Мансур Афзалов - Узбекские народные сказки. Том 2
– Почему не несешь кушать? Давай сюда!
Снова бай поругал сына, и тот опять побежал в белую юрту. Смотрел-смотрел – нет никого. Он опять унес кушанье. Кулакбай снова закричал:
– Ну что? Ты принесешь мне кушать наконец или нет? Что ты так долго там возишься?
Четыре раза байский сын приносил и уносил кушанье. Тогда Кулакбай крикнул в пятый раз. Тут уж у бая терпенье лопнуло, он разозлился и закричал:
– И что ты за человек? Кричишь-кричишь, а самого не видно. Разве можно так мучить людей?! Чем нас мучить, лучше б ты подох!
Эта ругань крепко задела Кулакбая. Помимо всего ему обидно стало, что бай не ухаживает за его конями.
– Ну, подожди, – сказал себе Кулакбай, – не я буду, если тебе не отомщу!
Наступил вечер. Когда совсем стемнело, все легли спать. В полночь Кулакбай встал с постели и пошел в байский загон. У бая была окотная коза. Кулакбай поймал и зарезал ее. Взял двух козлят, зашел в юрту, где спали байские дочери, и положил каждой за пазуху по козленку. Потом он нашел во дворе большую иголку для зашивания мешков и воткнул ее на пороге юрты, в которой спал бай. Выйдя во двор, Кулакбай долго ходил по двору, нашел большой деревянный крюк и повесил на веревке над входом в байскую юрту. Затем он залез на юрту и закричал:
– Эй, люди, где вы там?! К баранам в загон забрался волк!
Проснулись дочери бая, смотрят – а у них за пазухой по одной маленькой козочке.
Завизжали они, завопили: «Караул!»
В этот момент опять раздался крик:
– Скорей! Эй, скорей! Волк в загоне! Гоните скорей!
Сын бая вскочил с постели, бросился на босу ногу из юрты и напоролся на иголку.
– Ой, моя нога! – крикнул от боли и свалился на пороге.
Услыхав вопли сына, бай подбежал и спросил:
– Что там такое? Что случилось?
– В пороге торчала большая иголка. Я не видел и наступил, – отвечал сын.
Бай перешагнул через сына и ударился головой о деревянный крюк. А Кулакбай сидел на юрте и радовался, что отомстил всем.
«Так вам и надо! – думал он, сидя на юрте. – Будете знать, как гостей принимать!»
Проснулись пастухи в загоне, осмотрели все вокруг, но никакого волка не нашли. Вернулись назад, вошли во двор, смотрят – бай сидит около юрты с разбитым лбом, и старший сын его у порога – с pacпоротой ногой.
– Зажги светильник, – сказал бай сыну, – посмотрим, обо что это я ударился головой.
Зажгли светильник, смотрят – над дверью на веревке качается крюк.
– Ах, проклятый крюк! Кто его сюда повесил? – стонал бай со злостью.
– Это не мы. Мы не вешали, – отвечали ему сыновья, дочери и невестки.
– У меня в ноге засела иголка, – жаловался старший сын. – Кто ее бросил здесь под ноги? – И он принялся ругать и сестер, и жену, и невестку.
– А нам кто-то за пазуху положил по козленку, козлята маленькие, только что родились, – заговорили обе дочки. – Кто мог это сделать? Разве мы сами положим себе за пазуху козленка?
– Это кто-то сделал нам по злобе, – сказала старшая дочь.
Все удивились, вышли в поле, обошли вокруг загона и, ничего не обнаружив, вернулись во двор.
– Что это за наваждение? Что за колдовство?! И кто это так подстроил, человек или сам шайтан?! Вот беда-то какая! – сокрушался бай.
А тем временем Кулакбай по двери тихонько спустился вниз, подошел к постели бая, смотрит – постель смята, одеяло откинуто, подушка отлетела в сторону, а в головах лежит мешочек с деньгами. Завязал Кулакбай мешочек, еле-еле поднял его, вскарабкался по деревянному каркасу юрты и спрятался под войлоком.
Огорченные печальными событиями бай, его жена, сыновья, невестки, дочери легли спать. Когда все заснули, Кулакбай спустился во двор, кое-как подтащил мешочек с золотом к коням, вскарабкался по ноге на коня и положил мешочек в хурджун. Потом он отвязал коней от коновязи, связал их поводья, забрался коню в ухо и двинулся в путь.
Долго ехал Кулакбай. Наконец через три дня и три ночи добрался Кулакбай до своего дома. Остановил он коней у ворот, позвал отца, поздоровался с ним и говорит:
– Эх, отец, наконец-то я приехал домой. Привяжите коней. В хурджуне лежит мешочек с деньгами, возьмите его!
Отец привязал коней, вынул из хурджуна мешочек, развязал его, заглянул и увидел в нем много золотых червонцев.
