Йозеф Лада - Микеш
С этими словами она незаметно подала Микешу знак, чтобы он шел в горницу, и там спросила у котика, не сварить ли его друзьям хотя бы кофейку. Микеш снисходительно улыбнулся, впрочем, совсем не обидно, и, как всегда, мудро заметил:
— Можно и кофейку, бабушка! Но сначала их надо покормить тем, к чему они привыкли. Вот тут-то, бабушка, и начинаются трудности: у них очень разные вкусы. И это не от привередливости, а просто от того, что с рождения они приучены к определенной пище.
— Ну и хорошо! Я с удовольствием буду стряпать для каждого в отдельности, ты только посоветуй, чего и сколько я должна приготовить, чтобы потом — не дай бог! — они не ославили меня перед людьми!
— Ничего не бойтесь, бабушка! И если уж вы просите у меня совета, я вам с радостью его дам, — успокаивал Микеш старушку.
— Поступим таким образом: обезьяне Качабе вы в самом деле сварите кофе, и в придачу к нему мы дадим ей оставшуюся со вчерашнего дня сладкую булочку. Попугаю надо купить арахиса, семечек, и к этому добавим еще пару яблочек повкуснее. Медведь, бабушка, будет весьма признателен, если вы дадите ему несколько буханок хлеба с медом, а дядюшка слон наверняка останется доволен, съев каких-нибудь пятьдесят килограммов отварного риса.
Микеш говорил так, будто речь шла о самых обыкновенных клецках из картофеля и муки с маком, однако у бабушки от всего, что она услышала, даже ноги подкосились. Она всплеснула руками и минуту-другую с ужасом смотрела на Микеша. Старческий подбородок ее дрожал.
— Золотце мое, — пролепетала она, — как же я все это приготовлю?! Господи, ведь только для одного риса не менее шести котлов понадобится! Откуда я возьму тебе такую плиту! Да и риса в доме всего полкило осталось! Просто голова идет кругом, дорогой Микеш!
— Родная моя бабушка! Все устроится, не надо ничего бояться! Не полк же солдат заявился к вам на постой! Вот увидите: все пойдет как по маслу. Я тотчас же отправлю Франту Кулдана с тачкой к Сейку за рисом, Пепик сбегает к кому-нибудь за орехами, семечками и яблоками, а сам я тем временем затоплю печь. Вы же, бабушка, будьте так добры, сходите к Плавцам и купите у них немного меду, они вам с радостью его продадут, и заодно спросите у тетушки Плавцовой, не сможет ли она сварить для вас на своей плите два котла риса. Думаю, ради вас она сделает это с удовольствием, а если с той же просьбой вы обратитесь к ее соседке тетушке Шальдовой, то она на своей плите сварит для вас еще два котла риса. Пускай они обе тут же ставят котлы на плиты, чтобы вода закипела к тому времени, когда Франта привезет рис, а я сейчас же займусь печкой. Ах да, бабушка, поставьте, пожалуйста, на плиту два больших котла с водой, я этого не сумею, и еще один маленький на кофе для обезьяны. В общем, оглянуться не успеете, как все будет в полном порядке!
— Сразу видно, Микеш, что ты был укротителем в цирке! — усмехнулась повеселевшая бабушка. — Как это здорово ты все придумал! Ну да ладно, бегу к Плавцам за медом, а ты тут хозяйствуй по своему разумению. — И, поставив котлы с водой на плиту, она побежала к Плавцам. Жили Плавцы за двором Швецов в обветшалом домишке, окна горницы которого выходили в поле. Поэтому Плавцы не могли видеть, что совершалось тем временем у Швецов, и были очень удивлены появлению старой соседки, которая прибежала к ним вся запыхавшись.
— Прошу вас, дорогие соседушки, продайте мне немного меда и разрешите еще сварить на вашей плите в двух котелках щепотку-другую риса! Не смотрите на меня так странно, люди добрые, я сегодня сама не своя! Ни с того ни с сего к нам в гости пришли хорошие знакомые, а у меня дома хоть шаром покати, — второпях объясняла бабушка.
— Уж не наведались ли к вам знакомцы из Петигостов? — спросил у бабушки сосед Плавец.
— Люди добрые, прямо напасть какая-то! — продолжала объяснять бабушка, ломая при этом руки и закатывая глаза. — У одного, знаете ли, вот такой носище (тут бабушка развела руки как можно шире), другой прыгает по крыше, третий сидит на дереве, а четвертый чешет ногтями под мышками!
Дядюшка и тетушка Плавцы в изумлении уставились на соседку. Господи Иисусе, что лепечет эта Швецова?! Уж не лишилась ли она рассудка на старости лет?
— И вы собираетесь угощать своих знакомых одним рисом? — спросила у бабушки тетушка Плавцова.
— Я сварю кофе и рису, — отвечала ей бабушка. — Кофе для обезьяны, а рис для носатого. Тот, что с крючковатым клювом, отведает семечек, косматый же любит хлеб с медом! Чем их кормить, посоветовал мне наш Микеш, вот я и пришла к вам, соседка, продайте мне, пожалуйста, немного меда и вскипятите на своей плите два котелка воды для риса. Об этом же я попрошу и молодую Шальдову, потому как носатый наедается лишь пятьюдесятью килограммами!
