Брайан Джейкс - Меч Мартина
Бол резко встал и вгляделся вниз, где все еще сновал беспокойный крысиный народ. Вот его взгляд выхватил нужную фигуру.
— Эй, Кливер!
Крупный, крепкий самец крысы подбежал к капитану и лихо отсалютовал:
— Здесь, капитан!
— Разыщи сыновей Вирги. Всех троих. У меня для вас дело.
На холмы уже опустилась ночная тьма, когда трое сынков Вирги и Кливер углубились в лес. Через плечо следопыт перекинул одеяло, в которое завернул дорожный паек, на шее его болтался острый кинжал на шнурке. Задача перед Кливером была поставлена несложная: вернуться по собственному следу. А след, оставленный командой корабельных крыс, не заметил бы лишь совсем слепой. На первую же просьбу замедлить шаг Кливер обернулся, смерил попутчиков презрительным взглядом и произнес не слишком длинную речь:
— Слушайте меня, слизняки и недоумки. Я в вашу компанию не просился. Но капитан поручил мне дело, и я его сделаю. А там вы делайте ваше дело. Мне нет дела до вашего дела, вы не суйте нос в мое. На пятки не наступайте, — он хмыкнул, — но и не отставайте. Поняли?
Сыновья Вирги ничего не ответили, лишь обменялись хитрыми взглядами, что не улучшило мнения Кливера о них. Уже отворачиваясь, чтобы продолжить путь, он бросил через плечо:
— Шевелитесь! Я не червяк, ползти не намерен. Привалов много не будет. Отстанете — возвращайтесь и объясняйте капитану, почему не выполнили приказ.
17
А за три дня до этого Лонна попрощался с Графо Троком на излучине широкой реки. Барсук еще не раз вспоминал жизнерадостного речного шкипера. Да и сложно было забыть толстяка, который, сияя начищенным кастрюльным шлемом, стоял на палубе своего «Жучка» и горланил балладу собственного сочинения о прекрасной еде и о прискорбном отсутствии таковой. Одиночество навалилось на Лонну, когда он вступил в лес, но печаль тут же сменилась гневом, когда вспомнились тела растерзанных землероек, которых он и Графо похоронили на берегу, прежде чем расстаться.
Шрам болел и стягивал голову, череп разламывался от боли и от тяжелых мыслей о пиратах Раги Бола. Лес вокруг радовал глаз зеленью, ярко светило солнце, распевали птицы, жужжали пчелы и шмели, но Лонна не замечал красот природы. Его взгляд настороженно обыскивал заросли. При малейших признаках опасности он готов был схватить свой лук и выпустить стрелу.
В середине дня барсук задержался у ручейка, рябь которого сверкала на солнце посреди поросшей мхом полянки. Он передохнул, закусил коркой орехового хлеба с сыром и диким луком, который в изобилии рос вдоль ручья. Лонна искупался в ручье и сидел на берегу, болтая лапами в воде и потирая поясницу. Встав, он вдруг почувствовал, что за ним внимательно наблюдают. Разминая мышцы, Лонна проворчал достаточно громко:
— Нехорошо подсматривать. Выходи да покажись. Вреда от меня не будет, я на крысу не похож.
Тут же с соседнего дерева спрыгнула пожилая белка в желто-коричневом сарафанчике. Незнакомка дружелюбно улыбалась, но в лапе сжимала дротик, которым, очевидно, могла и воспользоваться.
— Вижу, что не крыса. Скорее десяток крыс, если по размеру судить. Что, спина болит?
Лонна тоже улыбнулся:
— Болит немножко, но с каждым днем все меньше. Пройдет! Я Лонна Острый Глаз.
Белка церемонно поклонилась:
— А я Фивалок Гибкая Ветка, приятно познакомиться. Пошли, попробую помочь твоей спине.
Белка чем-то понравилась Лонне, поэтому он, не раздумывая долго, последовал за ней. Белка неслась во всю прыть, барсук едва поспевал за ней. Остановились у большого граба, и тотчас посыпались команды:
— Видишь ветку над собой? Ч-чи-и-и! Прыгай на нее и виси… Снимай лук… И где ты такой взял? Ох, здоровенный какой!
Лонна улыбнулся. Действительно, лук был втрое длиннее белки. Отложив лук и колчан со стрелами, он подпрыгнул и повис на толстой ветке. Она прогнулась, но легко выдержала его немалый вес.
— А теперь что?
— Да ничего. Виси себе да воображай, что ты яблочко. Ты ведь сильный?
— Ну, сильный довольно-таки.
Фивалок прыгнула на ступни Лонны и уселась на них.
— Тихо, не дергайся, не стряхни меня.
И белка начала раскачиваться вместе с Лонной, словно на качелях.
— Ч-чах-ах! Хорошо, хорошо… Держись… Раскачивалась она довольно долго. Лонна даже устал держать себя да еще белку.
— Ну, хватит? — спросила белка. — Слезай.
