Диана Джонс - Дорога ветров
— Мы говорим, что надо зажечь фонарь на топе, — громко ответила она Митту. — Закон так говорит.
— Я с законом дел не имею, — прокричал в ответ Митт. — Или вы не заметили?
— В отличие от тебя нас приучили слушаться законов! — крикнула Хильди. — Можно мне хотя бы зажечь огонь в каюте?
Митт вышел из шкафа и ощупью пробрался через каюту. Действительно, уже темнело. Он чувствовал горечь и печаль, и все тело у него болело. После сытного ужина красно-желтые штаны стали ему тесны. Он вышел из каюты и плюхнулся на рундук.
— Как хочешь, — ответил он.
На него навалилась ужасная усталость. Хильди чуть заметно улыбнулась и ушла в каюту. Там она какое-то время возилась в темноте, а потом зажгла лампу — такую же желтую, как небо у горизонта. После этого она перешла к пузатому бочонку с водой, который был закреплен на специальной полочке над плитой. Она ослабила крепление и потрясла бочонок. Он оказался полным — настолько полным, что вода даже не плескалась. Хильди понадобились все силы, чтобы убедительно его потрясти, но она была к этому готова. Бочонок всегда был наполнен: никто не посмел бы заставить родственников Хадда испытывать жажду.
— Ой! — сказала Хильди, удивляясь, как убедительно это у нее получается.— Здесь совсем нет воды! А мне так хочется пить!
Это была правда, но она решила, что ради благого дела можно и потерпеть.
Как только она это сказала, Митт понял, что среди множества вещей, которые его терзают, есть и ужасающая жажда. Дело было в острых пирогах, которые он съел. При мысли о том, что в течение всего пути на Север ему придется обходиться без воды, он чуть было не разрыдался. Йинен расстроился почти так же сильно. Во рту у него внезапно совершенно пересохло, и на секунду ему захотелось пожаловаться на невнимательных матросов дяде Харчаду. Он облизнул обветрившиеся губы и сказал:
— В рундуке у правой койки иногда бывает вино. Посмотри там, Хильди, ради Старины Аммета!
Хильди отвернулась, чтобы скрыть торжествующую улыбку, и принесла две бутылки, которые она уже успела найти. Одна была наполовину полна вина. Вторая оказалась угловатой бутылкой арриса. Она была полна до того, как Хильди влила щедрую порцию в вино. Она решила, что так или иначе справится с этим ужасным мальчишкой.
— Которую выберешь? — спросила она, показывая Митту в тусклом свете обе бутылки.
Митт знал, что за грубое и противное питье этот аррис, и он его терпеть не мог.
— Я буду вино! — заявил он и вырвал бутылку у Хильди.
Он решил, что сможет тем самым продемонстрировать свою грубость и мерзость, и сделал долгий булькающий глоток прямо из горлышка, не дожидаясь, чтобы Хильди принесла ему из каюты чашку. Он намеревался выпить все. Но вкус у вина оказался довольно неприятным. Он отдал бутылку Хильди, когда там оставалось чуть меньше четверти содержимого.
Хильди с отвращением вытерла горлышко бутылки и разлила остаток на две чашки: себе и Йинену. Они медленно выпили свою порцию и стали ждать, пока сумерки постепенно переходили в ночь.
Вскоре Йинен почувствовал веселость, а Хильди — легкое головокружение. Что до Митта, то вино, в сочетании с его усталостью и сытным ужином, произвело неотвратимое действие. Низкие черные холмы берега стали расплываться у него перед глазами, как огромные кляксы. Вышедшие звезды казались какими-то размытыми. Он начал клевать носом. Наконец он неуверенно поднялся.
— Иду поспать, — сказал он. — И чтоб никаких флупых гопусов. У меня уши на затылке.
Он проковылял в каюту, а Хильди и Йинену пришлось держать себе рты, чтобы не расхохотаться во весь голос. В каюте Митт тяжело рухнул на левую койку.
Хильди многозначительно ткнула Йинена в бок и села, уперевшись спиной в рундук, откуда ей видна была каюта. Они стали ждать, чтобы Митт заснул. Но, несмотря на все свое желание это сделать, Митт заснуть не мог. Качка «Дороги ветров» не ладила с качкой, которую устроило у него в голове вино. Иногда ему казалось, что яхта попала в водоворот. Иногда — что ноги у него подняты выше головы. Несколько раз он садился, чтобы понять, что происходит. И каждый раз нарядная маленькая каюта оказывалась именно в таком виде, в каком ей и следовало находиться: она плавно поднималась и опускалась, а лампа раскачивалась. Наконец он понял, что все странные вещи начинаются только тогда, когда он закрывает глаза. Так что он стал держать их открытыми.
