Корнелия Функе - Чернильное сердце
– Мо, разве так можно? – тихо спросила Мегги. – Выставлять в церкви самого себя?
– О, это очень древний обычай! – шепнула ей Элинор. – Статуи в церквах редко изображают святых. Ведь большинство святых не могли заплатить скульпторам. В одном соборе…
Кокерель так грубо толкнул её в спину, что она чуть не упала.
– Пошли! – зарычал он. – И в следующий раз извольте кланяться, когда будете проходить мимо него, понятно?
– Кланяться? – Элинор хотела остановиться, но Мо быстро увлёк её дальше.
– Но ведь этот балаган невозможно принимать всерьёз! – сердилась Элинор.
– Если ты сейчас же не уймёшься, – прошептал в ответ Мо, – тебе дадут почувствовать, насколько тут всё серьёзно.
Элинор посмотрела на шрам на его лбу и замолчала.
В церкви Каприкорна не было скамеек, какие Мегги видела в других церквах, – только два деревянных стола с лавками по обе стороны центрального нефа. На них стояли грязные тарелки, кружки с кофейной гущей, деревянные доски с остатками сыра и колбасы, ножи, пустые хлебницы. Несколько женщин как раз убирали со столов, они едва взглянули, когда мимо проходили Кокерель и Плосконос с тремя пленниками, и тут же продолжили свою работу. Женщины показались Мегги похожими на птиц, вобравших головы в плечи от страха, что их отрубят.
Не было в церкви Каприкорна не только скамеек, но и алтаря. Можно было только догадываться, где он когда-то находился. Зато на вершине лестницы, которая раньше вела к алтарю, стояло кресло, громоздкое, обитое красной тканью, с пышными резными украшениями на ножках и подлокотниках. К нему вели четыре ступеньки. Мегги сама не знала, зачем посчитала их. Они были покрыты чёрным ковром, а на верхней ступени, всего в нескольких шагах от кресла, погружённый в свои мысли, сидел на корточках Сажерук с растрёпанными, по обыкновению, рыжими волосами, и по его вытянутой руке карабкался Гвин.
Когда Мегги, Мо и Элинор проходили по центральному нефу, он ненадолго поднял голову. Гвин залез ему на плечо и обнажил мелкие, острые, как осколки стекла, зубы, будто заметил, с каким отвращением Мегги смотрит на его хозяина. Теперь она всё знала: и почему Сажерук считал этот мир таким стремительным и шумным, и почему он ничего не понимал в автомобилях, и почему часто смотрел так, будто находился где-то совсем в другом месте. Но, в отличие от Мо, она не чувствовала к нему никакого сострадания. Его лицо, обезображенное шрамами, напоминало ей только о том, как он обманул её и завлёк в беду, точно Крысолов из сказки. Он играл с ней, как со своим огнём, как со своими разноцветными мячиками: «Пойдём, Мегги, сюда!.. Мегги, верь мне!.. Мегги…» Больше всего ей хотелось вспрыгнуть на ступеньки и двинуть ему кулаком в губы, в его лживые губы.
Судя по всему, Сажерук угадал эти мысли. Он избегал взглядов Мо и Элинор и сам не смотрел на них. Вместо этого он сунул руку в карман брюк и достал спичечный коробок. Рассеянно вынул спичку, зажёг её, задумчиво посмотрел на пламя и почти ласково потрогал его, опалив пальцы.
Мегги отвернулась. Она не желала его видеть, хотела забыть о его присутствии. Слева от неё, у подножия лестницы стояли две железные бочки, коричневые от ржавчины, а в них горками были сложены светлые, недавно наколотые щепки. И только Мегги спросила себя об их предназначении, как в церкви вновь гулко загрохотали шаги. По центральному нефу шёл Баста с канистрой бензина в руках. Кокерель и Плосконос, ворча, посторонились, чтобы дать ему дорогу.
– Ага, Грязнорук опять играет со своим лучшим другом? – ухмыльнулся он, поднимаясь по пологим ступенькам.
Сажерук опустил спичку и поднялся.
– Вот тебе ещё одна игрушка. – Баста поставил канистру с бензином к его ногам. – Устрой-ка нам пожар. Ты ведь всегда его боялся, правда?
Баста выбил спички у него из рук.
– Эй, осторожно! – сказал Сажерук. – Это приносит несчастье. Разве ты не знаешь, как легко обидеть огонь?
В какой-то миг Мегги показалось, что Баста его сейчас ударит, и, видимо, это показалось не только ей. Все взгляды были обращены на этих двоих. Но, похоже, что-то хранило Сажерука. Возможно, и в самом деле огонь.
– Тебе повезло, что я только что почистил свой нож, – зашипел Баста. – Но ещё раз разинешь пасть – и я вырежу на твоей мерзкой роже новые изящные узоры. А из твоей куницы я велю сшить себе меховой воротник.
Гвин тихо и угрожающе тявкнул и пристроился на затылке хозяина. Сажерук нагнулся, поднял потухшую спичку и положил назад в коробок.
