Рут Томпсон - Бравый Дед в Стране Оз
Дороти взяла карандаш и добавила забытое поэтом слово «принцесса», а потом сняла с пальца золотое колечко, положила его на середину стола и весело выбежала в дверь следом за Ассо и Тотошкой, которым не терпелось отправиться в путь.
— Куда же нам идти? — задумалась девочка. — По-моему, Изумрудный город в той стороне, — и она указала на восток.
— Будем надеяться, что вы не ошибаетесь, — вздохнул Ассо, — иначе мы никогда не найдём принцессу. Эх, жаль, что я этого прорицателя не выбросил в окошко при последней встрече!
— Не надо, не жалейте, — сказала Дороти. — Ведь ей все равно грозило выйти замуж за чудовище. А сейчас, хоть мы и не знаем, где она, но зато и чудовище этого не знает.
— Вы правы, — согласился Ассо, сразу повеселев, — нет худа без добра. Какая вы умница! Когда вернусь в Наугад, обязательно напишу о вас большую поэму.
— Спасибо, это будет очень любезно с вашей стороны, — улыбнулась Дороти. — Но давайте поспешим, путь у нас впереди неблизкий.
И они отправились на восток. Тропинка, идущая среди леса, поднималась в гору всё круче и круче и к тому же была очень каменистой. Идти было трудно, и путники то и дело останавливались передохнуть.
— Мы устали-перестали, очень круто-ритенуто, — пожаловался, тяжело дыша, Ассо после особенно тяжёлого подъёма.
— Что делать, потерпите, — отозвалась Дороти. Она тоже устала. Что касается Тотошки, то бедный пёсик совсем выбился из сил, и Дороти пришлось взять его на руки. — Зато когда поднимемся на гору, сможем осмотреться и понять, где мы находимся.
Лес к этому времени кончился и тропинка тоже. Дороти и Ассо теперь карабкались по горному склону по направлению к вершине, скрытой за пеленой облаков.
— Какая-то унылая эта гора, — сказала Дороти, прислоняясь к скале.
— Унылая и синяя вся, словно синька, — согласился Ассо, вытряхивая из башмака камешек. — А это ещё что такое?
— Ой, что это? — одновременно воскликнула Дороти.
Мимо них промчалась, вскидывая деревянные ноги, рама для сушки одежды, на которой во множестве болтались выстиранные нижние юбки и пижамы. А за ней появилась прачка — злая, растрёпанная прачка с неряшливым узлом волос на затылке, его держали не шпильки, а бельевые прищепки. В одной руке у неё была вешалка, а в другой — кусок хозяйственного мыла. Она запустила и тем и другим в Ассо, а сама свернула в сторону и быстро полезла вверх по склону, сердито визжа и ругаясь. Вешалка пролетела мимо, но мыло угодило бедному поэту в живот. Он вскрикнул от боли и сердито произнёс:
Какая невоспитанность, какое безобразие,
Какая неприятная, досадная…
— Выходка! — подхватила Дороти, которой от испуга было не до рифм, иначе она бы, конечно, без труда нашла нужное слово. — Ассо, вы умеете драться? Смотрите, по-моему, сейчас этого не миновать!
Ассо подхватил упавший кусок мыла в качестве оружия, повернулся туда, куда показывала Дороти, и ахнул. Тотошка от страха полез за пазуху к хозяйке, а у рассеянного поэта вылетели из головы сразу все рифмы, поэтому на сей раз он не смог выразить своих чувств в стихах.
Выскочив из облаков пара, окутывающих вершину горы, на наших друзей нёсся отряд прачек, вооружённых кусками мыла, бутылками с синькой, вешалками, стиральными досками и жестяными корытами. Прачки все были дюжие, толстые, с закатанными выше локтя рукавами и свирепыми лицами. Причём, чем быстрее они бежали, тем больше злились, а чем больше злились, тем быстрее бежали.
— Конечно, некрасиво поднимать руку на дам, но... — Ассо размахнулся и изо всей силы запустил мылом в командиршу нападающих. Мыло стукнуло её по носу. Она яростно взревела, отбросила в сторону своё корыто и бросилась на беззащитных путников, как тигрица.
— Отстирать им лица! Отгладить руки! Выкрутить шеи! — вопила она. — Что вы делаете на нашей горе, страхолюдины вы этакие?
Не дожидаясь ответа (его пришлось бы дожидаться долго, потому что Дороти онемела от страха, а поэт задумался о рифме к слову «страхолюдина»), страшная прачка схватила девочку одной рукой, а её спутника другой и затрясла их так, что они окончательно забыли все слова. Остальные прачки обступили пленников так тесно, что те, как потом Дороти рассказывала Озме, едва не задохнулись. Наконец ужасная прачка, устав трясти несчастных, швырнула их на плоский камень.
— Позорить нашу гору явились! — закричала она. — Вы посмотрите на свою одежду! Стыд и срам!
