Мэри Нортон - Добывайки в воздухе
— Но ведь не случилось ничего плохого, мама, — стала успокаивать ее Арриэтта. — Нам нечего бояться. Ты будешь здесь в безопасности… в большей безопасности, чем была когда-нибудь в жизни. Они станут о нас заботиться и защищать нас, они никому не дадут нас в обиду, обеспечат нас всем, что нам надо… всегда, всю жизнь, до конца наших дней. Она мне обещала.
Хомили, хотя ее по-прежнему била дрожь, казалось, немного успокоилась.
— Что об этом думает твой отец? — еле слышно спросила она и посмотрела на Пода. Арриэтта тоже повернулась к нему.
— Не говори ничего, папа… Подожди. Прошу тебя. Пожалуйста. Подожди, пока я не рассказала тебе все, чтобы ты мог… — Но, взглянув на его лицо, она оробела и закончила, запинаясь: — Ну, чтобы ты сам мог увидеть своими глазами.
— Что увидеть? — спросил Под.
— Что все в порядке.
— Что ж, продолжай.
Торопливо, словно оправдываясь, Арриэтта принялась рассказывать о своей дружбе с мисс Мензиз с самых первых дней. Описала им характер мисс Мензиз, ее верность друзьям, ее доброту, ее таланты и ее мужество. Не забыла о "дорогом Гэдстоне" и об Обри, "лучшем друге" мисс Мензиз (В этом месте Хомили покачала головой и прищелкнула языком. "Печально, когда случаются такие вещи, — сказала она задумчиво. — История вроде этой произошла с моей сестрой Миллигрэм; Милли тоже так и не вышла замуж. Стала собирать крылья дохлых мух, делать из них веера и всякое такое. Красивые они были при ярком свете, так и переливались всеми цветами радуги…"). И о мистере Потте: какой он добрый, по словам мисс Мензиз, какой деликатный, и так искусно придумывает все и мастерит, словно он сам — добывайка.
— Это точно, — внезапно проговорил Спиллер, прервав ее.
Он сказал это с таким чувством, что у Арриэтты возникло в уме какое-то смутное воспоминание.
— Так это он — тот добывайка, о котором ты нам как-то рассказывал? — спросила она, взглянув на Спиллера. — Тот, который живет один?
Спиллер лукаво улыбнулся.
— Точно, — подтвердил он, — я сам многому от него научился… любому добывайке есть чему поучиться у него.
— А зачем это надо, если ты живешь на всем готовом? — спросил Под. — Не к чему и руки приложить… Продолжай, Арриэтта, — сказал он, так как она вдруг задумалась.
— А это все. Во всяком случае, сейчас мне больше ничего не приходит в голову.
— Что ж, хватит и этого, — сказал Под.
Он пристально смотрел на нее, сложив руки на груди, с серьезным, даже мрачным выражением.
— Ты не должна была так делать, — медленно сказал он, — не важно, что мы от этого имеем — Послушай, Под, — быстро вставила Хомили, — должна — не должна, она это сделала, а сделанного не воротишь, сколько бы ты ее не бранил. Я хочу сказать, — Хомили обвела взглядом комнату, посмотрела на сияющую посуду на кухонном столике, на кран над раковиной, на незажженную лампочку под потолком, — мы многим ей обязаны.
— Это все пахнет человеками, — сказал Под.
— Запах выветрится, — возразила Хомили.
— Ты уверена? — спросил Под.
Потеряв терпение, Арриэтта внезапно вскочила с табурета перед огнем.
— Ну что вам еще надо? — негодующе вскричала она. — Я думала, вы будете мной довольны… будете гордиться мной… Мама всегда мечтала о таком доме, как этот! — и, нащупав задвижку, она распахнула двери и выбежала в лунную ночь.
После ее ухода в комнате застыла тишина. Все молчали, но вот раздался тихий скрип стула — это встал Спиллер.
— Куда ты? — небрежно спросил Под.
— Посмотрю, как там на причале.
— Но ты же вернешься сюда опять? — спросила Хомили; ее вновь обретенный уютный домик просто обязывал к гостеприимству.
— Спасибо, — сказал Спиллер.
— Я пойду с тобой, — попросил Под.
— Ваше дело, — сказал Спиллер.
— Хочу подышать свежим воздухом, — сказал Под.
Стоявшая в тени от дома Арриэтта видела, как они прошли, освещенные луной. Когда они уже скрылись в темноте, она услышала, как отец говорит: "…зависит от того, как на это смотреть". На что "это"? — спросила себя она. Неожиданно Арриэтта почувствовала себя сиротливо: у отца с матерью был их дом, у Спиллера — барка, у мисс Мензиз — мистер Потт и игрушечный городок, у мистера Потта — мисс Мензиз и игрушечная железная дорога, а у нее — никого и ничего. Арриэтта протянула руку и схватила за стебель одуванчик высотой с фонарный столб, который вытянулся до окна ее спальни. Поддавшись внезапному порыву, она сломала стебель пополам; серебряные зернышки разлетелись во все стороны, сок залил ей руки. С минуту она стояла, глядя, как блестящие копья, распрямившись, плывут в темноте, а затем, вдруг озябнув, повернулась и вошла обратно в дом.
