Джеймс Барри - Питер Пэн и Венди. Повесть-сказка
Джеймс Крюк, ты не вовсе лишён героизма. Простимся же, Джеймс Крюк! Пробил твой последний час!
Увидев, что Питер медленно подлетает к нему с обнажённым кинжалом в руке, он вскочил на фальшборт, чтобы броситься в море. Он не знал, что там его поджидает Крокодилица. Мы ведь нарочно остановили часы, пусть он лучше не знает о том, что его ждёт. Прими на прощанье этот скромный знак уважения, капитан!
Не откажем ему и ещё в одной, последней, радости. Стоя на фальшборте, он оглянулся на Питера, легко скользящего по воздуху, и знаком предложил ему бить не кинжалом, а ногой. Питер так и поступил — он пнул Крюка ногой.
Сбылась страстная мечта капитана!
— Воспитанные люди так не поступают! — закричал он с насмешкой и, довольный, упал в море.
Так погиб Джеймс Крюк.
— Семнадцать! — пропел Малыш.
Но он немного ошибся в счёте. В ту ночь только пятнадцать пиратов поплатились жизнью за свои преступления, двоим удалось спастись. Первым был Белоручка; правда, он попал в плен к индейцам, которые заставили его нянчить краснокожих детишек. Печальный конец для пирата! Вторым был боцман Неряха; он и поныне бродит в своих очках по свету и собирает скудное подаяние, рассказывая, будто был единственным человеком, которого боялся Джеймс Крюк.
Венди, конечно, в битве не участвовала и только смотрела на Питера блестящими глазами; когда же всё было кончено, она вспомнила о своих обязанностях. Она похвалила всех без исключения и, как полагается, содрогнулась, когда Майкл показал ей то место, где он убил пирата, а потом повела всех в капитанскую каюту и указала на часы, висевшие на гвоздике. И знаешь, который был час? Половина второго ночи!
Вот это да! Такого они и представить себе не могли! Можешь не сомневаться, Венди тут же уложила их спать в пиратском кубрике, всех, кроме Питера. Он вышел на палубу и долго шагал там при свете звёзд, а потом заснул возле Длинного Тома. В ту ночь ему снова снились страшные сны, он плакал во сне, и Венди крепко обнимала его и старалась утешить.
Глава шестнадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Когда на корабле пробило две склянки, все уже были на ногах. На море вздымались волны. Боцман Малыш стоял на палубе с концом в руках и жевал табак. Мальчики вырядились в пиратскую одежду, укоротив её, где нужно, чисто побрились и высыпали на палубу. Ходили они теперь по-морскому, враскачку, то и дело подтягивая брюки.
Нужно ли говорить, кто был капитаном? Задавака стал первым помощником капитана, а Джон — вторым. На борту была одна женщина. Остальные мальчики плыли простыми матросами и спать должны были в кубрике. Питер уже привязал себя к рулю, но прежде он велел свистать всех наверх и обратился к матросам с короткой речью: он выразил надежду, что они с честью, как и подобает доблестным морякам, выполнят свой долг, правда, ему известно, что на корабле собрался весь сброд, какой только был в Рио и на Золотом Берегу, а потому, если кто-нибудь вздумает ему перечить, он разорвёт его в клочки. Его суровая прямота понравилась матросам, и они ответили ему громкими криками одобрения. Последовали быстрые слова команды, бриг развернулся и взял курс на материк.
Изучив корабельные карты, капитан Пэн рассчитал, что при попутном ветре они прибудут к Азорским островам двадцать первого июня, а оттуда, чтобы сэкономить время, он решил лететь.
Кое-кому из мальчиков хотелось, чтобы «Весёлый Роджер» стал честным кораблём, но другие считали, что лучше оставить его пиратским; впрочем, капитан Пэн обращался с ними как с псами, и они не решались даже подать ему круговое прошение. Приходилось подчиняться беспрекословно — так оно было вернее. Малышу досталась дюжина плетей за то, что он растерялся, когда получил приказ спустить лот. А пока все сошлись на том, что Питер ещё не стал окончательно пиратом только потому, что хотел усыпить бдительность Венди, и что всё, возможно, изменится, как только будет готов новый костюм, который Венди против своей воли перешивала ему из самых ужасных одеяний Крюка. Позже мальчики передавали друг другу шёпотом, что в первый же вечер, когда Питер надел этот костюм, он долго сидел в капитанской каюте с Крюковым мундштуком во рту, правую руку он сжал в кулак — и только согнутый указательный палец угрожающе торчал вверх, точно крюк.
* * *
А теперь, вместо того чтобы следовать за кораблём, вернёмся к опустевшему дому, который трое наших беглецов бессердечно покинули столько дней назад. Нам стыдно, что мы так давно не заглядывали в дом номер четырнадцать, впрочем, миссис Дарлинг на нас, конечно, не сердится. Если бы мы вернулись раньше и вошли к ней с выражением сочувствия на лице, она бы наверняка нам сказала: «Зачем вы здесь? Не думайте обо мне. Возвращайтесь поскорее назад и присматривайте там за детьми». Пока матери таковы, дети всегда будут этим пользоваться, а те будут ещё пуще стараться!