В результате у него в полусне начались ужасные видения. Застыв от ужаса, Митт смотрел на лицо Харчада, появившееся в позолоченном иллюминаторе. Потом бесконечно долго убегал от солдат, перебирался через бесчисленные канавы. Несколько раз ему выстрелили в живот. Один раз он бросил перед Хаддом бомбу, а Бедняга Аммет наклонился, вытянул свои соломенные руки и швырнул дымящийся сверток в лицо Митту. «У тебя серьезные неприятности», — сказал он голосом Хобина. И развалился на куски, как Канден. Митт вскочил, заорав от ужаса. Когда он снова лег, некоторое время ему удалось спокойно подремать, пока не настала очередь Либби Бражки. Она бросилась на Митта, так что ее глаза-ягоды замотались на черенках, и кинула бомбу прямо в него. «Я растила тебя для этого, Митт», — укоризненно проговорила она. А потом бомба взорвалась, и Митт с криком сел.
Хильди и Йинену ужасно хотелось, чтобы он перестал вопить и заснул. Им хотелось повернуть и поплыть к дому. Его крики не давали им покоя. Должно быть, этот мальчишка — ужасный грешник. И его вопли заставили их думать о тех вещах, которые они слышали про своего дядю Харчада и про тот ужасный день, когда повесили северян. Тем временем наступила ночь, и Йинену стало по-настоящему страшно. Никогда раньше он не держал румпель так много часов подряд. Он замерз, устал и закостенел и боялся мелей, которых ночью не видно. А то, что было видно, пугало его еще сильнее. Темнота была здесь не такой, как в закрытом помещении. Море было рядом, невидимое, но ощутимое, оно бесконечно поднималось и опускалось. Небо казалось гигантской пустой чашей темно-синего цвета, расписанной звездами, а земля превратилась в далекое нечто, которое слабо угадывалось где-то справа. Шум парусов, шипение и плеск волн только подчеркивали, как мала и одинока «Дорога ветров». Йинен вдруг очень остро ощутил, что у них под килем— — бездна. Он висел в пустоте, один-одинешенек. Он сжал зубы и сурово держал бушприт так, чтобы Северный Крест был прямо над ним, и едва сдерживался, чтобы не заорать, как мальчишка в каюте.
Только в полночь Хильди осмелилась дать знак, что Митт заснул. На самом деле он спал все это время, но настолько беспокойно, что Хильди этого не поняла. Она тихо прикрыла дверь каюты и задвинула изящную маленькую задвижку.
— Ну, наконец-то! Ты иди к фок-мачте, — прошептал Йинен.
Хильди прокралась вперед по правому борту, чтобы не шуметь рядом с Миттом. Йинену хорошо было ее видно на фоне бледных парусов. Как только сестра приготовилась, он с силой повернул румпель. «Дорога ветров» стремительно описала тугую дугу. Паруса натянулись и прогнулись назад. Ветер вдруг словно бы стал вдвое сильнее. Удерживая румпель ногой, Йинен стал отчаянно тянуть грот. Хильди схватила канаты хлопающих парусов на фок-мачте и потащила в противоположную сторону. «Дорога ветров» развернулась носом против ветра и на миг застыла. А потом поворот закончился, и она чуть накренилась и помчалась по волнам... То есть это только так казалось, на самом деле яхта продвигалась против течения очень медленно. Йинен постарался лечь как можно круче к ветру, чтобы не менять галсы, так что теперь они двигались обратно к Холанду. Хильди вернулась к нему, и оба облегченно расслабились.
Холанд означал безопасность, постели и теплые комнаты. Они справились с этим ужасным мальчишкой. Поначалу брат и сестра просто радовались этому. А потом оба вспомнили, какие неприятности их ожидают по возращении. Конечно, выволочки не избежать, вот только почему при мысли о наказании нахлынуло такое острое ощущение одиночества и ненужности? Дети не питали пустых надежд, будто отец защитит их от дядьев. С другой стороны, Харчад, возможно, простит их, если они приведут к нему мальчишку, который бросил бомбу.
Хильди с Йиненом посмотрели друг на друга, пытаясь понять, по душе ли им эта идея. Этот мальчишка — преступник. Он пытался убить их деда. Возможно, он друг того, кто это потом сделал. Но все равно, он был человек, почти ровесник им, и в каюте его мучили дурные сны. Они оба вспомнили о том, как дядя Харчад ударил ногой сына графа Ханнартского, и как тот съежился. Было нетрудно представить на месте графского сына этого тощего самоуверенного мальчишку — и это было бы ничуть не лучше.
— Но мы могли бы высадить его на мысе Хоу, правда? — прошептал Йинен, что очень успокоило Хильди.
Митт во сне схватился разом со Стариной Амметом и Либби Бражкой. Они бросились на него с двух сторон. Мир закружился... и что-то в нем стало неправильно. Митт открыл глаза. Однако и наяву мир был неправильным. Он двигался резко, рывками и наклонялся не в ту сторону. За детские годы, проведенные с Сириолем, Митта накрепко выучился понимать море. «Странно, — подумал он. — Идем круто к ветру и против течения. Горелый Аммет!» Он схватил ружье Хобина и выскочил из каюты.
