Михаил Каришнев-Лубоцкий - Тайна Муромской чащи
– Кусается? – спросил отец сына. И сам же ответил себе: – Кусается. Не любит, когда за уши дерут.
– А я драл?! Подержал немного, а тот и вцепился! – И Колька указал пальцем на Шустрика.
– Да ну?! – удивился жулик. – Сам пропадай, а товарища выручай?! Гляди-ка ты…
И он, поднявшись с кровати, подошел к корзине.
– Вот и ты так себя в школе веди, – наставительно сказал он сыну, разглядывая двух съежившихся на дне корзины зайцев, – за друзей заступайся, помогай им во всем. Тогда и они тебе когда надо помогут, а то и из беды выручат.
Жулик склонился пониже над корзинкой и улыбнулся как смог поласковее:
– Попались, братья-кролики! Что ж делать: не я, так тот старик вас бы продал. Должно быть, на базар в Светлогорск вез? А к чему старому деньги? Ни к чему. А я дачку построю, вас, косоглазых, добром вспомню…
Он хотел погладить Митю и Шустрика по их длинным ушам, но вовремя спохватился и отдернул руку.
Да он и не успел бы погладить их. В тот момент, когда он собрался было это сделать, Митя и Шустрик вдруг начали медленно, а потом все быстрее и быстрее, приподниматься из корзины. Веревка и медная проволока, которыми был переплетен верх корзины, лопнули, и через три-четыре секунды зайцы уже висели в воздухе и как раз между потолком и полом. Потом они плавно, словно пушинки, двинулись в сторону открытой форточки.
– Колька… – хрипло прошептал перепуганный до смерти папаша остолбеневшему сыну, – улетят же зайцы…
Однако сам не тронулся с места ни на шаг.
А Митя и Шустрик, плохо еще сами соображая, что же с ними такое происходит, уже ныряли один за другим в спасительную форточку. Миг – и они исчезли совсем.
А в комнате остались стоять с открытыми ртами неудачливый жулик и его еще менее удачливый сын Колька. Папаша лишился двух зайцев и на некоторое время рассудка – только и всего. А вот несчастному Коле пришлось вытерпеть от врачей сорок уколов. И самое обидное было то, что врачи вкатили ему эти уколы не столько за укушенный палец, сколько за правдивый рассказ о летающих зайцах.
Глава сорок третья
Поезд пришел в Светлогорск точно по расписанию. Давно проснувшиеся пассажиры – их было немного – вышли из вагона, оставив сладко посапывающего в своем уголочке Калину Калиныча в полном одиночестве. Проводник Чайников, которому тоже было жаль будить утомленного путника, все-таки подошел к нему и легонько потрепал по плечу:
– Дедушка, Светлогорск!
– А? Что? – вздрогнул Калина Калиныч и открыл глаза.
– Приехали, дедушка, – повторил Чайников. И тут он заметил, что корзины с зайцами нигде не видно. – А где наши зайчики?
Калина Калиныч начал судорожно шарить по лавке, заглянул затем под нее, под соседнюю лавку… Митя и Шустрик исчезли!
– Милые мои… Внучики…
Чайников побледнел: впервые в его вагоне совершена кража! Он кинулся помогать Калине Калинычу искать пропавшую корзину с «внучиками», хотя и понимал, что дело это почти бесполезное.
Старый лешак смотрел на елозившего под лавками проводника и понемногу приходил в чувство: «Где они, бедные?.. Неужели я не услышу, как стучат их маленькие сердчишки?.. Калина Калиныч закрыл глаза и прислушался. Откуда-то издалека до него донеслось глухое туканье. „Живы, милые, живы!..“» – радостно подумал он и тихо проговорил заклинание.
Что было потом, мы знаем. Митя и Шустрик, вылетев в открытую форточку, понеслись, будто птицы, в Светлогорск. Поля, луга, перелески и небольшие речушки мелькали под ними. В населенных пунктах, над которыми они пролетали, редкие прохожие останавливались, задирали вверх головы и, тыча в небеса руками, что-то оживленно кричали: что именно – этого ни Митя, ни Шустрик разобрать не могли. Настоящие птицы, завидев их, в ужасе разлетались с диким граем.[8] Никто не смел преследовать двух странных зайцев.
И только с пенсионеркой Зотовой из поселка Новые Куличики и ее фокстерьером Персиком из-за них произошла невероятная история. В то роковое утро Зотова как всегда вывела на поводке своего любимца прогуляться по окраине поселка. Целый час они беззаботно перебегали от одного зеленого кустика к другому. Возле каждого кустика Персик обязательно выполнял свое любимое гимнастическое упражнение: поднимал заднюю ногу выше спины и секунды три-четыре стоял на трех лапах, задумчиво глядя перед собой в пространство.
