Филип Пулман - Граф Карлштайн
Уж больно эта юная особа строга! Придется продолжать рассказ, не то она совсем рассердится.
Вот и тогда мне тоже следовало продолжать, а я этого не сделал. Это я о том, что было у меня на уме, когда я уже порядком прошел по дороге, ведущей к замку.
А на уме у меня было одно: повернуть назад, в деревню, и все рассказать доктору Кадаверецци. Я прямо-таки видел, как он приподнимает бровь, словно говоря: «Что? Ах, какие пустяки! Ничего не может быть проще!» Потом, почесав подбородок и нахмурившись, замечает: «Впрочем, возможны и кое-какие осложнения, но благодаря им дело становится только интереснее». Потом он меня отпускает, а сам отправляется думать. Ну а я тем временем отправляюсь слушать сплетни в пивной, чистить кунсткамеру или чинить нашего летающего дьявола. (Этот дьяволенок сделан чертовски искусно, я таких больше никогда не встречал. У него сзади такая пружинка на защелке, благодаря которой он выскакивает из шкафа, точно чертик из табакерки. Вот только он очень своенравный, этот маленький… Помнится, как-то в Базеле мы давали представление…)
Ах да, хорошо, хорошо. На чем я остановился?
Я хотел отыскать доктора, верно?
Итак, я вернулся в деревню. И что же я там обнаружил? Крики, шум, настоящее безумие! Все орут «пожар!» и бегут от «Веселого охотника» куда подальше. Ну, у них там, конечно, не настоящие улицы, не такие, как, скажем, в Базеле или Женеве. В Женеве, если уж говоришь «улица», так это действительно УЛИЦА! А здесь любой проулок или тропинку улицей называют. В общем, я бросился к одному парню, бежавшему по этой улице с бутылкой в руке, но вроде бы вполне приличному на вид, и спросил, что случилось. Знаете, я не слишком волновался насчет доктора Кадаверецци — он даже во время всемирного потопа спастись сумеет, если захочет, — но все же…
— Ох, жаль ты не видел! — говорит этот тип. — Там сам черт из шкафа выскочил! Прямо на пол!
— Ну-ну, — говорю я, — а дальше что было? — А сам-то все к его бутылке приглядываюсь.
— Повалил дым, запахло серой, вокруг все зазвенело, а у дьявола-то рога и вот такие усищи! И вдруг, глядь, посреди комнаты девочка стоит! Настоящая принцесса! Нет, жаль все-таки, что ты этого не видел!
«Принцесса? — удивился я. — Никаких принцесс у нас в шкафу не было, когда я туда в последний раз заглядывал».
И тут рядом с нами останавливается какой-то невысокий толстячок в шляпе с пером, важно так кивает моему собеседнику и подтверждает:
— Да! Я тоже его видел, этого дьявола! Был он там, точно! И этого доктора Кадаверецци манил к себе пальцем, а на пальце-то коготь длинный да острый. А потом пол вдруг как провалится — я сам видел! — и оттуда дым, пламя, а дьявол расхохотался да и унес и этого доктора Кадаверецци, и его египетскую принцессу прямо в ад!
— А как же пожар? — спросил я.
— Так все кругом так и пылало! — воскликнул толстячок.
— А вот и нет, ничего там не пылало, — возразил ему тощий мрачный крестьянин в зеленой куртке, тоже остановившийся возле нас. — Только дым валил.
— Ага, адский дым! — поддержал его тот, что с бутылкой.
Ну, и так далее. Они ведь как дети, крестьяне эти, ей-богу. Я уже понимал, что далеко мы так не уйдем, потому что каждый старался возразить предыдущему и начинал пересказывать мне новую порцию только что возникших слухов.
Но для меня самое главное было узнать, где доктор.
А вот доктора-то как раз никто и не видел с того момента, как раздался крик: «Пожар!» Он исчез, как и та принцесса — кто бы она ни была, — которая так или иначе встречалась во всех выслушанных мною историях.
В общем, мы с моими новыми приятелями вернулись в таверну, они поудобней усадили меня у огня, поставили передо мной кувшин пива и тарелку с полудюжиной сосисок (на сей раз я сперва удостоверился, что сосиски останутся на тарелке, пока я их не съем, разумеется), и рядом со мной уселся очередной рассказчик (вполне разумного вида, кстати сказать) и сообщил, что видел, как она, то есть принцесса, пыталась вырваться из лап какого-то препротивного скользкого типа, вцепившегося и нее мертвой хваткой. Вид этого типа моему собеседнику очень не понравился, так что он взял да и вылил ему за шиворот целый кувшин пива, и тот выпустил девчонку.
— Это ты здорово придумал! — воскликнул я. — Вот уж благородный поступок — взять и своим пивом пожертвовать.
