Андрей Степанов - Сказки не про людей
У амира была дочь Лейла, дева с вечно потупленными очами, которую никогда не касался ни человек, ни джинн, стройная, как дерево кипарис, что растет к югу от Восточного рынка. Каждый день ходила прекрасная Лейла через весь ароматный рынок за водой к чистому колодцу Хуляль. И вот увидел однажды шайтан Бобоназаров, как идет Лейла за водой к колодцу Хуляль, и сильно ударило ему в грудь его маленькое сердце. Девять дней молчал он, как рыба, лишь поскуливал, провожая взглядом легкую ее фигуру, а на десятый день обрел язык шайтана слова любви. И сказал шайтан:
— О!..
А больше ничего не сказал. Слишком кратко было слово любви, и с удивлением посмотрела на него прекрасная Лейла.
— Кто ты такой? — спросила она.
— Как ты прекрасна… — только и сумел выдохнуть он в ответ.
Улыбнулась Лейла и поправила паранджу.
— Стало быть, ты шайтан, раз это видишь. У папы работаешь?
— Да, у папы твоего, слава ему.
— А категория у тебя какая?
Шайтан потупил взор и шепнул чуть слышно:
— Восьмая…
— Эй, не смущайся! — ободрила его Лейла. — Ну подумаешь, восьмая. В шайтане разве это главное?
Бобоназаров поднял голову.
— А что в шайтане главное? — спросил он с надеждой.
— Ну, как тебе сказать, чтобы ты понял?.. В шайтане самое главное — это демонизм. Понимаешь?
— Я понимаю. Да только нельзя мне злые дела делать, ссыльный я. Даже летать теперь не могу.
— Ах ты, бедненький! — пожалела его Лейла.
— Но зато я превращаться могу в кого хочешь. Вот, смотри какой вид…
И Бобоназаров повернулся в профиль, чтобы возлюбленная смогла как следует рассмотреть его человеческий вид.
— Вижу, вижу… — улыбнулась Лейла. — Ну, и в кого ты так вырядился? Что это за клоун на тебе?
— Это не клоун, — обиженно сказал шайтан, наматывая локон на палец. — Это Майкл Джексон, певец такой красивый, с Западного рынка.
— Э… Все-таки ты не понимаешь. Ну вот смотри. Снаружи ты певец — молодой, красивый. А если посмотреть на тебя духовным взором, то сразу видно, что у тебя облезлый хвост и маленький пятачок. И пахнет от тебя бараньим салом и шайтаньим потом.
От слов жестокой красавицы шайтан покраснел так густо, так густо, что сразу стало ясно, что он не Майкл Джексон. Но что же делать? Ну не ходить же в поросячьем виде — с кругленьким пятачком и на кривых ножках? Эх, жизнь! Шайтан так расстроился, что даже произнес про себя заклинание, от которого черти проваливаются под землю. Но ничего у него, конечно, не вышло — нет силы у ссыльных.
А Лейла загадочно улыбнулась под своей паранджой и спросила:
— А как тебя зовут, Майкл Джексон?
— Бобоназаров, — шепнул шайтан.
— А по имени?
— Нурбобо́. Можно просто Бобо́.
— Послушай, Бобо… Ты ведь хочешь, чтобы я тебя полюбила, да?
На это шайтан ответил:
— О!..
А Лейла вдруг посмотрела на него с большим подозрением и приказала:
— А ну, скажи еще что-нибудь!
— Смотрящий на тебя не насытится! — с жаром выпалил шайтан. — Зачем сердце мое украла?
— Слушай, Бобо, давай договоримся: ты будешь говорить по-человечески, ладно? Ну что ты то мычишь, то каким-то звездным языком разговариваешь?
— Я думал, тебе понравится… — снова смутился шайтан.
— Ну, хорошо. Так ты хочешь, чтобы я тебя полюбила?
— Хочу!
— Тогда слушай меня внимательно. Я могла бы тебя полюбить, Бобо, если бы ты… Знаешь что?..
— Что?!
— Если бы ты мне достал… Знаешь кого?..
— Кого?!
Тут сладкая Лейла огляделась по сторонам, а потом наклонилась к самому уху шайтана, обдала его запахами рая и прошептала:
— Ёшкина-кота!..
Отодвинулась и посмотрела испытующе.
— А кто это? — оторопел шайтан. — Ёшкин — это из ёшек, что ли? С Западного рынка?
А Лейла улыбнулась мечтательно и ответила кратко:
— О!..
Шайтан подумал немного, а потом сказал:
— У меня важный вопрос возник. Зачем тебе Ёшкин-кот?
— А просто так. Я его буду гладить, гладить, гладить — до тех пор, пока мне скучно не станет. И вот тогда, Нурбобо Бобоназаров, приходи ко мне со своим «О!» — и я полюблю тебя. Может быть.
Рассмеялась, подхватила свой кувшин и умчалась легкой побежкой газели.
* * *А Бобоназаров поплелся к себе в каморку, лег там на земляной пол и уставился в небо. Даже на работу, мух разгонять, не пошел, так и лежал весь день неподвижно.