Даже сейчас мы решаемся войти в знакомую детскую только потому, что законные её обитатели уже подлетают к дому; мы просто торопимся вперёд, чтобы проверить, хорошо ли просушены простыни и не ушли ли куда-нибудь в гости мистер и миссис Дарлинг. Мы просто гонцы — и не более того. Хотя подожди-ка… Почему это простыни должны быть хорошо просушены? Ведь дети улетели, даже не оглянувшись на прощанье! Пусть бы они вернулись домой и узнали, что родители их уехали на субботу и воскресенье за город. Вот это было бы им поделом! Мне давно уже хочется их проучить.
Но — увы! Если бы мы так всё устроили, миссис Дарлинг ни за что бы нас не простила.
Одного мне ужасно хотелось бы: предупредить её, как это делают авторы, что дети возвращаются, что они будут дома в следующий четверг. Это сильно испортило бы тот сюрприз, который они готовят родителям. Ещё на корабле они представляли себе, как всё будет: мамину радость, папины возгласы, Нэнин прыжок через всю комнату, чтобы обнять их первой; им и в голову не приходило, что следовало бы подготовиться к хорошей порке. Как приятно было бы предупредить мистера и миссис Дарлинг об их возвращении и всё испортить беглецам! Представляешь, они врываются в дом, а миссис Дарлинг даже Венди не хочет поцеловать, а мистер Дарлинг с досадой говорит: «Чёрт побери, опять здесь эти мальчишки!»
Впрочем, за такое нас в этом доме тоже не поблагодарят. Мы уже немножко знаем миссис Дарлинг: можно не сомневаться, что нам же ещё и достанется за то, что мы захотели лишить детей невинного развлечения.
«- Но, дорогая миссис Дарлинг, до следующего четверга ещё десять дней! Если мы предупредим вас заранее, вы не будете так горевать эти десять дней.
— Да, но какою ценой вы хотите этого добиться! Лишить детей десяти радостных минут!
— Ах вот как вы на это смотрите!
— Ну, конечно! А как ещё можно на это смотреть?»
Ты видишь, у этой женщины нет гордости. Я собирался сказать о ней много хорошего, но теперь я её презираю и ничего о ней не скажу. К тому же её вовсе не нужно предупреждать, чтобы всё было готово, — у неё и так всё давно готово. Простыни просушены, и она никогда не уходит из дому, и — взгляни-ка! — окно в детскую открыто. Мы ей совсем не нужны — прямо хоть возвращайся на корабль! Впрочем, раз уж мы здесь, можно здесь и остаться. Посмотрим, что будет дальше. Да, мы всего лишь сторонние наблюдатели, и только. Никому мы на деле не нужны. Что ж, будем смотреть и говорить всякие гадости, авось досадим кому-нибудь.
В детской спальне только одно изменение: с девяти утра до шести вечера конуры в ней нет. Когда дети улетели, мистер Дарлинг понял, что во всём виноват он: ведь это он велел привязать Нэну во дворе, да и вообще с первой минуты до последней Нэна вела себя гораздо умнее его. Конечно, как мы с тобой видели, он был человек простодушный — он бы вполне сошёл за мальчишку, если бы только не лысина, к тому же он любил справедливость и не боялся поступать так, как считал правильным. Хорошенько поразмыслив обо всём после исчезновения детей, мистер Дарлинг опустился на четвереньки и полез в конуру. Как ни молила его миссис Дарлинг вернуться, он отвечал ей грустно, но твёрдо: — Нет, дорогая, тут мне и место!
Горько каясь в своей ошибке, он дал клятву, что не покинет конуру до того дня, пока не вернутся дети. Конечно, жаль его было, но, что бы ни делал мистер Дарлинг, он всегда хватал через край, хотя быстро остывал. И вот теперь не было человека смиреннее, чем когда-то гордый Джордж Дарлинг: по вечерам он сидел в конуре и беседовал с женой о детях и об их милых шалостях.
К Нэне он теперь относился очень уважительно. Правда, в конуру он её не пускал, но в остальном всячески старался угодить ей.
Каждое утро конуру с мистером Дарлингом ставили в кеб и отвозили на службу, а в шесть часов привозили домой. Нельзя не восхититься выдержкой этого человека! Вспомни, как беспокоился он раньше о том, что скажут люди, а ведь теперь каждое его движение привлекало к себе внимание. Конечно, он страшно мучился в душе, но сохранял спокойный вид, даже когда ребятишки отпускали о его домике нелестные замечания, и всегда учтиво снимал шляпу, если в конуру заглядывала женщина.
