Владимир Аникин - Русские народные сказки
— Ты кто таков? Откуда взялся? — закричал Вихрь. — Вот я тебя съем!
— Ну, бабка надвое сказала! Либо съешь, либо нет.
Рванулся Вихрь в окно — да в поднебесье. Уж он носил, носил Ивана-царевича… И над горами, и над морями, и над глубокими пропастями. Не выпускает царевич из рук палицы. Весь свет Вихрь облетал. Умаялся, из сил выбился. Спустился — и прямо в погреб. Подбежал к кадке, что по правой руке стояла, и давай воду пить.
А Иван-царевич налево кинулся, тоже к кадке припал.
Пьет Вихрь — с каждым глотком силы теряет. Пьет Иван-царевич — с каждой каплей силушка в нем прибывает. Сделался могучим богатырем. Выхватил острый меч и разом отсек Вихрю голову.
Закричали позади голоса:
— Руби еще! Руби еще! А то оживет!
— Нет, — отвечает царевич, — богатырская рука два раза не бьет, с одного раза все кончает.
Побежал Иван-царевич к Настасье-царице:
— Пойдем, матушка. Пора. Под горой нас братья дожидаются. Да по дороге надо трех царевен взять.
Вот они в путь-дорогу отправились. Зашли за Еленой Прекрасной. Она золотым яичком покатила, все золотое царство в яичко запрятала.
— Спасибо тебе, — говорит, — Иван-царевич, ты меня от злого Вихря спас. Вот тебе яичко, а захочешь — будь моим суженым.
Взял Иван-царевич золотое яичко, а царевну в алые уста поцеловал.
Потом зашли за царевной серебряного царства, а там и за царевной медного. Захватили с собой полотна тканого и пришли к тому месту, где надо с горы спускаться. Иван-царевич спустил на полотне Настасью-царицу, потом Елену Прекрасную и двух сестер ее.
Братья стоят внизу, дожидаются. Увидели мать — обрадовались. Увидели Елену Прекрасную — обмерли. Увидели двух сестер — позавидовали.
— Ну, — говорит Василий-царевич, — молод-зелен наш Иванушка вперед старших братьев становиться. Заберем мать да царевен, к батюшке повезем, скажем: нашими богатырскими руками добыты. А Иванушка пусть на горе один погуляет.
— Что ж, — отвечает Петр-царевич, — дело ты говоришь. Елену Прекрасную я за себя возьму, царевну серебряного царства ты возьмешь, а царевну медного за генерала отдадим.
Тут как раз собрался Иван-царевич сам с горы спускаться; только стал полотно к пню привязывать, а старшие братья снизу взялись за полотно, рванули из рук у него и вырвали. Как теперь Иван-царевич вниз спустится?
Остался Иван-царевич на ropé один. Заплакал и пошел назад. Ходил-ходил, нигде нет ни души. Скука смертная! Стал Иван-царевич с тоски-горя Вихревой палицей играть.
Только перекинул палицу с руки на руку — вдруг, откуда ни возьмись, выскочили Хромой да Кривой.
— Что надобно, Иван-царевич! Три раза прикажешь — три наказа твоих выполним.
Говорит Иван-царевич:
— Есть хочу, Хромой да Кривой!
Откуда ни возьмись — стол накрыт, на столе кушанья самые лучшие.
Поел Иван-царевич, опять с руки на руку перекинул палицу.
— Отдохнуть, — говорит, — хочу!
Не успел выговорить — стоит кровать дубовая, на ней перина пуховая, одеяльце шелковое. Выспался Иван-царевич — в третий раз перекинул палицу. Выскочили Хромой да Кривой:
— Что, Иван-царевич, надобно?
— Хочу быть в своем царстве-государстве.
Только сказал — в ту же минуту очутился Иван-царевич в своем царстве-государстве. Прямо посреди базара стал. Стоит, озирается. Видит: по базару идет ему навстречу башмачник, идет, песни поет, ногами в лад притопывает — такой весельчак!
Царевич и спрашивает:
— Куда, мужичок, идешь?
— Да несу башмаки продавать. Я ведь башмачник.
— Возьми меня к себе в подмастерья.
— А ты умеешь башмаки шить?
— Да я все, что угодно, умею. Не то что башмаки, и платье сошью.
Пришли они домой, башмачник и говорит:
— Вот тебе товар самый лучший. Сшей башмаки, посмотрю, как ты умеешь.
— Ну что это за товар?! Дрянь, да и только!
Ночью, как все заснули, взял Иван-царевич золотое яичко, покатил по дороге. Стал перед ним золотой дворец. Зашел Иван-царевич в горницу, вынул из сундука башмаки, золотом шитые, покатил яичком по дороге, спрятал в яичко золотой дворец, поставил башмаки на стол, спать лег.
Утром-светом увидал хозяин башмаки, ахнул:
— Этакие башмаки только во дворце носить!