Хомили по-прежнему сидела у огня, там, где они оставили ее, и мечтала. Она уже подмела перед очагом и зажгла свечку, поставив ее на стол. Видно было, как она наслаждается своим новым домом, как она всем довольна. Сердце Арриэтты внезапно пронзила острая боль.
— Ты бы хотела всегда здесь жить? — спросила она, подвигая к огню табурет.
— Да, — сказала Хомили, — тут теперь так уютно. Но почему ты об этой спрашиваешь? А ты разве не хотела бы?
— Не знаю, — сказала Арриэтта. — Все эти человеки летом. Вся эта пыль. Весь этот шум…
— Да, — согласилась Хомили, — убирать придется часто. Но нет худа без добра — зато теперь у нас проточная вода и кран.
— Придется сидеть взаперти, пока не уйдут посетители…
— Ничего не имею против, — сказала Хомили, — работы в доме невпроворот, а взаперти я сидела почти всю свою жизнь. Уж такова твоя доля, если ты родился добывайкой.
С минуту Арриэтта молчала.
— У Спиллера же другая доля, — сказала она наконец.
— У него-то? — нетерпеливо вскричала Хомили. — Сроду не знала ничего об этих диких добывайках; особая раса, говорил мой отец. А может, одичавшие домашние добывайки.
— Куда они подевались?
— Разбрелись кто куда, наверно. Попрятались в кроличьих норах и кустах.
— Я имею в виду — отец и Спиллер.
— А-а, они… Спустились к ручью посмотреть на причал. И на твоем месте, Арриэтта, — голос Хомили стал серьезней, — я бы легла спать до того, как вернется отец. Постель уже приготовлена, новые простыни и все прочее, и, — она задохнулась от гордости, — там у тебя под покрывалом — шелковое пуховое одеяло!
— Они идут, — сказала Арриэтта, — я их слышу.
— Скажи им "спокойной ночи" и беги наверх, — тревожно настаивала Хомили.
Щелкнула задвижка, и она понизила голос до шепота.
— Боюсь, ты немного расстроила его этим своим рассказом о мисс… мисс…
— …Мензиз, — закончила Арриэтта.
Глава двадцать пятая
Когда Под со Спиллером вошел в комнату, его лицо светилось каким-то странным светом, и причиной тому были не ночные ароматы листьев и трав и холодная, как луна, вода в ручье. "В нем чувствуются сила и спокойствие, — подумала Арриэтта, подойдя к отцу, чтобы поцеловать его на ночь, — но он где-то очень далеко от нас". Ничего не сказав, Под механически клюнул ее в ухо, но когда она повернулась, чтобы уйти, позвал обратно.
— Минутку, Арриэтта. Садись, Спиллер, — сказал он.
Он подтащил к себе стул, и они опять сели у очага.
— В чем дело, Под? — обеспокоенно спросила Хомили. Она протянула дрожащую руку и привлекла Арриэтту к себе. — Ты что-нибудь там увидел?
— Нет, — сказал Под, — только луну, воду, двух летучих мышей да предательский дым из нашей трубы.
— Тогда пусть ребенок ложится спать, у нас был долгий день…
— Я думал все это время, — сказал Под.
— …такой долгий, что кажется, будто прошло целых два, — продолжала Хомили, — я хочу сказать, если оглянуться назад.
Неужели они действительно еще сегодня утром проснулись узниками, а сейчас здесь, у себя дома, сидят все вместе у очага?! Этому трудно было поверить. И очаг не такой, как прежде, а куда лучше, а уж о доме, таком, как этот, можно было только мечтать.
— Возьми свечку, — сказала она Арриэтте — и ложись в кровать. Спиллер может спать здесь, внизу. Если хочешь умыться, захвати с собой воду из крана, ее здесь хоть отбавляй.
— Это нам не подходит, — прервал ее Под.
Все обернулись и посмотрели на него.
— Что нам не подходит? — запинаясь, спросила Хомили.
Под махнул рукой.
— Все это. Ничего нам здесь не подходит. Ровным счетом ничего. И Спиллер со мной согласен.
Арриэтта кинула взгляд на Спиллера; по его лицу трудно было что-то прочесть, но она заметила упрямый огонек в глазах и короткий, без улыбки, кивок головой.
— Что ты имеешь в виду, Под? — Хомили облизала губы. — Неужели наш дом?
— Да, именно, и ничто другое, — сказал Под.
— Но ведь ты его даже по-настоящему не видел, — запротестовала Хомили. — Ты не пробовал зажигать свет и воду не включал. Ты не поднимался наверх. Ты бы только посмотрел, что они сделали на лестничной площадке, какой там вход к Арриэтте в спальню…
