Якоб Гримм - Сказки
– Ах, жена, вот и хорошо, что стала ты королевой. Теперь, пожалуй, тебе ничего больше и желать не надо.
– Нет, муженёк, – говорит жена, и точно какая тревога её одолела, – скучно мне быть королевой, не могу я дольше быть королевой. Ступай-ка ты к камбале-рыбе; я теперь королева, а хочу стать отныне императрицей.
– Ах, жена, – молвил рыбак, – ну, зачем тебе быть императрицей?
– Муж, – сказала она, – ступай-ка к этой камбале-рыбе, хочу я стать императрицей.
– Ох, жена, – отвечает ей муж на это, – императрицею сделать тебя она не сможет, я не посмею просить об этом камбалу-рыбу; императрица одна во всём государстве, императрицей не сможет сделать тебя камбала-рыба, никак не сможет.
– Что? – сказала жена. – Ведь я королева, а ты мой муж; пойдёшь к рыбе подобру-поздорову? Ступай! Раз могла сделать она меня королевой, может сделать и императрицей. Хочу стать я императрицей, ступай поживее.
И пришлось идти ему снова. Подошёл он к морю, но стало ему страшно; идя, подумал он про себя: «Дело, видно, идёт не к добру; совести нет у неё, хочет императрицею сделаться; надоест под конец это камбале-рыбе».
Пришёл он к морю, а море стало ещё чернее, вздулось и всё до самых глубин взволновалось, и ходили волны по нём, и разгуливал буйный ветер и дул им навстречу; и рыбаку сделалось страшно. Он вышел на берег и говорит:
Человечек Тимпе-Те,
Рыба-камбала в воде,
Ильзебилль, моя жена.
Против воли шлёт меня.
– Ну, чего она ещё захотела? – спросила камбала-рыба.
– Ах, камбала-рыба, – сказал он, – хочет жена моя стать императрицей.
– Ступай, – сказала камбала-рыба, – будет ей всё.
Воротился рыбак домой, видит – одет весь замок полированным мрамором, стоят изваяния из алебастра, и всюду золотые украшения. Маршируют перед входом солдаты, дуют в трубы, бьют в литавры и барабаны; а по дому расхаживают бароны, графы да герцоги разные и прислуживают жене, точно слуги; открывают они перед ним двери, а все двери сплошь золотые.
Входит он, видит – сидит жена его на троне, а он из цельного золота кован, а высотой будет этак с две мили; а на голове у неё большая золотая корона вышиною в три локтя, усыпана вся алмазами и рубинами. В одной руке у жены скипетр, а в другой держава; и стоят по обе стороны телохранители в два ряда, один красивей другого, все, как на подбор, великаны, и самый из них большой ростом в две мили, и выстроились все в шеренгу от большого до самого малого карлика, что будет не больше, чем мой мизинец. И стоят перед ней князья да герцоги. Подошёл рыбак ближе, остановился и говорит:
– Жена, значит ты теперь императрица?
– Да, – говорит она, – теперь я императрица.
Постоял он, поглядел на неё хорошенько, разглядел, посмотрел ещё раз и говорит:
– Ох, жена, как красиво, когда ты императрицею стала!
– Ну, чего ж ты стоишь? Теперь я императрица, а хочу стать папою римским, ступай к камбале-рыбе.
– Ах, жена, – молвил рыбак, – чего ещё захотела! Папой стать ты не можешь, папа один во всём христианском мире, – этого рыба сделать никак уж не может.
– Муж, – говорит она, – хочу я стать папой, ступай поскорее к рыбе, должна я сегодня же сделаться папой.
– Нет, жена, – говорит ей рыбак, – я и сказать ей о том не посмею. Нет, так негоже и дерзко, – папою камбала-рыба сделать тебя не сможет.
– Муж, как ты смеешь мне перечить! – сказала жена. – Раз могла она сделать меня императрицей, сможет сделать и папой. Ну, поскорей отправляйся, я – императрица, а ты – мой муж, пойдёшь подобру-поздорову?
Испугался рыбак и пошёл, но было ему слишком тяжко, он дрожал, и колени у него подгибались.
И поднялся вдруг кругом такой ветер, мчались тучи, и стало на западном крае темным-темно, срывались листья с деревьев, волновалось море и бушевало и билось о берег, и были на нём вдали видны корабли, которые застигла буря; их носило, качая по волнам. Но небо было в середине ещё слегка синеватое, а на юге багряное, как перед грозою.
Подошёл рыбак к морю, остановился в страхе и говорит:
Человечек Тимпе-Те,
Рыба-камбала в воде,
Ильзебилль, моя жена,
Против воли шлёт меня.
– Ну, чего она ещё захотела? – говорит камбала-рыба.
– Ох, – отвечает рыбак, – хочет стать она папою римским.
– Ступай, будет по её воле, – молвила камбала-рыба.
