Радка Александрова - Орешек
Друзья у нас повсюду! Благодаря им ты снова увидишь солнце и луну, звезды и цветы!
Как только коляска увезла Красношейку, я отправился в поле. Мне хотелось непременно повидаться с Жуком, я очень соскучился по нему. Он, как я и думал, работал на своем участке.
— С добрым утром! Ранехонько ты сегодня поднялся! — еще издали крикнул я ему.
Поздоровавшись, Жук сказал:
— А знаешь, я придумал. Как научить тебя распознавать лучи…
— Лучше скажи, где ты был вчера, — перебил я его.
— Вчера?.. Сперва здесь, в поле, потом…
Но Жук не успел объяснить мне, где он был потом: на дороге появилась коляска шакалов, она мчалась прямо на нас. Опять шакалы! Меня обуял страх. Уж не узнал ли государь о том, что Красношейка тайком побывала дома?.. Жук в это время удивленно присвистнул:
— Что здесь нужно этим зверюгам?!
Тут я понял, что Жук в самом деле не был вчера во дворце и ничего не знает о случившемся там, но у меня уже не было времени рассказывать ему обо всем: шакалы подкатили к нам.
— Государь велел привезти тебя во дворец! — крикнули они.
— Меня?
— Садись, садись без разговоров!
— А мне нельзя поехать с вами? — спросил Жук.
— Лучше бы ты не шутил с нами! — прорычали шакалы.
— Я не шучу. Почему бы мне не поехать с вами?
— Вечерком я загляну к тебе, жди! — сказал я, подмигнув Жуку, и последовал за шакалами, боясь, как бы мой приятель не сказал чего-нибудь невпопад.
Когда мы отъехали, я осторожно спросил:
— Интересно, зачем я понадобился во дворце?
Шакалы не ответили мне.
Дух у меня занялся:
— Уж не узнал ли государь про Красношейку?
Шакальи глаза так и засверкали…
— Только вздумай проболтаться перед кем-нибудь, разорвем в клочки! — пригрозили мне мои сторожа.
Вскоре мы остановились перед дворцом из черного мрамора. Прошли через знакомый зал, свернули в длинный коридор, и шакалы робко постучали в дверь, окованную золотом. Из-за двери послышался голос: «Войдите!» — и шакалы втолкнули меня в огромную комнату.
Государь, как видно, только что кончил завтракать: на столе перед ним лежала груда костей. Он дал шакалам знак удалиться, грузно встал из-за стола и прошел к окну. Там он долго присматривался к цветам, вышитым у него на рукавах. Потом вернулся к столу и уселся в кресло.
— Это ты сшил мне обновку? — спросил он.
Я кивнул головой.
— А цветы кто вышил, ты?
У меня перехватило дыхание, и я не мог выговорить ни слова.
— Ну? — Государь вопросительно взглянул на меня.
Собрав все силы, я храбро ответил:
— Я.
Государь долго разглядывал узор на своем рукаве, затем перевел взгляд на меня.
— Удивительно! Такие цветы умеет вышивать только Красношейка. А оказывается, и ты можешь… Тем лучше! Ты останешься у меня во дворце — здесь будешь шить мне обновки и вышивать на них цветы. Тебе отведут комнату рядом со мной — так в любое время я смогу наблюдать, как ты работаешь.
Я был согласен на какое угодно наказание, только бы не оставаться во дворце… Бедная Красношейка! Напрасно будет она ждать, чтобы шакалы отвезли ее домой. И потянутся дни, один другого длиннее, один другого тягостнее, дни без хлеба и воды, без малейшей надежды на избавление…
— Ты рад, не так ли? — произнес государь, глядя на свой вышитый рукав. — Но учти, ты должен вышивать такие цветы, каких ни у кого не увидишь…
Он так и не догадался, что я не умею вышивать — Красношейка не успела обучить меня этому ремеслу. И вот, пока я раздумывал, как мне выпутаться из беды, он вызвал шакалов:
— Отведите Орешка в комнату, что рядом с моими покоями. Не жалейте шелка, бархата и всего, что нужно для вышивания, сейчас же дайте ему все, что он попросит!
На полу комнаты, которую мне отвели, лежал дорогой ковер, стены были обтянуты шелковой тканью с такими пестрыми узорами, что у меня в глазах зарябило. Посередине комнаты стоял массивный стол из черного дерева, а на нем швейная машинка из чистого серебра; вокруг громоздились груды материй и корзинки с мотками золотых и серебряных ниток.
Шакалы оглядели комнату — все ли в ней есть для того, чтобы я мог работать? — и, выйдя, заперли за собой дверь.
— Эй, не утопи меня в своих слезах! — послышался вдруг тоненький голосок.
Я растерянно оглянулся, но никого не увидел. Однако через секунду тот же голосок снова заставил меня встрепенуться:
— Да перестань же! Довольно хныкать! Этак я и впрямь утону… Нечего глазеть в потолок, там меня не найдешь.
Я заглянул под стол. Там, в углу, поблескивала нежная паутина. В ней застряли две моих слезинки, а между ними я увидел крошечного паучка в мохнатой одежде.
