Семь желаний Ани - Лукас Ольга

— Думаешь, он серьёзно хочет тебя выдать замуж за этого, который в гости придёт?

— Он может хотеть чего угодно, — отрезала Варя. — А я буду поступать так, как нужно мне.

Автобус остановился, впустил новых пассажиров, покатил дальше. Проехали мимо билборда, рекламировавшего «Бумажные замки своими руками». Въехали в населённый пункт, где автобус снизил скорость, наткнулись на ещё один билборд. Здесь, среди старых домишек из почерневшего от времени дерева, бумажный замок смотрелся особенно нелепо.

Автобус довёз сестёр до конечной станции метро. Варя купила Ане жетон, они снова сели на скамейку рядом, но уже не разговаривали. Аня нашла в своём телефоне несколько электронных книг и, хоть больше любила листать бумажные страницы, открыла «Таинственный сад», вспомнив, что читала его лишь однажды.

Варя проводила Аню до дома бабушки и дедушки, но сама наверх подниматься не стала — побежала в парикмахерскую.

До последнего момента Аня волновалась: а что, если бабушка с дедушкой переехали? Что, если их старая квартира принадлежит теперь другим людям?

Но квартира была прежней, как и прежней была метлахская плитка на полу в кухне.

Кухня ничуть не изменилась, бабушка с дедушкой — тоже. Они были очень рады видеть внучку.

— Правильно, нечего там сиднем сидеть! Каникулы проходят! — одобрил дед.

Заверив бабушку, что она пообедала дома, Аня прошлась по квартире. Бабушка и дедушка жили теперь каждый в своей комнате: дедушка в их бывшей общей, бабушка — в комнате родителей. Сюда она перетащила все книжные полки, и стеллажи, и все книги — кроме тех, которые уехали за город, в маленький замок в коттеджном посёлке. Комната Ани и Вари (не разделённая перегородкой) как будто ждала возвращения жильцов. Варина кровать наверху была не застелена, на стуле висели её джинсы — похоже, сестра бывает здесь часто.

Потайная комната без окна, судя по её виду, была обнаружена уже давно. Дед поставил дверь, внутри хранилось разное старьё.

Бабушка с дедушкой ходили за Аней следом: то приобнимут, то погладят, то конфету предложат. Интересно, как часто они видятся? И не скучно ли старикам одним в ставшей сразу просторной квартире?

— К подруге в гости пойдёшь? — спросила бабушка таким естественным тоном, как будто Аня уже не раз приходила сюда, чтобы повидаться с Полиной.

— А можно? — неуверенно спросила Аня.

— Вот до чего их отец замуштровал! — взвился дедушка. — Запер, как арестантов, ни вздохнуть ни пукнуть.

— Тихо, дед, тихо, — остановила его бабушка. — Мы, Анюта, не слепые, всё видим и понимаем. Да и Варя постоянно жалуется. Ты не бойся, я тебе скажу, как сказала ей: твоя комната всегда будет твоей комнатой. Примем, приютим, накормим.

— Она не в том смысле, чтобы ты сбежала из дома, — быстро ввернул дед. — Но, если побежишь, знай: тебе есть куда. Чтоб не по улицам шлялась.

— Да не собираюсь я бежать, — оторопела Аня.

— Варя в твоём возрасте тоже не собиралась, — сказал дед и пошаркал к себе.

Перед внезапным появлением Ани бабушка подумывала сварить себе кофейку и почитать книжку. Она вернулась на кухню — внучка шла за ней по пятам. Бабушка поставила турку на огонь — Аня стояла рядом. Бабушка потянулась к полочке со специями, чтобы, незадолго до того, как напиток будет готов, добавить в него кардамону.

— Скажи, а папа плохой? — задала Аня вопрос, который мучил её всю дорогу.

Бабушка отдёрнула руку от кардамона и кинула в турку маленький сушёный стручок острого красного перца.

— Когда я была маленькой, — задумчиво проговорила бабушка, — мне бы даже в голову не пришло задавать такие вопросы. Родители есть родители.

— Извини, — попятилась Аня.

— Я тебя не осуждаю. Я удивляюсь, как широко вы мыслите: ты, Варя. Иногда мысли заводят вас не туда. Но вы задаёте вопросы, не молчите. Бог знает, что я придумывала себе в твоём возрасте! Обсуждать свои мысли со старшими было не принято.