– Да, это тебе уж точно доставило бы наслаждение, – сказал он, по-прежнему не глядя на Басту. – Зачем мне устраивать пожар?
– Ни за чем. Устрой просто так. О том, что должно сгореть, мы позаботимся сами. Но раздуй огонь большой и ненасытный, а не такой ручной, как тот, с которым ты привык играть.
Сажерук высоко поднял канистру, медленно спустился по ступенькам и направился к ржавым бочкам.
Когда заскрипели тяжёлые деревянные двери, Мегги обернулась – между красными колоннами стоял Каприкорн. Бросив мимоходом взгляд на своё изваяние, он быстро зашагал по проходу. Каприкорн был в красном костюме, красном, как церковные стены, только рубашка и перо на лацкане пиджака были чёрными. Добрых полдюжины его молодцов следовали за ним, точно вороны за попугаем. Отзвук их шагов разносился, казалось, до самого потолка.
Мегги ухватилась за руку Мо.
– Ага, наши гости уже здесь, – сказал Каприкорн, остановившись перед ними. – Хорошо ли спалось, Волшебный Язык?
У него были на удивление мягко изогнутые губы, почти как у женщины. Когда он говорил, то проводил по ним мизинцем, будто хотел их подтянуть. Губы были такие же бесцветные, как и всё его лицо.
– Разве это не любезность с моей стороны – устроить свидание с твоей малышкой ещё прошлым вечером? Сперва я хотел показать её тебе сегодня, как сюрприз, но потом подумал: «Каприкорн, ты, вообще-то, должник этой девочки, раз она добровольно принесла тебе то, что ты так долго искал».
В руке он держал «Чернильное сердце». Мегги увидела, как взгляд Мо словно прилип к этой книге. Каприкорн был высок, но Мо – на несколько сантиметров выше. Очевидно, Каприкорну это не нравилось. Он стоял, вытянувшись в струнку, как будто таким образом мог свести на нет разницу в росте.
– Отпусти Элинор и мою дочь домой, – сказал Мо. – Пусть они уедут, и я прочту тебе всё, что ты хочешь. Но сначала отпусти их.
Что он говорит?! Мегги посмотрела на отца в замешательстве.
– Нет, Мо, я не хочу уезжать!
Но никто не обратил на неё внимания.
– Отпустить? – Каприкорн повернулся к своим людям. – Вы слышали? Почему это я должен делать такую глупость, раз они уже здесь?
Мужчины захохотали. А Каприкорн вновь обратился к Мо:
– Ты так же, как и я, отлично понимаешь: отныне ты будешь делать только то, что я от тебя потребую. Теперь, когда она здесь, ты наверняка не будешь упрямиться и не откажешься продемонстрировать своё искусство.
Мо сжал руку Мегги с такой силой, что ей стало больно.
– А что касается книги, – Каприкорн посмотрел на «Чернильное сердце» так неодобрительно, словно оно кусало его за пальцы, – этой чрезвычайно докучливой, дурацкой и многоречивой книжонки, то могу тебя заверить: впредь я не позволю впутать себя в подобную историю. Все эти ни на что не годные существа, эти порхающие и щебечущие феи… Всюду кишмя кишела живность, воняло дерьмом и шерстью, на базарной площади под ногами путались кривоногие кобольды, а во время охоты великаны спугивали дичь топотом своих неуклюжих ног. Шепчущие деревья, говорящие пруды… Да там любой камешек был невероятно болтлив! И потом, эта непролазная грязь на дороге до ближайшего, с позволенья сказать, города… Разряженные спесивые мерзавцы князья в своих замках… вонючие крестьяне, такие бедные, что с них нечего было взять… бродяги и нищие, у которых из волос сыпались блохи и вши… Чего мне жалеть о них?
Каприкорн подал знак, и один из его молодцов принёс большую картонную коробку. По тому, как он её нёс, было видно, что коробка, должно быть, очень тяжёлая. Он поставил её на серые каменные плиты перед Каприкорном и облегчённо вздохнул. Каприкорн протянул книгу, которую Мо так долго скрывал от него, стоявшему рядом Кокерелю и открыл коробку. Она была до краёв набита книгами.
– Разыскать все экземпляры стоило воистину огромных усилий, – заявил Каприкорн, вынимая из коробки две книги. – Они по-разному выглядят, но по содержанию одинаковы. То, что история издана на нескольких языках, здорово осложнило нам поиски. В нашем мире это было бы намного проще, не правда ли, Сажерук?
Сажерук ничего не ответил. Он стоял с канистрой бензина в руках, уставившись на коробку. Каприкорн не спеша подошёл к нему и швырнул обе книги в одну из железных бочек.
– Что вы делаете? – Сажерук хотел достать книги, но Баста оттолкнул его.
– Они останутся там, где лежат, – сказал он. Сажерук отступил и спрятал было канистру за спиной, но Баста вырвал её у него из рук.
