Уильям Хорвуд - Тоуд-триумфатор
— Что ж, неважный у вас выдался год в смысле здоровья, мистер Крот, — сказал Брок, и в этом высказывании Крот увидел проблески грубоватого и здорового юмора, свойственного и Барсуку.
— Вы правы, — согласился Крот. — Барсук был так добр, что выходил меня. И в комнате, куда он меня поместил, я обнаружил некоторые вещи, напоминающие о прошлом. Вещи, глядя на которые я понял, что дня не проходит, чтобы Барсук не думал о прошлом, не сожалел, что не может исправить совершенные когда-то ошибки.
— Какие вещи?
— Синее с черным пальто, например. Его, должно быть, носил кто-то, кто был чуть моложе того барсука, который частенько ухаживает за мной здесь, у вас. Я думаю, это ваш сын, а значит, внук мистера Барсука.
— Ах, — вздохнул Брок и наконец сел.
— И еще там были шерстяные брюки и красный шерстяной шарф ручной вязки…
— Он все еще хранит мой шарф…
— И многое другое, — решительно продолжал Крот. — Например, он любовно бережет книги, когда-то принадлежавшие одному юному существу, которое с такой охотой разрисовывало их карандашами, как все дети…
— Боже мой! — воскликнул Брок. В голосе его больше не было ни злости, ни раздражения, а глаза затуманились теплыми слезами воспоминаний о детстве. — Как бы я хотел снова увидеть эти книги!
— А еще… — продолжал Крот, превозмогая усталость и стараясь не упустить случай поговорить откровенно (тем более что входная дверь приоткрылась и показался сын Брока, который, без сомнения, слышал каждое слово, что очень обрадовало Крота). — А еще на стене висит календарь, который давно пора бы снять. А за какой год этот календарь, вы, должно быть, помните…
— Конечно я помню тот год, — отозвался Брок, — и число тоже. Это был понедельник, последний день сентября…
Крот кивнул, вспомнив, что именно напротив этой даты Барсук написал: «Последний день». Крот был рад, что, когда сын Брока набрался смелости прокрасться в комнату и присесть на кровать, ежесекундно ожидая, что его выдворят, ничего такого не произошло, то есть ему было позволено остаться.
— Как я хотел, чтобы он поплыл тогда со мной! — сказал Брок.
— Он последовал за вами и доплыл до таверны в Латбери, — сказал Крот. — Там ему сказали, что вы погибли в зубах Щуки и…
Брок устало кивнул и сказал:
— Со мной произошло примерно то же, что и с вами, и я тоже чудом остался жив. С тех пор я живу здесь, и мое одиночество охраняет сама Щука. Много лет я провел здесь один, пока… мать этого ребенка не осчастливила меня своим присутствием и благосклонностью на несколько лет. Потом она… Но об этом я не хотел бы сейчас говорить.
— Ты никогда не говорил о своем прошлом, отец, — сказал молодой барсук, — разве что те сказки, что ты рассказывал мне, когда я был маленький: о чудесном месте под названием Берег Реки и о другом, темном и страшном, которое ты называл Дремучим Лесом.
— Разве я рассказывал что-нибудь такое? — спросил Брок, притворяясь, что не помнит.
— Конечно рассказывал, — сказал молодой барсук, обращаясь к Кроту. — Но больше ничего! И сказки кончились, когда я подрос и стал задавать вопросы.
— Не говорил ли он тебе о мудром Барсуке, живущем в Дремучем Лесу? — спросил Крот, уже почти засыпая и все-таки очень желая, чтобы Брок рассказал сыну то, что должен был бы рассказать давным-давно.
— О Барсуке? Да, кажется, такой персонаж был в тех сказках…
— А отец не сказал тебе, кто такой этот Барсук? — прошептал Крот, умоляюще глядя на Брока. Ведь Брок сам должен раскрыть эту тайну.
— Так кто же он? — спросил внук Барсука.
Сколько длилось глубокое молчание после этих слов, Крот точно не помнил, потому что уже начал проваливаться в сон, — но не так долго, чтобы не успеть расслышать, или ему показалось, что он это слышал, голос, низкий и грубоватый, но теплый, как голос Барсука:
— Это случилось очень-очень давно, когда я был молод и твоя бабушка была еще жива…
Глаза Крота закрылись, и он на время погрузился в забытье. И один барсук рассказывал, а второй слушал историю, которую его отец так долго носил в себе, историю о Дремучем Лесе и Береге Реки.
Шесть дней спустя Рэт совершенно поправился и рвался вставать и двигаться, а Крот с некоторой помощью уже мог выходить из дома и сидеть у Щучьего Озера, любуясь пейзажем, горами и водопадами в голубой дымке. Он никогда такого не видел раньше и не надеялся увидеть еще когда-нибудь.
