Наталья Шерешевская - Сквозь волшебное кольцо. Британские легенды и сказки.
День за днем шагал Джон по дорогам со своим мешком за спиной. Продавал булавки и кружева, ленты и платки всем, кто хотел их купить, да распевал на деревенских ярмарках старинные песни и баллады.
Но вот в какой-то год весна выдалась поздняя, а когда она, наконец, пришла, задул такой ветер, полили такие дожди, что бедняга Джон почти совсем не мог бродить по дорогам с товаром.
Тяжелое времечко это было для Джона и его жены. Им едва удавалось прокормить и одеть своих троих детей. У сына не было башмаков, не в чем было на улицу выйти. А дочки выросли из своих платьев, — хочешь не хочешь, а доставай новые.
— Ума не приложу, как нам быть! — со вздохом сказала жена коробейника в одно дождливое утро. — И не придумаю… Придется, видно, тебе, Джон, наняться в работники на ферму. Торговлей много не заработаешь в нынешний год.
— В этакую погоду на ферме тоже делать нечего, — ответил коробейник. — Но вот что я тебе скажу, жена! Пойду-ка я в Лондон как только прояснеет.
— В Лондон? — воскликнула жена. — А что тебе там делать? Хочешь разбогатеть, что ли? Да эти лондонские жулики тебя дочиста ограбят! Что это тебе взбрело в голову — в Лондон идти?
— Так и быть, — ответил коробейник, — расскажу тебе все. Прошлой ночью, когда барабанил по крыше дождь, я не мог заснуть и все думал да ломал себе голову, как нам быть. Просто места себе не находил. А когда наконец заснул, приснился мне чудесный сон. Ей Богу, чудесный, жена!
— Ты, верно, видел во сне, что с неба в камин свалился шкаф, набитый новой одежей! А когда проснулся, увидел, что в камине не шкаф, а всего-навсего старое грачиное гнездо, которое целый год торчало у нас на крыше.
— Вот и нет! — сказал Джон. — Во сне я слышал голос, такой ласковый, только не знаю чей. И голос этот сказал мне: «Джон, пойди в Лондон, стань на Лондонском мосту, и ты услышишь удивительную весть».
— Какую весть? — спросила жена Джона.
— Ну, этого он не сказал, вернее, я не успел дослушать, как раз тут я и проснулся. А до чего ласковый был голос, до чего сердечный!
— И ты собираешься тащиться в Лондон только потому, что видел ночью этот сон?! Да просто ты поел с вечера заплесневелого сыра, вот и приснилась тебе какая-то чушь!
— Э, нет, милочка, после твоих ужинов сны не снятся! — сказал коробейник.
— И немудрено! Из чего мне ужин-то готовить? Ну, а что это за удивительную весть ты должен услышать на Лондонском мосту? Может, надеешься узнать, что твой дядя оставил нам наследство?
— Да, что-нибудь в этом роде, хотя у старика нет состояния и оставлять ему нечего. А впрочем, глупости все это, и говорить об этом больше не стоит.
Но и в эту ночь коробейнику приснился тот же сон, а за ней и в третью. Три ночи подряд все тот же голос говорил ему во сне: «Джон, пойди в Лондон, стань на Лондонском мосту, и ты услышишь удивительную весть».
Как ни прост был Джон, но уж если, бывало, вобьет себе что-нибудь в голову, ничем его не проймешь. И в конце концов жена согласилась отпустить его в Лондон. Благословила мужа на дорогу и сказала, что ей ничего не надо, лишь бы он живым назад вернулся. Заставила Джона одеться потеплее и отдала ему последние деньги. Джон расцеловал всю семью на прощание и отправился по дороге в Лондон.
До Лондона ходу было четыре дня. На Джоново счастье, распогодилось, и он мог ночевать на гумне или под стогом сена. Так добрался он до Лондона и без труда нашел знаменитый мост. В те далекие времена на этом мосту стояли дома и лавки, через него шла широкая проезжая дорога. Другого моста через Темзу в Лондоне тогда и не было.
Добравшись до моста, Джон остановился и стал ждать. Он смотрел на воду и видел, как проплывают мимо лодки; глядел на улицу и видел кареты, повозки, всадников и пеших прохожих. Но никто с ним не заговаривал, даже не замечал его.
Когда спустилась ночь, Джон устроился поудобнее у стены одного дома и заснул.
На другой день он решил попытать счастья на другом конце моста. Но опять никто не обратил на него никакого внимания. Когда Джон проголодался, он купил себе хлеба, немного сыра и кружку пива.
Так он и стоял на мосту день за днем, пока не вышли у него все деньги.