— Здравствуй, Паучок! Вовсе я не плачу, слезы сами… — пробормотал я смущенно.
— Ты не гляди, что я такой маленький, — важно сказал Паучок. — Многим я помог, помогу и тебе. Но прежде давай познакомимся. В этой комнате я не живу. Мой дом внизу — в подземелье. Мой дедушка, который появился на свет задолго до того, как был построен дворец, оплел невидимой паутиной все залы, комнаты и коридоры. По ней я могу пробраться куда угодно. Захочу — меня увидят, не захочу — никто не увидит. Дело в том, что дедушка сплел свою паутину из волшебных нитей: он говорит, что скрутил их из вздохов тех, кто томился в подземелье… Я слышал, что сказал тебе государь. Твое спасение только в бегстве. Ты должен бежать сегодня же ночью!
— Погоди, Паучок! Раз ты живешь в подземелье, стало быть, ты знаком с Красношейкой!
— Конечно, знаком. — Паучок радостно улыбнулся. — Она очень добрая, даже сказки мне рассказывает…
Я так обрадовался, что у меня из головы вылетели и бегство, и приказ государя. Хорошо, что умный Паучок напомнил мне, как я должен поступить:
— Скажи, что передать Красношейке, и приготовься к бегству. Запомни, что я тебе скажу! За окном твоей комнаты растет большое дерево. Там стоит на страже нетопырь. Мы с тобой откроем окно будто бы для того, чтобы подышать свежим воздухом. Я накину паутину на глаза нетопырю, и пока он сорвет ее, тебя уже не будет в комнате. Стража во дворе тебя вряд ли увидит — ты такой маленький. Нетопырь для нас опаснее всех…
— Спасибо тебе, Паучок! Я сделаю все, как ты мне советуешь, но первым делом позволь мне написать Красношейке записочку!
— Хорошо. Я передам ей записку. В ящике стола есть бумага и карандаш. Пиши скорее!
Я достал карандаш и бумагу и задумался, не зная, что написать Красношейке. Паучок, скрестив свои тонкие ножки, терпеливо ждал.
— Хочешь, сочиним записку вместе? — смущенно предложил я.
— Хорошо, — согласился Паучок. — Пиши: «Дорогая Красношейка…»
«…Друзья у нас повсюду, — продолжал я писать под диктовку. — Они сделают все возможное, чтобы ты снова увидела солнце и луну, звезды и цветы. И меня чтобы увидела».
Свернув записку, я отдал ее Паучку. На прощание он обещал мне каждый день приносить узникам по капельке росы и перекинул свою сеть к окну.
— Ты готов, Орешек?
— Да.
— Запомни: как только я накину сеть на голову нетопыря, перелетай на дерево и улепетывай! Но на прощание я хочу сделать тебе подарок. Возьми вот это зеркальце. Заглянуть в него ты можешь только два раза. В нем ты увидишь все, что происходит во дворце. Это зеркальце моего дедушки. Он иногда позволяет мне играть с ним. Старик рассердится. Когда я скажу ему, что потерял зеркальце, но ничего не поделаешь!.. Ты готов? Открываю окно…
Паучок подпрыгнул на своих тонких ножках и выбросил перед собой сеть-паутину. Она развернулась, подобно зонтику, и покрыла голову нетопыря. Захваченный врасплох, сторож закричал, заметался, пытаясь сорвать с себя паутину, но только все больше запутывался в ней. В это время я уже перелетал с ветки на ветку в сопровождении Паучка, который, казалось, висел в воздухе на своей невидимой паутине.
Наконец нетопырь выпростался из липкой сети…
Очутившись во дворе, я забился под камень. Встревоженные криками нетопыря, шакалы метались по двору, перепрыгивая через мой камень. Никто из них не смотрел себе под ноги: задрав головы, они следили за полетом нетопыря, который при всем желании не мог бы объяснить, что с ним стряслось.
Я озирался, ища Паучка, но он исчез. Наверное, спустился в подземелье, чтобы передать Красношейке мою записку. Мысленно простившись со своими друзьями, я, никем не замеченный, выбрался на волю.
Государь напрасно считает себя непобедимым! Непобедимы нити паутины, скрученные из вздохов невинно осужденных!
В дороге меня застала непроглядная ночь. Ветер пронзительно свистел в кронах деревьев. Лишенные листвы, ветви сгибались, ломались и с треском падали на землю. Я продвигался медленно, наощупь, сам не зная куда. Во всяком случае, от черного мраморного дворца и шакалов с острыми зубами я отдалился на значительное расстояние. Зеркальце поблескивало у меня на груди, словно звездочка. Оно будет мне товарищем в неведомом пути к солнечным лесам, и с ним я ничего не боялся. Но заглянуть в него я не торопился, помня слова Паучка о том, что заглянуть в него можно только два раза. Мне мерещилась Красношейка — я словно видел ее стоящей на коленях перед государем и слышал ее голос: «Отпусти невинных! Истину ты узнаешь от самих птиц».
