Редьярд Киплинг - Маугли
— А теперь, — весело сказал Маугли, снова прыгнув в окно, — все собрались вокруг Балдео, и он рассказывает то, чего не было. А когда он кончит, они непременно придут сюда с Красным... с огнём и сожгут вас обоих. Как же быть?
— Мы поговорили с мужем, — сказала Мессуа. — Канхивара в тридцати милях отсюда. Если мы доберёмся туда сегодня, мы останемся живы. Если нет — умрём.
— Вы останетесь живы. Ни один человек не выйдет сегодня из ворот. Но что это он делает?
Муж Мессуи, стоя на четвереньках, копал землю в углу хижины.
— Там у него деньги, — сказала Мессуа. — Больше мы ничего не можем взять с собой.
— Ах, да! Это то, что переходит из рук в руки и не становится теплей. Разве оно бывает нужно и в других местах?
Муж сердито оглянулся.
— Какой он оборотень? Он просто дурак! — проворчал он. — На эти деньги я могу купить лошадь. Мы так избиты, что не уйдём далеко, а деревня погонится за нами.
— Говорю вам, что не погонится, я этого не позволю, но лошадь — это хорошо, потому что Мессуя устала.
Её муж встал, завязывая в пояс последнюю рупию. Маугли помог Мессуе выбраться в окно, и прохладный ночной воздух оживил её. Но джунгли при свете звёзд показались ей очень тёмными и страшными.
— Вы знаете дорогу в Канхивару? — прошептал Маугли.
Они кивнули.
— Хорошо. Помните же, что бояться нечего и торопиться тоже не надо. Только... только в джунглях позади вас и впереди вас вы, быть может, услышите пение.
— Неужели ты думаешь, что мы посмели бы уйти ночью в джунгли, если бы не боялись, что нас сожгут? Лучше быть растерзанным зверями, чем убитым людьми, — сказал муж Мессуи.
Но сама Мессуа посмотрела на Маугли и улыбнулась.
— Говорю вам, — продолжал Маугли, словно он был медведь Балу и в сотый раз твердил невнимательному волчонку древний Закон Джунглей, — говорю вам, что ни один зуб в джунглях не обнажится против вас, ни одна лапа в джунглях не поднимется на вас. Ни человек, ни зверь не остановит вас, пока вы не завидите Канхивару. Вас будут охранять. — Он быстро повернулся к Мессуе, говоря: — Муж твой не верит мне, но ты поверишь?
— Да, конечно, сын мой. Человек ли ты или волк из джунглей, но я тебе верю.
— Он испугается, когда услышит пение моего народа. А ты узнаешь и всё поймёшь. Ступайте же и не торопитесь, потому что спешить нет нужды: ворота заперты.
Мессуа бросилась, рыдая, к ногам Маугли, но он быстро поднял её, весь дрожа. Тогда она повисла у него на шее, называя его всеми ласковыми именами, какие только ей вспомнились.
Они пошли, направляясь к джунглям, и Мать Волчица выскочила из своей засады.
— Проводи их! — сказал Маугли. — И смотри, чтобы все джунгли знали, что их нельзя трогать. Подай голос, а я позову Багиру.
Глухой, протяжный вой раздался и замер, и Маугли увидел, как муж Мессуи вздрогнул и повернулся, готовый бежать обратно к хижине.
— Иди, иди! — ободряюще крикнул Маугли. — Я же сказал, что вы услышите песню. Она вас проводит до самой Канхивары. Это Милость Джунглей.
Мессуа подтолкнула своего мужа вперёд, и тьма спустилась над ними и Волчицей, как вдруг Багира выскочила чуть ли не из-под ног Маугли.
— Мне стыдно за твоих братьев! — сказала мурлыча.
— Как? Разве они плохо пели для Балдео? — спросил Маугли.
— Слишком хорошо! Слишком! Они даже меня заставили забыть всякую гордость, и, клянусь сломанным замком, который освободил меня, я бегала по джунглям и пела, словно весной. Разве ты нас не слышал?
— У меня было другое дело. Спроси лучше Балдео, понравилась ли ему песня. Но где же вся четвёрка? Я хочу, чтобы ни один из человечьей стаи не вышел сегодня за ворота.
— Зачем же тебе четвёрка? — сказала Багира. Глядя на него горящими глазами, она переминалась с ноги на ногу и мурлыкала всё громче. — Я могу задержать их, Маленький Брат. Это пение и люди, которые лезли на деревья, раззадорили меня. Я гналась за ними целый день — при свете солнца, в полуденную пору. Я стерегла их, как волки стерегут оленей. Я Багира, Багира, Багира! Я плясала с ними, как пляшу со своей тенью. Смотри!
И большая пантера подпрыгнула, как котёнок, погналась за падающим листом, она била по воздуху лапами то вправо, то влево, и воздух свистел под её ударами, потом бесшумно стала на все четыре лапы, опять подпрыгнула вверх, и опять, и опять, и её мурлыканье и ворчанье становилось всё громче и громче, как пение пара в закипающем котле.