— Так папа хороший? — переформулировала вопрос Аня.

— Он разный, — подумав, ответила бабушка и ловко подхватила турку с закипающим кофе. — Он любит вас. Но любит как часть себя: руку, ногу, селезёнку. Как можно помыслить, что твоя рука сама по себе побежит по дорожке, по той дорожке, которую выбрала лично она? Как можно позволить ноге выплясывать по своей воле?

Бабушка налила кофе в свою любимую фарфоровую чашку.

— Но почему он стал таким? Он же был совсем другой! — воскликнула Аня. И плюхнулась на стул. Ноги подкосились, ведь только что она проговорилась! Но бабушка услышала в её словах отголосок собственных мыслей.

— Надо же, ты помнишь, — нежно улыбнулась она. — Ведь совсем маленькой была, когда этот очкастый сбил его с пути. Помнишь, он приходил к нам сюда, учиться рисовать. Я ещё кофе ему варила! Разговаривала с ним!

— Ученик! — догадалась Аня.

— Да, ученик. Превзошёл учителя. Тебе было-то годика три. Папа ещё в Аничковом дворце тогда преподавал и давал уроки на дому.

— Я помню, — кивнула Аня. Ещё бы не помнить! Очередной ученик на днях приходил!

— И угораздило же твоего отца показать ему свои замки. Можешь представить, как мы его тогда пилили: и мама твоя, и я, и в первую голову дед! У него дочь-школьница, вторая — ребёнок маленький, а он каждый день чертит, красит, вырезает, склеивает — и добро бы ради продажи. Так нет же! Просто так!

— Он и сейчас чертит и клеит, — заметила Аня, вспомнив папин кабинет в загородном домике-замке.

Бабушка сделала последний глоток, утёрла пот со лба: от кофе с красным перцем её всегда бросало в жар, и с грустной усмешкой сказала:

— Только раньше это было развлечение, которое прибавляло ему сил. А теперь это бизнес, которому подчинена вся жизнь. И его, и ваша. А призвание своё — учить людей рисовать — он предал. И все мы — я, дед, твоя мама — поддержали его в этом. Одна Варя уговаривала его одуматься. Но кто послушает ребёнка. Зато теперь, когда она сама не желает предавать своё призвание, отец воспротивился. Он растоптал свои мечты ради вашего благополучия. И теперь в благодарность вы должны растоптать свои.

— Но ведь вы с дедом поможете Варе? — волнуясь, спросила Аня.

Бабушка встала из-за стола, поставила в мойку турку и чашку.

— Мы её поддержим, — ответила она после долгой паузы. — А поможет она себе сама. Только сама.

Бабушка села за стол напротив Ани. На кухне воцарилось молчание. Не зная, чем себя занять, Аня потянулась к телефону, а там — вот удача — сообщение от Полины, которая, оказывается, заметила Аню в окно и теперь зовёт к себе в гости.

— Иди, конечно. Редко вам удаётся вместе побыть, — кивнула бабушка. — Большая ты стала. Просто не верится, какие мы разговоры ведём. Дети вдали от нас растут быстро.

Аня вскочила, чмокнула бабушку в щёку, написала Полине, что уже бежит, и, не застёгивая куртку, без шапки («Куда без головы!» — конечно же послышалось вслед) побежала вниз.

На улице начиналась весна: сугроб в углу двора съёжился, солнце освещало трубы и тарелки спутниковых антенн на крыше. Шапка совсем была не нужна.

Аня встречала эту весну пятый или шестой (она запуталась в превращениях) день подряд.

В давние времена возраст отсчитывали в вёснах: «Она встретила свою двенадцатую весну». Теперь точкой отсчёта стало лето: «Ей двенадцать лет». Интересно, взрослеет ли Аня от того, что уже который день подряд для неё снова и снова наступает весна?

Только для неё одной.

Полина ждала Аню у дверей. Та самая Полина, с которой они дружили когда-то. Вокальные мегеры словно не повлияли на подругу.

— Тебя папа как бы одну отпустил? — это был первый вопрос.

Они вместе сидели на подоконнике, Аня левым боком к окну, Полина правым, и смотрели вниз, во двор.

— Не отпустил. Я просто удрала вместе с Варей, — засмеялась Аня.

— Он же тебя накажет! — испугалась Полина. — Помнишь, когда ты сфотографировала и выложила детали нового замка?