И вот в ту минуту, когда Персик застыл в любимой позе около последнего кустика, Зотова, чтобы не смущать его своим взором, отвернулась в сторону и посмотрела вверх.
– Смотри, Персик, какие милые птички летят вон там в небе! – сказала она, близоруко вглядываясь в приближающихся к ним Шустрика и Митю.
Персик охотно посмотрел вверх, втянул влажным носом воздух и сильно натянул поводок.
– Не хулигань, Персик! – нежно пожурила Зотова собачку и несколько раз намотала на руку поводок. – Посмотри на птичек, и пойдем домой!
Но Персик идти домой не желал. От «птичек» так сильно пахло зайчатиной, что идти сейчас домой мог только круглый идиот. Персик еще сильнее натянул поводок и сделал стойку.
Зайцы проплыли над головой.
Персик пронзительно взвизгнул и кинулся за ними следом. Пенсионерка Зотова, привязанная за руку к фокстерьеру, бежала чуть сзади, не отставая ни на шаг от любимца. Сначала она делала попытки уговорить Персика остановиться, но промчавшись по кочкам и ухабам километров пять или восемь, она смирилась со своей участью.
«Должны же птички устать и сесть… – думала она на бегу. – Тогда и негодный Персик остановится…»
Но Митя и Шустрик летели без остановок.
Словно отсчитывая каждый преодоленный километр, Зотова вскрикивала время от времени:
– Лишь бы не в жаркие страны!.. Лишь бы не в жаркиестраны!..
– И бежала дальше навстречу к летящим ей навстречу далям.
Перед Светлогорском Зотовой крупно повезло: бездорожье кончилось, и последние двадцать километров она пробежала по ровному, хорошо заасфальтированному шоссе. Обрадовавшись такому облегчению, Персик и Зотова заодно с ним, прибавили скорость и чуть было не настигли добычу. Они приблизились к ней на такое расстояние, что близорукая старушка смогла наконец получше рассмотреть злополучных птичек. Ей очень показалось странным, но птички здорово смахивали на двух зайцев.
– Переутомилась… – и Зотова отвела от них взгляд, чтобы окончательно не сойти с ума.
Вскоре пенсионерка и ее фокстерьер вбежали в Светлогорск и запетляли по узеньким улочкам, словно зайцы. А зайцы, мелькнув над домами, плавно пошли на посадку у железнодорожного вокзала.
Обегав весь Светлогорск вдоль и поперек раза три, Персик наконец понял, что добыча улетела у него из-под самого носа, и остановился возле крашеного серебристой краской металлического столба. Но поднять заднюю ногу у него уже не хватило сил…
– Бедный мой зайчик!.. – с горечью прошептала пенсионерка Зотова, гладя дрожащей рукой фокстерьера по загривку. – Как тебя загоняли эти подлые псы!..
Персик чихнул и стыдливо отвернулся. Он словно догадывался, что по его вине несчастная старушка на склоне лет обрела спортивную славу, о которой не помышляла всю свою жизнь, и что теперь ни ей, ни ему не будет никогда покоя от назойливых журналистов и фотокорреспондентов.[9]
Пока Зотова и Персик петляли по улицам городка, Митя и Шустрик прошли на бреющем полете над головами многочисленных пассажиров, разгуливающих по платформе и влетели в открытое окно вагона N 7 недавно прибывшего поезда «Большие Усищи – Светлогорск».
– Зайцы, зайцы влетели в окно! – раздались на платформе крики, и толпа любопытных хлынула к седьмому вагону.
Проводник Чайников, который уже в пятый раз ходил за чаем, считая своим долгом отпаивать Калину Калиныча, вышел в этот момент из служебного купе.
– В чем дело, граждане? – спросил он удивленно, заметив на платформе перед запертой дверью своего вагона толпу пассажиров.
– У тебя зайцы в вагоне! Два зайца! – закричали ему с платформы.
– Вы ошибаетесь, граждане, – как можно спокойнее и вежливее ответил Чайников, высовывая голову в приоткрытое окошко, – во-первых, поезд дальше не идет. Во-вторых, высадка давным-давно произведена. А, в-третьих, я никогда и нигде не возил «зайцев». Разве что настоящих! – добавил он, улыбаясь.
– Настоящие и влетели! – крикнул ему здоровенный детина, стоявший под самым окном. – Вж-жик над головой! – и влетели!
– Я сейчас разберусь, – ответил ему Чайников и, вытащив голову из окна, побрел по вагонному коридору.
Никаких зайцев, разумеется, нигде не было. Зато проводник с изумлением обнаружил в купе Калины Калиныча кроме несчастного обворованного старичка еще двух мальчиков.
– Нашлись внучики! – поделился Калина Калиныч своей радостью с остолбеневшим Чайниковым. – Прилетели милые!
И он с еще большей энергией принялся обнимать и целовать счастливых Митю и Шустрика.