По правде сказать, одежда Дороти и Ассо действительно измялась, порвалась, запылилась — словом, выглядела не лучшим образом.
— Снять с него куртку! Стащить с неё платье! Сорвать с них носки! — заголосила другая прачка, хватая пленников за руки.
Ассо обнял Дороти, чтобы защитить её, а Тотошка показал зубки и так грозно заворчал, что ужасные женщины отступили.
— Что вы делаете на нашей Прачечной горе? — снова спросила командирша.
— Как вы сказали — Прачечной? — поразился Ассо. — Дороти, вы слышите? Это, оказывается, Прачечная гора! Тачечная нора!
— Что ты там бормочешь, говори толком! — грубо прикрикнула прачка.
— Не смей на нас кричать! — неожиданно для всех рявкнул Тотошка. На мгновение стало тихо.
— Мы ищем принцессу, — объяснил Ассо, воспользовавшись затишьем.
— Принцессу! Мамочка, это меня! — Из толпы прачек вырвалась одна — толстая и громадного роста, но молодая. — Скажи им, скажи! Мамочка, ой, он мне нравится!
— Это моя дочь, — важно объявила командирша. — Её зовут Принцесса. Раз ты, желтоволосый, ей нравишься, можешь у нас остаться.
— Только чтоб женился! Мамочка, скажи ему, чтоб на мне женился! — заверещала Принцесса.
— Жениться! — вскричал поэт, вскакивая на ноги. — Никогда! Категорически! Чехарда! Аллегорически! Дороти, вы слышите, чего от меня хотят?
Дороти не слышала, потому что заткнула уши. Услышав, что пришелец не желает на ней жениться, Принцесса подняла такой визг, что голова у кого угодно могла бы расколоться на куски.
— В корыто их! — скомандовала главная прачка. — Выстирать, выкрутить и развесить сушиться!
Схватив несчастных, которые из последних сил вырывались и кричали, ужасные прачки поволокли их на вершину своей горы. Тотошка бежал следом. Прохаживающиеся по склонам рамы для сушки белья испуганно разбегались при виде своих свирепых хозяек.
Глава пятнадцатая. Голова короля Фумбо
Вот уже целый час три вороны и невидимый Билл летели над Небывалым океаном. Для всех, кроме Билла, это был первый полет в жизни, и новые ощущения настолько увлекли и восхитили наших ворон, что они летели молча. К тому же Дедуля сразу предупредил их, что путь предстоит немалый и надо беречь силы, ведь неизвестно, долго ли будет действовать волшебство. Было бы ужасно, если бы они снова превратились в людей во время полёта над океаном.
Наконец на горизонте показались скалистые берега Страны Эв.
— Земля! — возгласил Билл. Вороны замахали крыльями с удвоенной силой.
— Уф, наконец-то! — прокряхтел Дедуля, опустившись на скалу. — Сейчас нам, стало быть, надо Эв пересечь, а дальше будет Погибельная пустыня. Вы как, не устали?
Майя и Тряпицио отрицательно покачали вороньими головами, а Билл промолчал — может быть, и он покачал головой, но этого никто не увидел. Передохнув несколько минут, все снова поднялись в воздух, быстро полетели и ещё через час завидели внизу бесплодные пески страшной пустыни, со всех сторон окружающей Страну Оз.
— Давайте-ка теперь поднимемся повыше, — велел командир Дедуля. Он так много слышал о смертоносности Погибельной пустыни, что хотел держаться от неё как можно дальше. Вороны с Биллом поднялись как можно выше, и не прошло и часа, как пустыня осталась позади — страх подгонял наших путешественников, придавая им новые силы. Увидев наконец внизу вместо страшного чёрного песка красивые леса и поля Страны Мигунов, Дедуля радостно воскликнул:
— Ура, мы в Стране Оз! Летим тем же курсом, и к полудню будем в Изумрудном городе! Вперёд, во имя Оборвандии!
— До чего же приятно лететь! — сказала Майя. — Я бы рада была остаться вороной как можно дольше. Но посмотрите, дорогой Дедуля, у вас ружьё торчит из перьев.
— Что? — в тревоге воскликнул старый солдат.
— Что-то я отяжелел! — внезапно сказал Тряпицио. Взглянув на воспитанника, Дедуля увидел, что от пояса книзу он снова стал человеком, а выше пояса пока остался вороной.
— Идём на снижение! Быстро! — скомандовал он. Он уже чувствовал, как его перья постепенно превращаются в одежду, а крыльям все труднее удерживать в воздухе отяжелевшее тело. Теперь все они были птицами только наполовину и уже не летели, а почти падали, кое-как из последних сил замедляя падение взмахами крыльев. Хорошо ещё, что они вовремя начали спуск, иначе бы наверняка разбились. Они окончательно превратились в людей в самое мгновение приземления и довольно сильно ударились о землю.