— Да, пожалуй, пора, — согласился Лонна. — Лучше самому слезть, пока не свалился.
Белка отскочила в сторону:
— Прыгай!
Он постарался спрыгнуть помягче и удивился, не почувствовав болезненного толчка в позвоночнике. Белка стукнула его по спине:
— Ну, как спинушка? Потопай, попрыгай. Ч-чах-ах! Как новая!
Спина и в самом деле не болела. Да и нога тоже. Он прошелся, потопал, припрыгнул и бросился к белке с открытыми объятиями:
— Не болит, не болит! Фивалок, ты волшебница, как мне тебя отблагодарить!
Белка мигом оказалась на дереве.
— Лапы прочь! Раздавить меня хочешь? Вот лучше я тебя накормлю. Пошли скорее!
И снова Фивалок перелетала с дерева на дерево, а Лонна изо всех сил старался не отстать. Наконец остановились у дуба с тремя верхушками, растущего вплотную к буку, вязу и клену. Все кроны причудливо переплелись, так что получилась настоящая крыша.
Белка махнула Лонне хвостом:
— Сейчас я тебе сброшу веревку.
И она тут же исчезла в кроне дуба.
Через мгновение она показалась наверху, окруженная кучей бельчат мал мала меньше. Малыши пищали, щебетали и размахивали лапками.
— Ч-чи-и, где ты его нашла, бабуля?
— Ч-чу-у, это самый большой зверь во всех лесах.
— Ч-чо-о, за всю свою жизнь такого не встречал!
Отмахнувшись от бельчат, Фивалок бросила Лонне конец узловатой веревки:
— Ч-чах-ах! Не обращай внимания на этих мошек, Лонна, лезь сюда.
Лонна легко одолел подъем и под одобрительным взглядом белки выпрямился на платформе.
— Ч-чах-ах! Отличная у тебя теперь спина! Забудь, нет у тебя никакой спины и болеть нечему. И вообще, мы из тебя белку сделаем.
Жилище белок находилось на кроне тех четырех деревьев. По их переплетенным веткам можно было ходить уверенно, как по земле. В центре на толстом листе шифера — очаг и угольная печь. Там хлопотали погруженные в кухонные заботы взрослые белки. А вокруг буквально роились малыши и подростки, прыгали, бегали и раскачивались на ветках, только что не стояли на хвостах.
Фивалок с гордостью представила Лонну стае:
— Вот Лонна Большой Зверь. Фивалок его нашла в лесу. Лонне пора закусить, еды, еды сюда побольше, он голодный.
Четыре белки бросились обслуживать гостя. Ему подали густой сладкой каши из дикого овса, фруктов и орехов с медом и ревенем. Запивал он кашу бузиновкой. Фивалок сидела рядом, с уважением наблюдая, как быстро исчезает еда во рту барсука.
— Ч-чи-и-ха-а! Маме-то твоей облегчение в хозяйстве, когда ты из дому ушел!
— Трудно сказать, ведь матери своей я не помню.
Услышав это, малыши, которые медленно подкрадывались поближе, мгновенно ощутили жалость к бедному сиротке. Они окружили барсука, вспрыгнули на лапы, плечи, один даже уселся на голову. Его гладили, похлопывали, над ним причитали:
— А-а-а, бедный большой зверь, никогда не было мамы!.. Ужас какой!.. Вот бы я плакал и кричал, если бы у меня не было мамы!..
Пока малыши охали и ахали на все лады, с физиономии барсука не сходила широкая улыбка. Он наслаждался кратким мирным отдыхом перед домашним очагом. Детишки уже и вовсе расшалились, когда кто-то из взрослых белок пронзительно свистнул.
Мгновенно всех как ветром сдуло. А над головой быстро пронеслась темная тучка.
Лонна огляделся. Пусто. Он крикнул, обращаясь к густой листве:
— Фивалок! Ты где? Что стряслось?
Белка из-под ветки высунула голову и пробормотала:
— Ужас, ужас! Карра Воррон, птица страшная!
Показалась и Фивалок. Она печально покачала головой:
— Карра Воррон таскает детенышей, хватает что хочет. И ничего с ним не сделаешь. Быстрый, большой, сильный.
Фивалок еще не закрыла рта, как какой-то малыш выскочил откуда-то и замер в ужасе на открытом месте. Ворон увидел легкую добычу, сложил крылья и молнией упал вниз.
Лук сам собой оказался в лапе Лонны, натянулась тетива, вжикнула в воздухе стрела, и пронзенное насквозь тело ворона упало наземь под деревьями.
Белки мгновенно ожили и радостно зашумели. Взрослые принялись осыпать тело ворона камнями из своих пращ, мелюзга сбрасывала на него листья и мелкий мусор. Все ругали мертвого врага.
Кто-то из старших, войдя в азарт, бросил в ворона уголек, за ним полетел другой, третий… Противный запах жженого пера защекотал ноздри.