Старик и старуха очень обрадовались тому, что сын их вернулся, привез золота и привел во двор двух коней. Они ласкали Кулакбая и еще больше полюбили своего маленького сына. Ну что же из того, что он маленький, как ушко, зато вон какие дела делает, не хуже большого.
– Ах, жаль, как жаль, что мы лишились шестерых ребят, – горевал старик, жалея своих умерших детей.
– Скажи спасибо, что хоть один-то остался, – утешала его старуха.
Перевод С. Паластрова.
БАХРАМ И ШЕРЗОД
В старые времена жил шах. Был у него один-единственный сын по имени Бахрам. Умный был сын, способный, с молодых лет обучился он и кузнечному делу, и столярному, и портняжному, и парикмахерскому.
Шестьдесят девять разных ремесел знал он. А в искусстве ткать ковры он даже перегнал своего учителя Шерзода.
Бахрам такие ковры ткал, что если бы собрали подати со всей страны, и то один его ковер дороже стоил. Красотой своей его ковры хвост павлина превосходили и так переливались красками, что само солнце их красоте завидовало.
А шах возмущался, что его сын такими низкими делами занимается.
Однажды разозлился шах и говорит:
– Не надо мне такого сына, ни на том свете, ни на этом. Пусть убирается вон из моего города, не то голову ему снесу.
Бахрам заготовил себе все, что нужно для далекого путешествия, попрощался с любимой матерью, с друзьями-приятелями и отправился в путь-дорогу.
Ехал он по степям и по пустыням, долго ехал, много проехал. Птицу убьет – покушает, землю пороет – воды напьется.
Встала на пути Бахрама высокая гора. Взобрался он на ту гору, спустился в долину и видит, на востоке луна светит, как обычно, а на западе тоже луна взошла. Удивился Бахрам и поехал на запад. Днем отдыхает, а ночью, чуть луна взойдет, путь продолжает…
Шесть суток ехал Бахрам и на седьмой вечер увидел, что западная луна не просто на небе находится, а светит с высокой башни, а башня стоит посреди города. Назывался тот город – Чиндил.
Подъехал Бахрам к городским воротам. У ворот людей полным-полно – в городе ярмарка.
Бахрам поехал на базар и остановился около большой шашлычной. Народу перед шашлычной битком набито. Шашлычник, здоровенный детина, покупателей зазывает; «Заходите, отведайте, шашлык готов, поешь – сильным будешь, не съешь – жалеть будешь!» – и всё шашлык жарит. Бахрам думает: «Надо мне и этому ремеслу научиться», – и с шашлычника глаз не сводит.
Когда народу перед лавкой стало меньше, шашлычник заметил Бахрама и спрашивает:
– Ты что, джигит, смотришь? Научиться моему ремеслу хочешь?
Обрадовался Бахрам и отвечает:
– Если научите, я бы поучился.
– Вот как, – говорит шашлычник, – а ты знаешь, кто я?
– Нет, – говорит Бахрам.
– Я не простой шашлычник, а Корсон – сын самого шаха Чиндил а.
Удивился Бахрам, что шахский сын сам шашлык на мангале поджаривает, и еще больше стал просить Корсона обучить его ремеслу шашлычника.
Согласился Корсон взять Бахрама к себе в ученики и повел его во двор. Там какой-то домик стоял, а из дома такой нехороший запах шел, что Бахрам хотел уж назад вернуться, но шашлычник его не пустил.
Видит Бахрам, стоят во дворе четыре палача с топорами в руках а кричат все сразу:
– Крови! Крови! Уф… Крови жаждем!
Шашлычник дальше Бахрама тащит, дверь открыл, а изнутри люди наперебой кричат:
– Я не жирный, вот он жирный… я не жирный, вон он жирный!
Бахрам совсем растерялся, а шашлычник втолкнул его в дом и запер дверь на ключ. Тут узнал Бахрам, что шашлычник – людоед. Каждый день он выбирал из этих людей двоих самых жирных и отдавал их палачам. Корсон шашлыком из людского мяса торговал. Вот почему, когда дверь открылась у людей этих душа в пятки ушла.
Прошло несколько дней. Людоед-шашлычник каждый день по два человека на убой выбирал. Подошла очередь и Бахраму. Бахрам видит, что его смерть ожидает, поклонился шашлычнику в ноги и говорит:
– Одна просьба у меня к тебе есть – я шестьдесят девять разных ремесел знаю. Дай мне шерстяные нитки и станок, я тебе такой ковер сотку, что, если продашь его, тебе на всю жизнь денег хватит. А убить меня и потом успеешь.
Подумал людоед и согласился. В тот же день он принес все, что Бахрам потребовал, и назначил ему сорок дней сроку.
Бахрам так усердно взялся за работу, что через тридцать восемь дней ковер был готов. Посмотрел людоед на ковер и ахнул от изумления.