— Своим пивом? — переспросил он. — Да ты что! Свое пиво я ни за что бы не вылил. Нет, тот кувшин я с соседского стола схватил!
Я же говорю, этот парень мне сразу весьма разумным показался.
Однако его слова заставили меня как следует призадуматься. Какая-то принцесса, появившаяся ниоткуда, и исчезнувшая из замка девочка (точнее, две девочки, но пока что хватит и одной). Дядя, который во что бы то ни стало желает вернуть девочку себе, чтобы совершить задуманное им мрачное деяние, и какой-то скользкий тип, что было сил вцепившийся в руку принцессы… Интересно!
А что, если этот скользкий тип и есть тот самый дядя? У меня, правда, никогда дяди не было, и по собственному опыту я судить не могу, но я знавал немало людей, у которых дяди имелись, и считаю, что дяди делятся на два типа: толстые и веселые или старые, тощие и вредные. Скользкие дяди мне, если честно, никогда не встречались, но что-то в этом все-таки не то. Предположим, эта принцесса как раз и есть одна из пропавших девочек…
Э, нет, я далеко не дурак! И с головой у меня все в порядке.
Значит, если принцесса недавно была здесь, то и сейчас она находится не слишком далеко отсюда.
Значит, надо искать принцессу, и тогда я, возможно, найду одну из пропавших девочек.
Или надо искать доктора, и тогда, возможно, найдется и принцесса.
Или надо искать пропавшую девочку, и тогда я, возможно, найду доктора.
Все очень просто!
Прикончив сосиски с пивом, я отправился на поиски. И, клянусь, буквально через пять минут наткнулся на двух мерзавцев, которым явно пришла в голову та же мысль, что и мне.
Прямо напротив деревенского луга высится большой особняк здешнего мэра. Знаете, такой красивый старый дом, сплошь резное дерево, широкие карнизы, а самое главное — из одного окна этого дома свет падает в сад, освещая заодно и дверь дома напротив, и узкий проулок между домами. И вот с того места на мосту, где я стоял, дрожа от холода и размышляя о том, не стоит ли осмотреть и противоположный берег реки, я заметил в этом узеньком проулке какое-то движение.
Как будто кто-то только что осторожно туда скользнул — знаете, когда самого человека не видно, только ветки за ним чуть шевельнутся. «Вот он где! — подумал я. — Вот где доктор Кадаверецци прячется!» В общем, я пошел гуда, очень стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания. Все-таки я ведь теперь состоял на учете в полиции, а если ты попал к ним на крючок, они сочтут тебя преступником, даже если ты всего лишь случайно оказался без штанов. Лучше к ним больше никогда не попадать, иначе без разговоров влепят самый строгий приговор. Так что я крался совершенно бесшумно и в этом отношении оказался глубоко прав!
Когда я добрался до сада мэра и собирался уже свернуть в проулок, вдруг послышался чей-то шепот. Ночь была тихая, и ошибиться было невозможно: это шептал совсем не доктор Кадаверецци!
Я тихонько присел за куст и прислушался. И вот что я услышал (беседовали двое):
— Никогда в жизни такого дурака не встречал! — раздосадованно сказал первый. — От тебя требовалось только не выпускать ее. Ты ее держал, но все-таки выпустил!
Второй ответил:
— Простите, граф Карлштайн! Ради бога, простите меня, ваша милость, но… (он чихнул) но кто-то вылил мне на спину целый кувшин пива, и я (он снова чихнул)… я ведь сегодня уже однажды чуть не утонул, ваша милость, вот и боялся снова утонуть, а потому и девчонку выпустил, спасая, можно сказать, собственную жизнь — совершенно инстинктивно, ваша милость, совершенно инстинктивно! Никак не мог сдержаться…
Ага! Значит, это и есть тот самый «препротивный скользкий тип», о котором мне говорил мой разумный собеседник в «Веселом охотнике»! А второй? Скользкий тип назвал его «граф Карлштайн»! Я держал ушки на макушке, стараясь не пропустить ни слова.
— Нам нужно непременно ее вернуть, Снивельвурст, — сказал тот, кого называли графом Карлштайном. — И уж если ты, черт побери, снова ее схватишь, так не выпускай из рук, даже если тебе за шиворот горная лавина рухнет! Ясно тебе?
— О да, да, ваша милость, мне, конечно же… аапчхи!.. все совершенно ясно! Но прошу прощения, ваша милость… аапчхи!.. одна-то из них ведь уже снова у нас, верно? Так зачем нам, простите мое любопытство, возвращать и вторую, осмелюсь спросить?
— Затем, что если я хоть немного знаю Замиэля, то одной ему будет мало. Он хочет получить полноценный обед, а не жалкую закуску. Одного взрослого человека ему, возможно, и хватило бы, но одной маленькой девчонки явно будет недостаточно. Я, впрочем, всегда могу оставить там тебя, Снивельвурст!
