Ханну Мякеля - Бесстрашный Пекка
— Я что-то не разберу, — наконец пробормотал Лесовик. — Раньше я здесь находил землянику…
Теперь Лисонька смотрела на него совсем сердито. Она мёрзла всё сильнее — ведь её тонкие замшевые башмачки куда лучше подходили для дома или танцевального зала, чем для лесной слякоти.
«И зачем только я отправилась с этим старым болваном? — ругала она себя. — Можно было предвидеть, что он ничего не сумеет отыскать!»
Лисонька взглянула на свои башмачки. Они были вконец испорчены!
Она язвительно поинтересовалась:
— И когда же это было? Я лично не вижу здесь ни одной земляничины!
— Где? — встрепенулся Лесовик и уставился на кочки. — Стариковское чутьё меня не подвело, — забурчал он. — Покажи и мне, какую земляничину ты нашла!
Но, увидев выражение её мордочки, сообразил, что ослышался; ведь Лисичка понятия не имела, как выглядит земляника.
— Ветер! Это ветер виноват! — посетовал Лесовик: ветер гудел, свистел и уносил с собой слова. Но когда Лисонька повторила свой вопрос, он по-настоящему призадумался:
— Гммм… не так уж давно. Сто лет с хвостиком… Или сто пятьдесят. Но я уверен теперь, что это то самое место, помню этот большой камень. Вокруг него ягод было особенно много — спелых, ароматных… — И Лесовик шумно потянул носом. — Правда, тогда здесь не было этих елей. Только можжевельник и овцы. — И Лесовик задумчиво воззрился на ёлки. — Откуда же они сюда забрели?
Но Лисоньку не интересовали путешествия деревьев: она опять погрузилась в свои земляничные мечты. Она вздыхала:
— Земляника… о, земляника… И взбитые сливки с ванильным сахаром! Тетушка Вострушка рассказывала мне о них целый час!
Лесовика аж передёрнуло; госпожа Вострушка была достойная своего имени тётушка-лиса, всегда готовая лезть в чужие дела со своими добрыми советами. Луч фонарика, описав широтсую дугу, упёрся в какой-то странный тючок.
Лесовик испугался.
«Шш-шш!» — зашипел он Лисоньке. Бедняжка прижалась к стволу старой ели, пытаясь спрятаться, и получила в награду душ из дождевых капель. Лесовик осторожно перевёл луч обратно — туда, где лежал странный тючок. Тот был по-прежнему на месте.
— Волче благослови! — всполошилась Лисонька. — Что это, уж не земляника ли?
— Нет, не земляника, — сказал Лесовик. — Великовата чуток… По-моему, это похоже на узелок с одеждой.
Лисонька в темноте покраснела до кончика хвоста. Ах, какая оплошность!
— А может быть, и земляника, — начала она, — я читала… в школе… они бывают большие, новых сортов, гигантские… — И Лисонька смутилась ещё больше.
Лесовик покачал головой и раскашлялся.
— Ай-ай-ай! Деточка, деточка, золотко моё! — прокашлявшись, забормотал он. — От разных слухов и от книжных знаний в конце концов толку мало! Надо жить, жить и жить — самому. Всякого повидать и попробовать… И только со временем поумнеешь и поймёшь то, что видел.
Но Лесовик тут же решил, что лучше помалкивать: ведь Лисонька была ещё несмышлёныш и могла обидеться из-за любой ерунды. Поэтому он довольствовался тем, что опять направил луч фонарика на тючок.
И Лисонька наконец осмелилась присмотреться внимательней.
— Это что-то такое, но что? — расхрабрилась она. — Спросим у него — он, по-моему, не страшный. — И прежде чем Лесовик успел возразить, зазвенел её голосок: —Алло, эй, вы там! Здравствуйте, госпожа Земляника! Здравствуйте, сударыня Малина! Добрый день, господин Персик! Кто там?
— Ш-ш-ш! Тише! — зашипел перепуганный Лесовик и выключил фонарик. — Ведь могут услышать! Почём ты знаешь, вдруг тут волки бродят?
— Ой, прости! — страшно испугалась Лисонька. И затряслась уже не только от холода, но и от ужаса.
Но поскольку из лесу не доносилось ничего, кроме тяжёлого шелеста ветра и плюханья одиноких капель, она понемножку успокоилась. Лесовик опять включил фонарик, стало как-то уютнее. В такую погоду волкам вряд ли придёт охота болтаться по лесу, они спят в Волчьем Замке — храпят, наверное, как оглашенные. И Лисонька храбро крикнула:
— Здрасьте! Вы кто, в самом-то деле?
Никакого отпета. Тючок лежал неподвижно, как в прачечной.
— Он не отвечает, — сказал Лесовик с сомнением, — может, это что-то неживое? Просто узел с бельём.
— Я знаю, в чём дело, — загорелась Лисонька. — Я кричала «Добрый день!». А сейчас ведь вечер!
Лесовик смутился: тут Лисонька была права. Она тоже так считала и поэтому, повысив голос, обратилась к тючку:
— Добрый вечер, господин Вечер!