— Да, Дальние Края — это там, — сказал им Брок. — Но с меня хватило путешествий и уходов из дома. Пусть другие добираются туда.
Как много они говорили, как много выслушали друг от друга и, наконец, как много решили за это время!
Было совершенно ясно, что потребуется еще месяц-другой, чтобы сломанные кости Крота срослись, а раны зажили настолько, чтобы он мог отправиться домой.
— Дальше осени тянуть нельзя, — говорил Брок. — Зимы здесь суровые, и не с вашим здоровьем путешествовать зимой. Но осенью вы вполне оправитесь для того, чтобы отправиться в путь.
Рэт же был очень озабочен тем, что они оставили Берег Реки на гораздо более долгий срок, чем собирались, и что Выдра и Барсук наверняка уже очень волнуются, а возможно, и снаряжают спасательную экспедицию. Тем более что через день-два после того, как Рэт спасся от Щуки, он, дрожа, подполз к краю обрывистого берега и бросил в воду несколько березовых веток в надежде, что их обнаружит Выдра и поймет, что произошло серьезное несчастье.
— Я понятия не имел, жив ты или нет, Крот, и решил, что это лучшее, что я могу сделать. Если Выдра обнаружил ветки, то он, конечно, отправится вверх по течению, подвергая опасности себя и тех, кто поплывет с ним. Поэтому я должен возвращаться, чтобы перехватить его по пути и рассказать нашим друзьям, что ты еще слаб, но скоро поправишься.
Но Крот и слышать не хотел о том, чтобы Рэт отправлялся один, и некоторое время друзья яростно спорили. В конце концов мудрый Брок предложил компромисс — не то чтобы удобный для всех и совершенно лишенный риска, но ничего лучше никто из них не смог придумать.
— Конечно, — сказал Брок, — у меня нет особого желания возвращаться на Берег Реки. Этот период моей жизни кончился. Но в то же время я не могу отказать сыну в желании знать прошлое семьи. И я думаю, будет правильно, если он погостит немного на Берегу Реки, в Ивовых Рощах, и повидается с дедом, о котором вы рассказываете столько хорошего. Может быть, тогда и залечатся старые раны. Поэтому я предлагаю вот что: я провожу Рэтти домой и прослежу, чтобы он благополучно добрался — без всяких щук и прочих чудовищ. Дома я помирюсь с отцом. А мой сын, который так хорошо ухаживает за вами, Крот, останется здесь и составит вам компанию. Я уверен, что он многому у вас научится, мне уже известны ваша мудрость и ваша стойкость. Когда вы оба решите, что пора пускаться в путь (но, думаю, это будет не раньше осени), он поведет вас, будет охранять и поможет добраться домой. Такое приключение пойдет ему на пользу. Приходит время, и я боюсь, как бы оно не ушло, когда отец должен дать своему отпрыску возможность проявить самостоятельность.
Как отрадно было слышать такие речи Брока и видеть в глазах его сына воодушевление и радость, какие испытывают подростки, когда им доверяют что-то по-настоящему серьезное.
— Но, — возразил Крот, который уже поправился настолько, что мог позволить себе строить планы на будущее, — как же быть с Латберийской Щукой? Разве нам не придется снова пересечь Щучье Озеро, чтобы выйти в Реку?
Брок весело засмеялся:
— Мы с Рэтти пешком пройдем через лес к тому месту, где вы оставили вторую лодку. Мы поплывем оттуда.
— А мы? — спросил Крот. — Вдруг я не смогу идти пешком так далеко?
Внук Барсука засмеялся:
— Отец уже много лет назад нашел управу на Щуку. Он построил ялик, обил его медью и перетянул железными обручами.
— Тот самый ялик, который мы видели у водопада, — пояснил Рэт.
— Он доставит нас невредимыми, когда вы поправитесь настолько, что сможете путешествовать, — заключил Внук.
Через день-другой Рэт и Брок отправились в дальнюю дорогу, и, попрощавшись, Крот и Внук все махали и махали им, пока путешественники не скрылись из виду.
— Это очень далеко? — спросил Внук.
— Так далеко, как только можно представить, — ответил Крот. — Давай-ка посидим немного на солнышке…
— А вы мне расскажете сказку про Берег Реки.
Крот засмеялся и сказал:
— Ты, наверное, уже все их выслушал, если не от меня, так от Рэтти. Ведь ты только и делал, что заставлял нас рассказывать о доме, так что…
— Ну пожалуйста, еще одну!
Крот поглядел на тени деревьев, на горы вдали, послушал отдаленный рев воды и попробовал вспомнить знакомый смех, громкий и самодовольный, хвастливый и эгоистичный.