«Вот и конец моим приключениям, — подумал Джон. — Деньги все вышли и взять их неоткуда. Ни одна живая душа не перемолвилась со мной ни словечком. И никакой вести я здесь не услышал, ни простой, ни диковинной. И теперь я должен поворачивать домой и просить по дороге на хлеб, потому что у меня и двух пенсов, кажется, не осталось…»
И только хотел Джон в последний раз взглянуть на Темзу, а потом уж поворачивать домой, как к нему подошел хозяин лавки, что стояла напротив, и заговорил с ним.
— Мне очень любопытно узнать, кто ты такой и что тебе здесь надо? — сказал лавочник. — Я заметил, что ты каждый день стоишь здесь на мосту. Продавать тебе, видно, нечего, милостыню ты не просишь. Так что же ты тут делаешь? Успокой мое любопытство, если это не секрет!
Джон замялся. Не хотелось ему рассказывать первому встречному, почему он столько времени простоял без дела на Лондонском мосту. Но человек он был простодушный, не мастер выдумывать всякие небылицы да отговорки, ну и выложил все начистоту.
— Эх, соседушка, — начал он, — сказать по правде, я простой деревенский бедняк. Три ночи подряд мне снилось, что если я пойду и стану на этом вот мосту, то услышу удивительную весть. Но никаких вестей я не получал и теперь должен возвращаться домой, потому что все деньги у меня вышли.
Лавочник в изумлении уставился на Джона, потом как прыснет со смеху.
— Ну и умная ты голова! — наконец вымолвил он. — Ты что же, притащился из деревни в Лондон и простоял все это время на мосту только из-за своего глупого сна? Да такого другого простачка во всем Лондоне не сыщешь! Ха-ха-ха! Теперь у меня будет, о чем порассказать соседям да чем развеселить мою старуху, чтоб забыла она про свой ревматизм в ногах.
И он опять так и покатился со смеху.
— Послушай-ка ты, деревенщина! — продолжал лавочник; он был любитель поговорить. — Вчера вечером, когда я уже запер лавку и собрался было домой, подходит ко мне какой-то старик, весь в отрепьях, бродяжка, должно быть, — и говорит: «В деревне Софэм, что в графстве Норфолк…» Да, кажется, в Софэм, хотя точно не помню, никогда не слыхал про эту деревню. Так вот, значит: «…в деревне Софэм за домом коробейника под старым дубом зарыт клад». Сказал и пошел себе прочь. Слыхал, какие вести бывают? А ты мне про сон толкуешь! Так, может, теперь ты туда побежишь, в этот, как его, Соффолк или Сохэм?
Не успел лавочник вволю посмеяться над Джоном, как тот сказал «до свиданья» и был таков. А лавочник решил, что Джон немножко рехнулся, и перестал о нем больше думать.
Джон не шел, а прямо-таки летел к дому. Слова лавочника так и звенели у него в ушах. Всю дорогу он думал только об одном: о старом дубе, что рос за его домом. Он знал его как свои пять пальцев. Еще мальчишкой он каждый день лазил на него.
Наконец, усталый и голодный, он достиг дома. Жена несказанно обрадовалась, когда увидела его целым и невредимым, и не успела поздороваться с ним, как принялась готовить ему завтрак. Но хотя Джону до смерти хотелось есть, он не стал терять времени на еду.
— Неси-ка мне скорей лопату, женушка! — сказал он. — Ту, которой мы огород перекапываем.
— Да вот она, Джон! — ответила жена. — Скажи спасибо, что я ее на хлеб не обменяла. А на что тебе сейчас эта лопата? Лучше поешь! Хотя, по правде сказать, угощать мне тебя почти нечем. Как говорится: хлебай маленькой ложкой.
Но Джон ее и не слышал. Он кинулся вон из дома и стал копать землю под старым дубом.
— Бедняга! — сказала жена своим двум дочкам (те как раз вошли в комнату поздороваться с отцом). — Бедняга… Этим лондонским жуликам нечего было взять с него, так они последний разум у него отняли. А много ли в нем корысти?
Но что она знала?
Не успел Джон немножко покопать, как тут же наткнулся на большой деревянный сундук, весь перепачканный землей и почти сгнивший. Джон внес его в дом и открыл. Все так и онемели от изумления, когда заглянули в него. В сундуке лежали серебряные слитки, груды золотых монет, драгоценные камни и богатые украшения из чистого золота.
Ну, Джон долго раздумывать не стал, купил себе большой дом и зажил с женой и детьми припеваючи.
Сорочье гнездо
Давным-давно, предавно,
Когда свиньи пили вино,
А мартышки жевали табак,
А куры его клевали
И от этого жесткими стали,
А утки крякали: кряк-кряк-кряк…
Птицы со всего света слетелись к сороке и попросили ее научить их вить гнезда.
Ведь сорока искуснее всех вьет гнездо!
