Брайан Джейкс - Мэриел из Рэдволла
— Симеон, принюхайся только! По-моему, сегодня юный Коклебур превзошел самого себя. Какой запах! Наверняка крем сегодня — коготочки оближешь.
Симеон задумчиво повел носом:
— Хм. По-моему, мой нос пытается мне что-то сказать, да вот не пойму что… Странный какой-то запах… Я не про запах сладкого крема, Бернар. Это… Верно, мне только кажется.
Четверо путников стояли напротив скалы, что возвышалась слева от тропинки. Мэриел закинула голову, чтобы лучше рассмотреть каменную глыбу:
— Так вот они какие, выдры, муж с женой. Я-то думала, мы повстречаем живых зверей. А это огроменные камни. В самом деле, если присмотреться, вылитые выдры.
Тарквин потер гладкую коричневую скалу лапой:
— Слышь, наверняка кто-то вырезал их давным-давно, так давно, что даже старушка земля была еще ребенком.
Дандин кивнул в знак согласия. У скалы было две вершины, и она действительно напоминала двух выдр — один зверь стоял на задних лапах, другой присел рядом.
Кто-то умело обтесал камень.
Друзья устроились на ночлег тут же, в лесу, у подножия гигантских фигур. Огонек костра выхватывал из мрачной темноты леса золотистый островок света и уюта.
Дандин прочел вслух еще кусочек из загадочного стихотворения, которое направляло их поиски:
За бродом выдры, муж с женой,
От веку там стоят.
Потом ступай ты стороной
И топай на закат.
Где лишаями лес зарос
И аромат застыл,
Коль усыпит тебя твой нос —
Восстанут из могил.
Мэриел поворошила веткой угли:
— Звучит, конечно, странно. Только мы уже убедились, что все здесь чистая правда. Ладно, завтра разберемся, как говорится — утро вечера мудренее.
Дандин придвинулся ближе к огню:
— Похоже, Мэриел права, утро вечера мудренее. Завтра двинем от этих каменных выдр прямиком на запад.
Вскоре Дандин, Мэриел и Дарри уснули, а Тарквин еще долго сидел у костра, поглаживая свою безмолвную харолину и бормоча себе под нос слова новой серенады:
Я заяц что надо, краса и отрада,
Хон Рози, взгляни хоть разок —
Менять я не стану любовь на каштаны
И на ежевичный пирог.
Отрину ватрушку и пенную кружку,
Щавелевый супчик, капустный голубчик.
Голодный, отрину салат и малину,
Орехи и бузину —
И лучше я, Рози… усну…
Побежденные усталостью, путники крепко спали на опушке безмолвного леса, а каменные фигуры выдр, словно часовые, охраняли их покой.
Густой покров тумана окутал море. Согласно приказу «Стальной клинок» держал курс на юг. Но туман скрыл путеводные звезды и очертания далеких берегов, и капитан Лупоглаз понял, что они блуждают в морских просторах. Приказав двум пиратам вооружиться лотом и проверить, не угрожают ли кораблю рифы и отмели, Лупоглаз оставил свой мостик и, проклиная Габула и его безумные прихоти, спустился в каюту. Оставалось лишь ждать рассвета.
Книга вторая
В неведомом лесу
19
Остатки ночной мглы еще таились в пышной зелени леса, но блеклое предрассветное небо с каждой минутой становилось ярче. Кривоглаз стряхнул с себя капли росы и затопал затекшими за ночь лапами; с непривычки спать в лесу он продрог до костей.
Тем временем почти все крысы уже проснулись и, зевая, протирали глаза.
— Ну и видок у вас, братва, — ухмыльнулся капитан. — Давайте-ка побыстрее разминайте кости, солнце уже встает. Денек выдался славный, как раз для новоселья. А теперь слушайте сюда. У меня тут созрел хорошенький план. Башка у старины Кривоглаза работает, и, коли вы не будете ему перечить, заживете как короли.
Верзила Флэгг, выдра, был покладистым малым, всегда готовым оказать услугу. Его-то матушка Меллус, которая сильно беспокоилась о сбежавших без спросу Дандине и Дарри, и послала вдогонку. Она не сомневалась, что такому здоровенному парню ничего не стоит поймать беглецов к привести их обратно. Флэгг решил отправиться в путь с утра пораньше. Проснувшись еще до рассвета, он забросил за плечо мешок с едой, проверил, на месте ли его праща, и потихоньку выскользнул через плетеную калитку в северной стене аббатства. Но, углубившись в лес, он заметил кое-что заставившее его насторожиться. Он замедлил шаг и притаился в ясеневой рощице — отсюда ему открылось жуткое зрелище.
Кривоглаз собрал всех гребцов-невольников — на «Темной королеве» это были в основном полевые мыши и землеройки. Отощавшие, изможденные, оборванные, они неровной шеренгой выстроились на тропе. А в придорожной канаве притаилось не меньше сотни крыс-пиратов, вооруженных до зубов.