Они замерли в ожидании. Прошло мгновение, затем узел чуточку пошевелился и послышался слабый голосок:
— Добрый вечер!
Восторгу Лисоньки не было предела.
— Ну вот видишь? — гордо заявила она. — Хорошо, что я оказалась на месте. Теперь мы знаем даже, как его зовут!
Но Лесовик уже не слушал её болтовню. Он подошёл к узлу и остановился перед ним. Живой ведь, что там ни на есть! Лесовик наклонился и потряс узел. Тряпки задвигались, и оттуда донёсся тот же тихий голос:
— Который час? Ведь ещё не утро!
И узел явно решил заснуть снова, по крайней мере послышалось ровное посапывание.
— Часы, — вспомнил Лесовик, — у меня ведь есть часы!
Он долго рылся в карманах и в конце концов нашёл кусок картона с нарисованным на нём циферблатом и стрелками: ему крестница как-то подарила. Сморщившись, он вглядывался в часы, но они, как всегда, показывали без пяти двенадцать.
Лесовик снова потряс узел и объявил время; это подействовало: тряпки зашуршали, задвигались, и из них высунулась заспанная светлая мальчишеская голова.
— Ночь, ночь ведь ещё, — забормотала голова, жмурясь, — почему это я должен просыпаться?
Свет фонарика угодил Пекке в глаза, и он вскочил. Куда он попал? Перед ним стояли старое бородатое пугало и настоящая живая лиса! Что это за существа? И вдобавок одно из них разговаривало!
Лисонька и Лесовик тоже были поражены. Так они втроём и стояли, таращась друг на друга.
— Где я? — спросил наконец Пекка. — То есть вы-то кто? — И опять умолк, пытаясь сообразить, как это получилось, что он вместо своей комнаты очутился среди ночи в холодном лесу под дождём!
— Оно разговаривает совсем как и все! — фыркнула Лисонька. — Никакая это не ягодка!
— Я мальчик! — возразил Пекка. — Сама ты Ягодка. Меня зовут Пекка!
— Не путай, — мягко осадил Лесовик Лисоньку. — Это господин Вечер… Или всё-таки мальчик? — опять засомневался он.
Пекка во все глаза глядел на древнего скрюченного старикашку и расфуфыренную барышню Лисоньку.
— Нет, правда! — сказал он наконец, потому что они смотрели выжидающе. — Меня и в самом деле зовут Пекка. Хотя мама ещё называет меня Бесстрашным. И папа тоже! Так что я Пекка Бесстрашный!
«Ой, да это ведь знакомство!» — сообразила Лисонька.
— Очень приятно познакомиться, — промолвила она, скромно потупившись. — Меня зовут Лисонька. А прозвище — Красуленька. Правда, только для друзей…
Лисонька изо всех сил старалась держаться соответственно прозвищу — Лесовик только головой качал. Вот вертушка! Вечно она представление устраивает!
— Я… это… — откашлявшись, погромче сказал он, — меня зовут Лесовиком. Но я вовсе не родня домовым, хотя, может, и похоже на то… мои предки были из гномов, из лесных духов — древнего благородного роду-племени… На севере, где живут мои двоюродные, нас называют альвами, а далеко-далеко, в Азии, — ясами. От них наш род и произошёл. — И Лесовик даже приосанился.
Пекка, как ни силился понять, о чём ему толкует дед, уразумел только одно, самое главное: эти двое были не страшные. Только вышла какая-то несуразица — он стоит посреди тёмного, мрачного леса рядом с какими-то чудиками. Зябко, и есть ужасно хочется, и дождь капает за шиворот. И вообще эта лесная поляна, похоже, не самый уютный в мире уголок для ночлега… Так они и стояли рядышком: поскольку Лесовик и Лисонька не двигались с места, то и Пекке ничего другого не оставалось.
— Но где же я в самом деле? — снова спросил он.
На этот раз Лесовик услышал его и, почесав за ухом, заговорил приглушённым и печальным голосом:
— Это… это место — Гибельная Чаща. — Но, взглянув на Пеккино лицо, Лесовик поторопился объяснить: — Название-то устаревшее: так называли эти места в незапамятные времена. Вначале это была Сабельная Чаща — названная в честь великого и победительного сражения — бились-то раньше саблями. Ну а потом, когда некоторые убитые в том сражении остались тут жить и стали пугать народ, в названии быстренько поменяли две буквы — и стала, значит, Гибельная. Но мертвецов здесь давно уж нет! — поторопился сообщить Лесовик, потому что вид у Пекки стал совсем испуганный. — С тех пор минуло годков триста… если не… Время-то идёт, а названия остаются. Ещё совсем недавно вот на этой самой поляне был овечий выгон и росла земляника. — Лесовик кашлянул и покосился на Лисоньку: та, насупившись, гоняла ногой взад-вперёд еловую шишку. — А вся эта округа зовется Зелёновая Роща — весь этот лес, стало быть. А Гибельная Чаща — только часть…