А в эту пору во дворце три свадьбы готовились: берет Петр-царевич за себя Елену Прекрасную, Василий-царевич — серебряного царства царевну, а медного царства царевну за генерала отдают.
Принес башмачник башмаки во дворец. Как увидала башмаки Елена Прекрасная, сразу все поняла:
«Знать, Иван-царевич, мой суженый, жив-здоров по царству ходит».
Говорит Елена Прекрасная царю:
— Пусть сделает мне этот башмачник к завтрему без мерки платье подвенечное, да чтобы золотом было шито, каменьями самоцветными приукрашено, жемчугами усеяно. Иначе не пойду замуж за Петра-царевича.
Позвал царь башмачника.
— Так и так, — говорит, — чтобы завтра царевне Елене Прекрасной золотое платье было доставлено, а не то на виселицу!
Идет башмачник домой невесел, седую голову повесил.
— Вот, — говорит Ивану-царевичу, — что ты со мной наделал!
— Ничего, — говорит Иван-царевич, — ложись спать! Утро вечера мудренее.
Ночью достал Иван-царевич из золотого царства подвенечное платье, на стол к башмачнику положил.
Утром проснулся башмачник — лежит платье на столе, как жар горит, всю комнату освещает.
Схватил его башмачник, побежал во дворец, отдал Елене Прекрасной.
Елена Прекрасная наградила его и приказывает:
— Смотри, чтобы завтра к рассвету на седьмой версте, на море стояло царство золотое с золотым дворцом, чтобы росли там деревья чудные и птицы певчие разными голосами меня бы воспевали. А не сделаешь — велю тебя лютой смертью казнить.
Пошел башмачник домой еле жив.
— Вот, — говорит Ивану-царевичу, — что твои башмаки наделали! Не быть мне теперь живому.
— Ничего, — говорит Иван-царевич, — ложись спать. Утро вечера мудренее.
Как все заснули, пошел Иван-царевич на седьмую версту, на берег моря. Покатил золотым яичком. Стало перед ним золотое царство, в середине золотой дворец, от золотого дворца мост на семь верст тянется, вокруг деревья чудные растут, певчие птицы разными голосами поют.
Стал Иван-царевич на мосту, в перильца гвоздики вколачивает.
Увидала дворец Елена Прекрасная, побежала к царю:
— Посмотри, царь, что у нас делается!
Посмотрел царь и ахнул.
А Елена Прекрасная и говорит:
— Вели, батюшка, запрягать карету золоченую, поеду в золотой дворец с царевичем Петром венчаться.
Вот поехали они по золотому мосту.
На мосту столбики точеные, колечки золоченые. А на каждом столбике голубь с голубушкой сидят, друг дружке кланяются да и говорят:
— Помнишь ли, голубушка, кто тебя спас?
— Помню, голубок, — спас Иван-царевич.
А около перил Иван-царевич стоит, золотые гвоздики приколачивает.
Закричала Елена Прекрасная громким голосом:
— Люди добрые! Задержите скорей коней быстрых. Не тот меня спас, кто рядом со мной сидит, а тот меня спас, кто у перильцев стоит!
Взяла Ивана-царевича за руку, посадила с собой рядом, в золотой дворец повезла, тут они и свадьбу сыграли. Вернулись к царю, всю правду ему рассказали.
Хотел было царь старших сыновей казнить, да Иван-царевич на радостях упросил их простить.
Выдали за Петра-царевича царевну серебряного царства, за Василия-царевича — медного.
Был тут пир на весь мир!
Вот и сказке конец.
Иван Яковлевич Билибин (1876–1942), замечательный русский график, в начале нашего столетия создал серию иллюстраций к народным сказкам. В своих рисунках художник повторил композицию наличника — резного деревянного украшения на окнах крестьянской избы. Каждый рисунок вставлен в раму — по краям сбоку, сверху и снизу вытянулась цепь сказочных рыб, лесных трав, цветов, грибов, а на самих рисунках — сказочные сцены. У белоствольных берез и темных елей стоит избушка на курьих ножках, а вот и баба-яга в ступе. Летит над колокольней трехглавый змей, хищно высматривает добычу в узких улочках за городскими каменными стенами. Раскинулось раздолье широкой степи, и по ней на конях едут три брата, ищущие счастья в неведомой и незнаемой дали.
Билибин соединил в иллюстрациях ощущение свободы сказочного вымысла и реальную достоверность старинного народного быта.
Художник бывал в Архангельском, Олонецком и Вологодском краях. Прялки, солонки, нарядная одежда — украшенные бисером головные уборы, пояса, виденные во время поездок и привезенные, перешли в орнаменты, составили яркие подробности сказочных сцен, выбранных для иллюстрации.
Мастерство снискало Билибину непреходящую славу. Его иллюстрации взяты для настоящего тома. Они имеют отношение ко всем сказкам, хотя и задумывались как воспроизведение отдельных сюжетов.