— Слушайте, парни, — командовал крысиный капитан. — Вы останетесь здесь, в засаде. И смотрите не высовывайтесь и не треплитесь громко. А вы, грязный сброд, идите за мной. Чтоб никто не проронил ни звука, ясно? И старайтесь выглядеть этак… побезобиднее… Для вас, доходяг, это дело плевое. Если кто сделает хоть шаг в сторону, ребята в канаве в два счета разорвут его на куски. Как только здешние олухи откроют ворота, чтобы вынести нам еды, я подам знак. Тогда врывайтесь внутрь. Всех, кто будет рыпаться, прикончим. Остальных заставим нам служить.
Все это слышал Флэгг. Не разбирая дороги, он кинулся через лес, влетел в аббатство и крепко-накрепко запер за собой ворота.
Завидев Флэгга, матушка Меллус, которая стояла у недостроенной колокольни, поспешила ему навстречу:
— Флэгг, я-то думала, ты давно ушел…
Флэгг приложил лапу к губам барсучихи:
— Ш-ш-ш! Не так громко! Кажется, в наш дом пришла беда. Но сейчас некогда объяснять. Проверь побыстрее, все ли ворота закрыты. Задвинь хорошенько все засовы. И умоляю, никаких вопросов. Делай, что я сказал, иначе всем нам крышка.
По тону Флэгга мудрая барсучиха поняла, что дело нешуточное. Кивнув, она бросилась к воротам.
Солнце уже взошло. Легкая дымка клубилась над долинами и над тропой, по которой Кривоглаз подвел отряд обтрепанных невольников к главным воротам обители Рэдволл. Подняв голову, крысиный капитан увидел, что аббатские жители уже собрались на крепостной стене и не слишком приветливо посматривают на пришельцев. Такая встреча не предвещала ничего хорошего, но все же Кривоглаз растянул в улыбке зубастую пасть и жалобно затянул:
— Доброе утро, любезные друзья! Чудесная погода сегодня. Денек, похоже, будет жаркий. Скажите, не могу ли я поговорить с кем-нибудь, кто… э… за главного в этом восхитительном месте.
Аббат выступил вперед.
— Я аббат Бернар, настоятель обители Рэдволл, — спокойно и вежливо ответил он. — Чем могу служить тебе, сын мой?
Внизу, в канаве, Кайбо прыснул со смеху.
— Слыхал, приятель? — толкнул он Драноморда. — Оказывается, Кривоглаз его сыночек. Наконец-то бедняга нашел папочку. Ха-ха!
Драноморд прервал его крепкой затрещиной:
— Заткнись, кретин! Молчи и слушай.
— Ах, наконец и нам улыбнулась удача. К кому несчастным путникам обратиться с просьбой, как не к аббату, — вновь завел свою песню Кривоглаз, нащупывая спрятанный под одеждой кинжал. — Вы, верно, уже догадались, что мы — злополучные мореплаватели. Жестокая буря отправила наш корабль на дно, нам чудом удалось спастись. С тех пор лето успело сменить весну, а мы все скитаемся по лесам и долинам, не имея ни крова, ни приюта, ни пропитания, и оглашаем окрестности стонами, словно птицы, лишенные крыльев. Тела наши наги и покрыты ранами, одежда изорвана, и мы вожделеем корочки хлеба как манны небесной! Может, добрые жители аббатства не откажутся помочь нам, горемычным?
Аббат кивнул:
— Разумеется, друзья. В чем вы нуждаетесь? — И он чуть отступил, пропустив вперед Флэгга и Рафа Кисточку.
На этот раз Кривоглаз улыбнулся от души — еще бы, его хитрость удалась!
— Да протекут дни ваши в мире и счастье! Нам нужны лишь хлеб и вода, и ничего больше. Я знаю, вид наш наводит страх, но мы и мухи не обидим. Вам нечего бояться, мы…
На улыбку крысиного капитана Флэгг ответил еще более широкой улыбкой:
— А сколько вас здесь, бедолаг?
Кривоглаз пожал плечами:
— Да так, горстка, все перед вами, приятель. Может, вы откроете ворота и впустите нас внутрь? Мы малость передохнем, а вам не придется трудиться, тащить за ворота хлеб и воду. Поверите ли, мне ни разу в жизни не доводилось бывать в аббатстве.
— Да и на этот раз не доведется, не надейся, прохиндей, — тихо бормотал Раф Кисточка.
Флэгг расплылся в улыбке до ушей:
— Скажи, а что это за шайка притаилась в канаве у дороги?
С видом оскорбленной невинности Кривоглаз метнул взгляд в сторону канавы, все еще окутанной утренней дымкой.
— В какой канаве? — Его злодейская морда выражала крайнее недоумение. — В этой? Здесь нет никакой шайки.