Вместо ответа дядюшка с тетушкой Плавцы кивнули ей головами и не стали больше ни о чем расспрашивать. Они помогли бабушке поставить на плиту два больших котла с водой, затопили печь и, когда она ушла, лишь сочувственно переглянулись между собой, а дядюшка Плавец еще постучал себя по лбу, как бы говоря, что старая Швецова наверняка повредилась в уме.
— Ничего удивительного, — заметил он вслух. — Она ведь с людьми почти не общается, все с Микешем да Пашиком! Решила, по-видимому, что и ее знакомые из Петигостов тоже животные. Однако, мать, не показывай виду и делай, как она хочет!
Микеш возвращается в цирк
В то время как на плитах трех домов варились рис для слона Брундибара и кофе для обезьяны Качабы, попугай Клабосил объяснял Микешу, зачем они пришли.
— Мне очень неудобно, — извинялся Микеш, — вы проделали из-за меня такой путь! Мне неловко, что я сам не приехал к вам, как обещал в письме, прямо хоть на хвост себе наступай в отместку! А нельзя ли, дорогой Клабосил, было ограничиться тем, чтобы Олюшка просто написала ответное письмецо?
— Она так и сделала, пан Микеш, — смутившись, проговорил попугай, — но почтмейстер выпроводил ее вместе с ним, увидев, что адресовано оно коту.
Тут все, кто слышал эти слова, рассмеялись, один попугай остался серьезен и печально продолжал:
— Дело обстоит гораздо хуже, чем вы могли бы предположить, дорогой пан Микеш! Пока вы были дома, в цирке произошли большие перемены, и многих из своих друзей вы уже там не встретите!
— Боже мой! Что же, собственно, произошло?! — испуганно спросил Микеш.
— Да много всего, — отвечал ему попугай. — Наш пан директор тяжело заболел и не мог уже заниматься цирком, как прежде, а бедняжке Олюшке управляться со всеми делами одной было не под силу. Она еще слишком молода, чтобы руководить таким большим цирком. Стоит ли удивляться, что в последнее время положение наше все ухудшалось. В конце концов вышло так, что от нас поуходили все люди и мы были вынуждены расстаться со многими дрессированными животными. Из былой труппы уцелели только мы четверо да царь зверей лев, который, между прочим, с тех пор как вы нас покинули, сделался ужасным букой. Впрочем, и мы далеко не спокойны за свое будущее, вся надежда на вас, пан Микеш, один вы можете спасти нас пятерых и помочь Олюшке сохранить цирк. Она-то и послала нас к вам, наказав без вас и не возвращаться. И вот все мы, пан Микеш, убедительно просим вас вернуться в цирк вместе с нами, чтобы защитить от беды хотя бы нас пятерых.
Микеш слушал рассказ попугая, низко опустив голову. Слон, обезьяна и медведь не понимали человеческого языка, на котором говорил попугай, но догадывались, о чем он ведет речь, и смотрели на Микеша с таким отчаянием и надеждой, что котик едва не расплакался. И тут дрогнувшим голосом заговорила бабушка:
— Делать нечего, золотце мое, надо возвращаться, раз в тебе такая нужда! С моей стороны было бы нехорошо Удерживать тебя дома только по той причине, что без тебя мне будет грустно, ведь речь идет о жизни твоих друзей. Если ты уже собрал вещи, то не мешкай и, как только звери поедят, отправляйся вместе с ними в путь, чтобы не опоздать!
Слова старой бабушки вывели Микеша из оцепенения, и он решительно сказал попугаю:
— Ты ведь знаешь, друг Клабосил, я никогда не предам Олюшку. Однажды она спасла мне жизнь, и теперь я даже рад случаю отплатить ей добром за добро. Я готов отправиться в путь, как только вы подкрепитесь!
И Микеш побежал в дом, чтобы хорошенько подготовиться к дальней дороге. Бабушка тем временем торопливо разливала кофе, намазывала медом ломти хлеба, накладывала слону рис. Пепик и Франта принесли от Шальдовой еще два котла с рисом, и когда они уже собирались бежать за ним к Плавцам, случилось непредвиденное!
Некоторое время назад тетушка Плавцова, сняв с плиты готовый рис, сказала дядюшке Плавцу:
— Послушай, отец, снеси-ка ты его Швецовой сам, чего утруждать старую женщину!
— Конечно, мать! — с готовностью согласился дядюшка Плавец и, взяв один из котлов за ушки, вышел из дому. Потом он осторожно спустился по ступенькам на дорогу и двинулся вдоль забора Швецов к их воротам. Вид у него был чрезвычайно серьезный: он размышлял о старой соседке и твердо решил каким-нибудь образом намекнуть ее знакомым, отчего она в таком замешательстве. Но когда дядюшка Плавец зашел на двор к Швецам и увидел посреди него огромного слона, он тут же бросил котел с рисом наземь и со всех ног пустился бежать к своему дому.