Сгустилась ночь, а шайтан все смотрел на звезды, шептал имя ночи — Лейла — и прожигали чужую землю шайтановы слезы. Лежал, мычал, мечтал и плакал. Только под самое утро, когда в глазах уже замелькали разноцветные искры, повернулся набок, подложил хвост под голову поудобнее и стал засыпать. Но как только слетел к нему первый легкий сон, как только поплыл у него над ресницами прелестный образ капризной красавицы — в этот самый миг разнесся на всю округу первый крик муэдзина.
И все на небе замерло, потускнело, побледнело и, чуть помедлив, погасло. Пропал Небесный Базар, проснулся Восточный рынок. Загудели машины, заревели ишаки, принялись прочищать свои глотки утренней перебранкой торговцы мылом, золотом, хашишем, персиком, халвой, гранатом и гранатометом.
— Э… — сказал сам себе шайтан. — Теперь не уснешь. Вставать пора!
Он встал, протер свой пятачок водой из чистого колодца Хуляль, причесал все свое маленькое тело, аккуратно почистил клыки зубной щеткой и открыл шкаф. У каждого шайтана есть дома такой шкаф: там висят на железных крюках человеческие обличья на любой вкус. Любой вид может принять сосланный на землю, вот только роста себе он прибавить не в силах.
Шайтан Бобоназаров вознес хвалу великому Шаддаду за его щедрость, а затем призадумался: что же надеть в такой важный день? Майкла Джексона сразу в угол зашвырнул, плюнул на него и даже копытом его пнул. Долго думал, долго перебирал, а потом решительно натянул на себя Чарли Чаплина, бродягу такого смешного, улыбнулся сам себе в зеркало и вышел, играя тросточкой, на подметенные и обрызганные водой улицы Восточного рынка.
Путь шайтана лежал к Северным воротам. Надо было спросить совета у друга — что же теперь делать с этой любовью?
* * *Джинн седьмой категории Ашмедай, охранник зала игровых автоматов, сидел на стуле у места своего служения и читал журнал «Рыбалка на Руси».
— А! Малыш Бобо! — обрадовался он, увидев шайтана. — Здравствуй, друг, ну куда ты пропал? А зачем такой бедный вид нацепил? Тебя, наверно, Шаддад, слава ему, с рынка погнал? Да шучу я, шучу. Ну, не грусти, брат, кому сейчас легко. Вот смотри, что умные люди пишут: рыба на Северо-Восточном рынке, пишут, гниет теперь не только с головы. Ты представляешь?
— Ашмедай, мне совет нужен, — тихо сказал Бобоназаров.
Охранник поправил служебную бирку на белоснежной рубахе, потрогал галстук, а потом вдруг ощерился, как зверь, и изо рта у него выкатились два острых клыка.
— Совет хочешь, да? — спросил он грозно. — А кровавую жертву ты мне принес?!
— Слушай, Ашмедай, ну мы же друзья, да? Ну какая такая кровавая жертва? Угомонись, брат, прошу тебя! Дай мне совет, ведь ты давно живешь на этой Земле.
Ашмедай тут же спрятал клыки и добродушно рассмеялся.
— Да шучу я, шучу. Ты, малыш Бобо, совсем шуток не понимаешь. Какой-то ты стал неправильный, словно и не демон совсем. Ты, наверно, влюбился, Бобо. Скажи, влюбился, да?
— Влюбился.
— Говори в кого, я любопытный.
— В Лейлу я влюбился, Ашмедай. В прекрасную сладкую Лейлу.
От этих слов смех мигом оборвался, и джинна перекосило сразу во все стороны.
— В дочку Шаддада, слава ему? Бобо, скажи, что ты шутишь!
— Эх, Ашмедай, Ашмедай… Шучу? Конечно, шучу. Забудь об этом.
— Уф… Нет, ты не шутишь, Бобо. Говори тише, пожалуйста. Ты же знаешь, что у игровых автоматов тоже бывают уши… А куда ты идешь так рано?
— Да вот, решил отпуск взять за свой счет. А может, совсем уволюсь.
— Уволишься? Слушай, а ты головой не стукнулся, когда падал, нет? Э… Брось дурить, служи Шаддаду. Шестую категорию дадут, хвост с кисточкой носить будешь!
— Не хочу я кисточку.
Ашмедай огляделся по сторонам, а потом наклонился и горячо зашептал Бобоназарову в самое ухо:
— Я знаю, чего ты хочешь, Бобо. Ты, наверно, думаешь — дочку замуж возьмешь, Шаддад тридцать процентов акций даст, да? А русский шиш ты не хочешь? Он тут планерку проводил, говорит: дочку мою не слушайте, у нее ум улетел, она мильто́нов каких-то начиталась… Какой такой мильтон — я не знаю. Но ты дальше слушай. Он потом говорит: а кто из вас на нее глаз свой положит — в желтую жабу превращу. Так и сказал!
И джинн сделал большие круглые глаза — точь-в-точь, как у желтой жабы.
— Мне все равно, Ашмедай, — ответил шайтан.
Охранник посмотрел на него, как на помешанного, и развел руками.
— Уф-ф… Ну, тогда я не знаю, что тебе сказать. Да что ты от меня-то хочешь, Бобо?
— Совета хочу. Мне силу вернуть надо, понимаешь? Ну хоть немного, хоть чуть-чуть. Без силы мне теперь не жить. Вот ты и скажи: кого из больших демонов надо просить, чтобы силой поделился?
