Ивана Брлич-Мажуранич - Пастушка Анка
— Кажется, разговор о тебе, — заметил Пёстрик и навострил уши.
— Обо мне и о моём заклятом недруге Жуче, — отвечал кот.
А корчмарь всё не унимался:
— Ведь он, Жуча, брешет, как собака. Никогда бы ему не расправиться с Тошей! Кота украли в ту ночь, когда мы с дедом Тришей видели сразу три луны: одну — в небе, другую — в реке, третью — в окошке. Ты только послушай, какое мы тогда сочинили объявление и обращение…
Корчмарь стал громко читать кухарке известное нам произведение, а когда он кончил, Тоша привскочил от радости:
— Мяу-мяу-миа-а-ау! Значит, любит меня дед Триша, значит, примет меня обратно! Пёстрик, пошли!
— А меня, может, и не примет? — забеспокоился Пёстрик.
— Не сомневайся! — возразил Тоша. — Деду давно нужен хороший сторож на мельницу, чтобы охранять муку от воришки Жучи.
И друзья отправились по берегу реки к ущелью. В пути Пёстрик то и дело останавливался и водил носом по заячьим следам, будто книжку читал. «Если пойти по этому следу, — говорили псу отпечатки душистых лапок, — то непременно увидишь зайца там, где кончаются его следы». В другом месте почерк был совсем неразборчивый, и Пёстрик едва не запутался: «Здесь пробегал заяц… За ним два пса… Дальше — клякса, всё смазано… Ага! Значит, тут поскользнулся охотник с куском свинины в ягдташе».
Кот Тоша, со своей стороны, старательно обнюхивал норки полевых мышей и по различным, одному ему понятным знакам читал список жильцов каждой квартиры: «Здесь проживает усатый Живко с семьёй и его хромой дядя по имени Пискля».
Чем ближе подходили они к дому, тем сильней колотилось Тошино сердце. Наконец вдали за листвой верб показалась серая крыша мельницы.
— Вот она! — воскликнул кот.
Но вдруг Пёстрик почуял чей-то след.
— Будь осторожен! — прорычал он. — Совсем недавно здесь проходил Жуча!
Оба приятеля, раскрыв глаза пошире, пробирались кукурузным полем к мельнице: впереди Пёстрик, за ним — Тоша. И наконец, выйдя на открытое место, они увидели мельницу. Перед ней, среди кур и воробьев, с важным видом прогуливался Жуча и хвастал, как всегда:
— Если б вы только видели, как я его гонял! Да! Загнал на самый край света, а потом вовсе вышвырнул его с земли и дверь за ним захлопнул.
— А он жив, жив? — спрашивали воробьи.
— Да, жив, — отвечал Жуча. — Сидит перед дверью, скребётся и мяучит: «Славный Жуча, впусти меня, пожалуйста!»
От таких слов у Тоши шерсть поднялась дыбом, и он стал похож на ежа.
— Пусти меня, Пёстрик, вперёд, а когда Жуча бросится на меня, выпрыгни из-за моей спины и устрой ему достойную встречу.
Пёстрик залёг в кукурузе на краю поля, а кот вышел вперёд и крикнул:
— Мяу! Выходи на бой, блохолов паршивый, лгунишка бессовестный, мелкий воришка, заячья душа!
От неожиданности Жуча онемел и проглотил очередную ложь, которая вот-вот была готова сорваться с его языка. Но чтобы окончательно не осрамиться перед курами, он с рычанием бросился на Тошу:
— Прощайся и с хвостом и с ушами! Больше ты их не увидишь!
Но кот метнулся в сторону. Жуча столкнулся с Пёстриком, и… тут пошло! Стукнулись лбом, так что пыль столбом, рвут клыками, крепкими, как камень, схватились когтями, никто их не растянет! Словом, лай, визг, вой и рычание. Два мячика, рыжий и чёрный, взлетали, падали, отскакивали друг от друга и снова сталкивались. И вот наконец рыжий мячик отлетел далеко в сторону, превратился в Жучу и пустился со всех ног наутёк.
— Держи его, держи-и! — издевательски орал Тоша ему вслед.
Дед Триша наблюдал великое побоище из окна мельницы. Увидев Тошу, он от радости запрыгал, как козёл, подбросил вверх свою шапку, белую от мучной пыли, и закричал:
— Тоша, старина, иди скорей ко мне, я тебя обниму!. Подойди и ты, славный пёс, прогнавший жулика Жучу!
И так пылко и жарко они обнимались, что в мельнице из-под жерновов вместо муки посыпались булки и караваи — с пылу с жару! А радостных слёз было пролито столько, что ими можно было оросить лужайку перед мельницей, а от вздохов качались вербы и ели, а их разговоры и по сей день пересказывают воробьи и сороки.