Воротился рыбак, приходит домой, видит – стоит большой собор, а вокруг него всё дворцы понастроены. Пробился он сквозь толпу. И было внутри всё освещено тысячами тысяч свечей, а жена облачена в ризы из чистого золота; видит – сидит она на троне на высочайшем, и на голове у неё три большие золотые короны. А вокруг стоит разное духовенство; и по обе стороны её поставлены свечи в два ряда, и самая большая из них – такая огромная и толстая, как самая что ни на есть высокая башня, а самая маленькая – та совсем крошечная. И все короли и цари стоят перед ней на коленях, целуют ей туфлю.
Посмотрел на неё рыбак внимательно и говорит:
– Жена, ты теперь, стало быть, папа?
– Да, – отвечает она, – я теперь папа.
Вот стоит он и глядит на неё пристально; и показалось ему, будто он смотрит на ясное солнышко. Оглядел он её хорошенько и говорит:
– Ах, жена, как прекрасно, что ты сделалась папой!
Сидит она перед ним истуканом и не двинется, не шелохнётся. И говорит он:
– Ну, жена, ты теперь-то, пожалуй, довольна. Вот ты и папа, и никак уж теперь не можешь стать выше.
– А я вот подумаю, – говорит жена.
Легли они спать, но она была недовольна, жадность не давала уснуть ей, и она всё думала, кем бы стать ей ещё.
А муж спал крепким сном: он набегался за день; а жена, та совсем не могла уснуть, всю ночь ворочалась с боку на бок и всё думала, чего бы ей ещё пожелать, кем бы стать ей ещё, но придумать ничего не могла. Вот уж и солнцу скоро всходить; увидала она утреннюю зарю, придвинулась к краю постели и стала глядеть из окна на восход солнца. «Что ж, – подумала она, – разве я не могла бы повелевать и луной и солнцем, чтоб всходили они, когда я захочу?»
– Муж, – толкнула она его локтем в бок, – чего спишь, скорей просыпайся да ступай к камбале-рыбе, скажи ей, что хочу я стать богом.
Муж на ту пору ещё не совсем проснулся, но, услыхав такие речи, он так испугался, что свалился с постели прямо на пол. Он подумал, что ослышался, может, стал протирать глаза и сказал:
– Ох, жена, жена, ты это что говоришь такое?
– Да вот, – отвечала она, – не могу я повелевать луною и солнцем, а должна только смотреть, как они всходят; и не буду я покойна до той поры, пока не смогу повелевать и луною и солнцем. – И так на него грозно она посмотрела, что стало ему страшно. – Мигом ступай к морю, хочу я стать богом!
– Ох, жена, жена, – молвил ей муж и упал перед ней на колени, – этого камбала-рыба уж никак сделать не может. Царём и папой она ещё могла тебя сделать; прошу, образумься и останься ты папой!
Тут пришла она в ярость, и взъерошились волосы у неё на голове, она толкнула его ногой да как крикнет:
– Не смей мне перечить, я терпеть этого больше не стану! Что, пойдёшь подобру-поздорову?
Тут поднялся он и мигом кинулся к морю и бежал прямо как угорелый.
Бушевала на море буря, и кругом всё так шумело и ревело, что он еле мог на ногах удержаться. Падали дома, дрожали деревья, и рушились в море камни со скал, и было всё небо как сажа чёрное. Гром грохотал, сверкали молнии, ходили по морю высокие чёрные волны, такой вышины, как колокольни; и горы и всё было покрыто белым венцом из пены.
Крикнул рыбак во всё горло, но не мог он и собственных слов расслышать:
Человечек Тимпе-Те,
Рыба-камбала в воде,
Ильзебилль, моя жена,
Против воли шлёт меня.
– Ну, чего ещё она захотела? – спросила камбала-рыба.
– Ох, – сказал ей рыбак, – хочет стать она богом!
– Так ступай домой, сидит она снова на пороге своей избушки. Так и сидят они там и доныне.
20. Храбрый портняжка
Однажды, летним утром, сидел портняжка у окна на своём столе для шитья; ему было весело, и он шил изо всех сил. А проходила по улице крестьянка, выкрикивая: «Хорошее варенье продаю! Хорошее варенье продаю!» Портняжке это слышать было приятно, он вытянул свою хилую шею в окошко и крикнул:
– Эй, голубушка, заходи-ка наверх, тут свой товар и продашь!
Женщина поднялась со своей тяжёлой корзиной к портному на третий этаж и стала развязывать перед ним все свои банки. Он все их оглядел, осмотрел, каждую поднял, пригляделся, понюхал и, наконец, сказал:
– Варенье, кажется, хорошее. Что ж, отвесь мне, голубушка, четыре лота, а то, пожалуй, и все четверть фунта возьму.
Женщина, понадеявшись сбыть немало своего товара, продала портному столько, сколько он просил, и ушла, ворча от досады.
– Ну, да благословит господь бог это варенье, – воскликнул портной, – и пошлёт мне бодрости и силы! – С этими словами он достал из шкафчика хлеб, откроил себе краюху и намазал её вареньем.
