго думая, он послал на мачту матроса.
Матрос лазил по мачтам и канатам как заправский акробат, но все же хуже опоссума. Пока матрос подбирался к зверьку, тот очень ловко, словно находился на земле, а не среди канатов и раздутых ветром парусов, перебрался на другую мачту и повис там.
Капитан послал на помощь первому матросу второго, но и вдвоем им не удалось справиться с юрким опоссумом. Вскоре уже семь матросов лазили по мачтам и, ругаясь на чем свет стоит, пытались изловить упрямого зверька. Наконец его оставили в покое, и он так и висел до позднего вечера на рее вниз головой и любовался заходом солнца.
И только после захода солнца, когда задул сильный холодный ветер, опоссум спустился вниз сам. Господин Вильсон все еще поджидал его на палубе. Он отнес опоссума в свою каюту, уложил в теплый, уютный ящик и больше не выводил его до конца путешествия.
Но приключения господина Вильсона на этом не кончились. Когда корабль пристал к американскому берегу, на борт поднялись таможенники. Кто это такие? Дело в том, что многие государства боятся, что к ним ввезут что-нибудь запрещенное — оружие или, скажем, целую революцию. Вот таможенники и роются в вещах, пассажиров, ищут среди белья пушки и бунтовщиков. И когда таможенники увидели господина Вильсона с двумя большими ящиками, они обрадовались: «В таких ящиках удобно возить оружие».
— Будьте добры, — сказали таможенники господину Вильсону, — откройте ваши ящики.
— Не стоит их открывать, — начал было упрашивать таможенников господин Вильсон, — иначе мы с вами хлопот не оберемся.
— Нет-нет, открывайте, — настаивали таможенники. Они уже заранее радовались — сейчас поймают злоумышленника с поличным!
Господин Вильсон с тяжелым сердцем открыл ящик, и тут же оттуда выползли шесть огромных ужей. Но только господин Вильсон знал, что это безобидные ужи, остальные увидели в них ядовитых змей.
Не стоит винить в случившемся ужей, их можно понять. Они всю дорогу от Англии до Америки провели в ящике, теперь им ужасно хотелось размяться и погреться на солнышке.
Ввозить революцию запрещено, а змей — нет. Таможенники извинились и бросились помогать господину Вильсону ловить змей. Остальные пассажиры визжали от страха и взбирались на мачты не хуже опоссума.
К счастью, все закончилось благополучно, ужей водворили обратно в ящик, а затем господин Вильсон отвез их и опоссума за город в лес и отпустил там на свободу. Ни ужи, ни опоссум так и не извинились перед господином Вильсоном за доставленные хлопоты и беспокойство. Наверное, они подумали, что раз уж он не понимает их языка, то и извиняться не стоит. А ведь были не правы — извиниться в любом случае стоило бы.
Лужайка в Риджент-парке опустела. Шатры были свернуты, все лишнее продано, карусель и кукольный театр — ширмы, марионетки, занавес — подарили приюту, где жили деги-сироты. От огромного, веселого, цветного цирка осталось только два фургона — фургон доктора Дулиттла и его семейки и фургон Мэтьюза и Теодоры с тяни-толкаем.
Мэтьюз Магг бродил по лужайке. Сокрушенно покачивал головой и бормотал:
— Я этого не переживу, я этого не переживу…
Его жена Теодора уговаривала его:
— Не терзай себя, Мэтьюз. Всему когда-нибудь наступает конец. Не может же доктор Дулиттл всю жизнь провести в цирке. Да и нам с тобой пора домой. Хватит бродить по свету.
Но больше всех не хотели расставаться с цирком дети, жившие по соседству с Риджент-парком. За три месяца они уже привыкли к тому, что можно бесплатно заглядывать в клетку ко льву, слону, леопарду, смотреть на представление кукольного театра или выступление силача Геракла. В день отъезда доктора дети гурьбой пришли на лужайку и принесли три огромных букета цветов и вручили их Теодоре, Мэтьюзу и доктору Дулиттлу. Они в последний раз сидели вместе, и доктор Дулиттл угощал всех мятными леденцами.