— Я Багира — среди джунглей, среди ночи! — и моя сила вся со мной! Кто выдержит мой натиск? Детёныш, одним ударом лапы я могла бы размозжить тебе голову, и она стала бы плоской, как дохлая лягушка летней порой!
— Что ж, ударь! — сказал Маугли на языке деревни, а не на языке джунглей.
И человечьи слова разом остановили Багиру. Она отпрянула назад и, вся дрожа, присела на задние лапы, так что её голова очутилась на одном уровне с головой Маугли. И опять Маугли стал смотреть, как смотрел на непокорных волчат, прямо в зелёные, как изумруд, глаза, пока в глубине зелёных зрачков не погас красный огонь, как гаснет огонь на маяке, пока пантера не отвела взгляда. Её голова опускалась всё ниже и ниже, и наконец красная тёрка языка царапнула ногу Маугли.
— Багира, Багира, Багира! — шептал мальчик, настойчиво и легко поглаживая шею и дрожащую спину. — Успокойся, успокойся! Это ночь виновата, а вовсе не ты!
— Это всё ночные запахи, — сказала Багира, приходя в себя. — Воздух словно зовёт меня. Но откуда ты это знаешь?
Воздух вокруг индийской деревни полон всяких запахов, а для зверя, который привык чуять и думать носом, запахи значат то же, что музыка или вино для человека.
Маугли ещё несколько минут успокаивал пантеру, и наконец она улеглась, как кошка перед огнём, сложив лапы под грудью и полузакрыв глаза.
— Ты наш и не наш, из джунглей и не из джунглей, — сказала она наконец. — А я только чёрная пантера. Но я люблю тебя, Маленький Брат.
— Они что-то долго разговаривают под деревом, — сказал Маугли, не обращая внимания на её последние слова. — Балдео, должно быть, рассказал им не одну историю. Они скоро придут затем, чтобы вытащить эту женщину с мужем из ловушки и бросить их в Красный Цветок. И увидят, что ловушка опустела. Хо-хо!
— Нет, послушай, — сказала Багира. — Пускай они найдут там меня! Не многие посмеют выйти из дому, после того как увидят меня. Не первый раз мне сидеть в клетке, и вряд ли им удастся связать меня верёвками.
— Ну, так будь умницей! — сказал Маугли смеясь.
А пантера уже прокралась в хижину.
— Брр! — принюхалась Багира. — Здесь пахнет человеком, но кровать как раз такая, на какой я лежала в княжеском зверинце в Удайпуре. А теперь я лягу!
Маугли услышал, как заскрипела верёвочная сетка под тяжестью крупного зверя.
— Клянусь сломанным замком, который освободил меня, они подумают, что поймали важную птицу! Поди сядь рядом со мной, Маленький Брат, и мы вместе пожелаем им доброй охоты!
— Нет, у меня другое на уме. Человечья стая не должна знать, что я тоже участвую в этой игре. Охоться одна. Я не хочу их видеть.
— Пусть будет так, — сказала Багира. — Вот они идут!
Беседа под смоковницей на том конце деревни становилась всё более шумной. В заключение поднялся крик, и толпа повалила по улице, размахивая дубинками, бамбуковыми палками, серпами и ножами. Впереди всех бежал Балдео, но и остальные не отставали от него, крича:
— Колдуна и колдунью сюда! Подожгите крышу над их головой! Мы им покажем, как нянчиться с оборотнями! Нет, сначала побьём их! Факелов! Побольше факелов!
Тут вышла небольшая заминка с дверной щеколдой. Дверь была заперта очень крепко, но толпа вырвала щеколду вон, и свет факелов залил комнату, где, растянувшись во весь рост на кровати, скрестив лапы и слегка свесив их с одного края, чёрная и страшная, лежала Багира. Минута прошла в молчании, полном ужаса, когда передние ряды всеми силами продирались обратно на улицу. И в эту минуту Багира зевнула старательно и всем напоказ, как зевнула бы, желая оскорбить равного себе. Усатые губы приподнялись и раздвинулись, красный язык завернулся, нижняя челюсть обвисала всё ниже и ниже, так что видно было жаркую глотку; огромные клыки выделялись в чёрном провале рта, пока не лязгнули как стальные затворы. В следующую минуту улица опустела. Багира выскочила в окно и стала рядом с Маугли. А люди, обезумев от страха, рвались в хижины, спотыкаясь и толкая друг друга.
— Они не двинутся с места до рассвета, — спокойно сказала Багира. — А теперь что?
Казалось, безмолвие полуденного сна нависло над деревней, но, если прислушаться, было слышно, как двигают по земляному полу тяжёлые ящики с зерном, заставляя ими двери. Багира права: до самого утра в деревне никто не шевельнётся.
Маугли сидел неподвижно и думал, и его лицо становилось всё мрачнее.
— Что я такое сделала? — сказала наконец Багира, ласкаясь к нему.
— Ничего, кроме хорошего. Постереги их теперь до рассвета, а я усну.