В честь Тошиного возвращения мельник устроил пир, на который был приглашён корчмарь Винко. Славно повеселились старики, и к полуночи у них уже созрело решение снова слазить на небо и проведать луну. Они взобрались на мельничную крышу, но поскользнулись и свалились в реку. Выкупавшись, друзья продолжили пирушку, а утром, обнаружив, что вся их одежда почему-то мокрая, они хорошенько отстегали её.
— Коли вы, одёжки, напились, так ступайте теперь на солнышко и проспитесь как следует!
ГЛАВА ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯВремя бежит, идёт, ползёт. Голова в муке. Рыжее пятно на горизонте. Луна над лысиной
Бегут дни, идут месяцы и, крадучись, как кот в высокой траве, ползут годы. Тришина водяная мельница работает без устали и гудит, будто огромный жук. Возле неё сидит дед Триша и попыхивает трубкой. Его волосы совсем побелели — наверно, от муки, что годами оседала на его голову. Пёстрик и кот Тоша обычно лежат у ног хозяина или прогуливаются вокруг мельницы. Они зорко следят, не появились ли поблизости непрошеные гости.
Слух об их дружбе и согласии дошёл даже до медведя. Грушетряс Кукурузович сказал:
— Я вот тоже полдня гонялся за дядей Усачом, чтобы с ним подружиться. Но ничего у меня не вышло — уж очень дружно и согласно работают у него ноги!
А время от времени на горизонте появляется рыжее пятно: это блохолов Жуча, отправляясь на прогулку, далеко обходит Тошино жилище.
Иногда кот и пёс по целому дню не бывают дома. Они гостят в королевстве белой мыши и подолгу беседуют с ней, сидя под старой грушей.
Дед Триша и корчмарь Винко ежегодно отмечают день возвращения кота в родной дом. Они сидят возле мельницы, потягивают вино и грозят луне:
— Погоди, когда-нибудь мы тебя оттуда скинем! Попомни наше слово! Потому что коли ты не спишь по ночам, так пей вместе с нами. Иль хоть расскажи что-нибудь смешное..
Луна на это лишь улыбается, поливая серебром Тришины седины и лысину корчмаря. А её отражение светится в реке, в глазах Тоши, сидящего на вербе, и в зрачках Пёстрика, который по старой привычке воет на луну. Он всё вспоминает те печальные прошлые времена, когда сидел на привязи у старой груши.
Славко Яневский
Сахарная сказка
Сто лет тому назад, а может быть, двести, а может быть, и ещё раньше в городе Небывальске жил, а может быть, и не жил кондитер Марко. Все уважали старого мастера: из сахара, шоколада и молока он мог сделать всё что угодно. Его лавка была полным-полна красных петушков, шоколадных зайцев и чудесных домиков: вместо кирпичей — изюм, вместо цемента — мёд, а в окна вместо стёкол вставлены прозрачные леденцы.
Около лавки старого кондитера весь день толпились ребятишки. Приплюснув носы к витрине, они с любопытством рассматривали этот сахарный мир. Глядя на детей, старик улыбался. Ему было семьдесят лет, а всё казалось, что он ещё только вчера сам был ребёнком и точно так же стоял перед витринами кондитерских.
Как-то вечером старый кондитер затеял что-то новое. Сначала даже нельзя было понять, что это такое будет. Сладкое тесто из сахара и молока становилось похожим то на арбуз, то на шляпу, то на сапог. Но постепенно из теста возник маленький — не больше ладони — мальчик. Настоящий мальчик, только из сахара. У него были большие тёмные глаза из жареного миндаля и густые волосы из шоколада. Старик одел его в рубашку из мёда, к которой прилепил изюминки, и в брюки из жжёного сахара.
— Ах! — восхитился мастер. — Ничего прекраснее я не видел в своей жизни. Ведь он как живой! Вот-вот заговорит. Позову-ка я соседей, пусть поглядят на него!
И, забыв даже затворить за собой дверь, он выбежал из лавки и стал стучаться во все дома и звать соседей:
— Эй, люди, друзья, соседи!.. Посмотрите на моего мальчика, посмотрите на моего мальчика!
А время было уже около полуночи. Всё живое уснуло: и берёзы, и фиалки, и сверчки-музыканты. Месяц и тот задремал, склонив свою круглолицую голову на золотистое облако.
Кондитеру и невдомёк, что люди тоже спят. Он знай себе стучит в двери и радостно кричит:
— Люди, вставайте! Посмотрите на моего сахарного мальчика!
Наконец в окна стали высовываться взлохмаченные, удивлённые жители.
— Что такое, дорогой сосед? Что стряслось? — спросил каретник Ване.
— Дом загорелся? — испугался лудильщик Мане.
— Наводнение? — отозвался гончар Стане, зевая во весь рот.
— Нет, нет, гораздо удивительнее! — кричал кондитер Марко, размахивая руками и приплясывая под окнами.
